Я вернулся к окну и задумался, вспоминая всю мою жизнь, беззаботные дни в Арднамурхане и юного Яна, наши игры среди прибрежных скал неподалеку от фермы. Он всегда одерживал верх и блистал в лучах славы, выступая в роли благородного Защитника Лэрга, мне же, неизменно уступавшему, доставалась роль агрессора – викинга, пирата, любого злодея, чей образ на этот раз оживал в кипучей фантазии брата. По вечерам, сидя рядом с камином, где пылал торф, мы, затаив дыхание, слушали рассказы деда, его гортанную речь. Тут были и сказки о камне любви, и истории о том, как они лазали на отвесные скалы за гусиным пухом, и рассказы о путешествиях в лодках на остров Флэдди за бакланами, и старинные легенды о штормах, бурях и затонувших кораблях.

Господи, как давно это было, но Яна я помню как сейчас: высокий, красивый, со смуглым лицом и развевающимися на ветру черными волосами. Диковатый, иногда подверженный приступам непонятной меланхолии, но невероятно вспыльчивый, готовый загореться от любого неосторожного слова. Конечно, он хотел превратить свою жизнь в череду приключений. Я растворил окно и высунулся наружу, чтобы поймать последние осенние лучи солнца, раздумывая, а что же сделал я со своей жизнью, застряв в конце концов на этой грязной улочке в убогой конуре, занимаясь нудной, неинтересной работой ради пропитания. Я должен был писать Лэрг, дабы восстановить утраченный мир любимого деда, – только это послужило бы оправданием прожитой жизни. Одиннадцать лет в море, годы учебы, а теперь я влачу жалкое существование, имея за душой пару фунтов.

Внизу, у подъезда, остановилось такси, из него вышел мужчина. Я смог разглядеть только его широкополую шляпу и блестящий плащ, пока он расплачивался с шофером. Мне пришло в голову, что хорошо бы в таком ракурсе написать вид лондонской улицы, но я тут же осадил себя – такую картину никто не купит. Тем временем мужчина исчез из поля зрения, и спустя несколько минут я услышал его тяжелые шаги на скрипучей деревянной лестнице. Я открыл дверь и впустил его: при ближайшем рассмотрении он оказался приземистым толстяком с маленькими поросячьими глазками на круглом лице. Одет он был как типичный бизнесмен, но сразу видно – не англичанин. Проницательные глазки тотчас же оглядели тесную студию, обшарив взглядом стены, словно надеясь что-то выведать.

– Догадываюсь, что вы художник, мистер Росс, не так ли?

– Да, резвлюсь на досуге.

Но он и не подумал улыбнуться в ответ. Его глаза смотрели холодно и отстраненно.

– У вас есть портрет вашего брата?

– Вы за тем и явились? – поинтересовался я.

Он снял шляпу, уселся на кровать, все еще пыхтя после подъема по крутой лестнице, ведущей в мансарду.

– Это долгая история.

Потемневшими от табака пальцами он пошарил в карманах плаща в поисках сигарет:

– Курите?

Я кивнул.

– Дело касается «Дуарт-Касл». Как я сказал по телефону, меня зовут Лейн, Эд Лейн из Ванкувера. Я здесь по делам – нефть, газ; наша компания устанавливает газопроводы. Говорю об этом, чтобы дать вам понять, что я имею некоторый вес в деловом мире, но сюда пришел по личному вопросу. Я расследую одну историю, имеющую отношение к семье моей жены. Завещание, знаете ли, целая куча денег… – Он перевел дух и начал рыться в кармане светлого плаща. – У меня есть фотографии. – Однако вместо того, чтобы дать мне фотографии, он затянулся и задумчиво уставился в пол. – Художник… – задумчиво протянул он, потом судорожно вздохнул, как будто на что-то решился. – Вы пишете портреты?

– Нет.

Он насупился:

– Хотите сказать, что не рисуете людей? Их лица?

– Я не пишу портреты, вот и все.

Тогда Лейн посмотрел на стол, покрутил головой, и тут взгляд его наткнулся на макет суперобложки. Кроме названия, я уже успел изобразить ряд человеческих лиц, искаженных страхом.

– Так вот же! Это то, что надо!

Его крохотные глазки подозрительно уставились на меня, словно я намеренно ввел его в заблуждение.

– Вы ведь помните брата? Не забыли, как он выглядел?

– Конечно нет. Но я не понимаю…

– Вы могли бы нарисовать его портрет?

– Разумеется.

Думаю, Лейн почувствовал, что его назойливость начинает меня раздражать, и попытался дружески улыбнуться.

– Естественно, я хочу, чтобы вы поняли суть проблемы.

– Вы говорили о каких-то фотографиях.

Лейн кивнул:

– Позже, позже. Пока вот вырезки.

Он вытащил несколько листков, скрепленных скрепками, и протянул один мне:

– Полагаю, вы их видели в свое время.

Первая вырезка, датированная 24 февраля 1944 года, оказалась из «Дейли телеграф» и была посвящена гибели крейсера «Дуарт-Касл». В ней сообщалось о прибытии в Донегал, Северная Ирландия, двух шлюпок со спасшимися членами экипажа и приводился их список, состоявший из тридцати пяти фамилий. К этой заметке была прикреплена другая, от 2 марта, с официальной сводкой о том, что «Дуарт-Касл» был торпедирован, и с именами тех, кто пропал без вести, вероятно, погиб. Ян Аласдир Росс. Я вновь ощутил то острое чувство потери, которое испытал в момент гибели брата, когда понял, что остался один на свете.

– Я прочел об этом в «Скотсмен».

– Немудрено. Все газеты писали о «Дуарт-Касл». – Лейн порылся в пачке вырезок. – Это все, что вы прочли о «Дуарт-Касл»?

– Насколько припоминаю, сводки не отличались особым разнообразием – много кораблей тонуло, да и других новостей хватало.

– Тогда вы не видели этой статьи из «Сторновей пейпэр» от 14 марта?

– Сторновей расположен на Гебридах, мне вряд ли мог попасть в руки номер тамошней газеты.

– Неудивительно: Сторновей далеко к северу, а история, о которой здесь говорится, не получила широкой огласки. Ни одна из крупных газет ее не перепечатала. Прочтите, и я расскажу вам, почему меня так интересует ваш брат.

Статья была озаглавлена «Тяжелое испытание – ужасная история спасшегося на плоту»:

«Во вторник вечером Колин Мактэвиш, семидесятидвухлетний ловец омаров из поселка Тобсон на острове Большой Бернер, вышел в море на лодке, чтобы проверить ловушки, и неподалеку от поселка Карли наткнулся на спасательный плот, затерявшийся среди скал Геодха-Кул. На плоту он обнаружил тела двоих мужчин, на первый взгляд безжизненные. Плот принадлежал крейсеру „Дуарт-Касл“, затонувшему 18 февраля в пятистах милях от Гебрид в Северной Атлантике. Таким образом, они дрейфовали на плоту двадцать два дня. Колин Мактэвиш забрал оба тела к себе в лодку и отвез их в Тобсон. Там обнаружили, что, несмотря на все перенесенные лишения, один из найденных жив. Его имя – Джордж Генри Брэддок, младший лейтенант королевской артиллерии, двадцати лет. Он не смог поведать ужасную историю своих злоключений, так как Господь милосердно лишил его памяти. Брэддок был перевезен в госпиталь в Сторновей, где его начали лечить от истощения и полной амнезии.

Мы все, однако, понимаем, как мучительно было плавание в открытом океане, на плоту, где от порывов ледяного ветра и штормовых волн они могли укрыться лишь остатками паруса, и что перенес Брэддок, вынужденный наблюдать агонию собрата по несчастью. Погибший – Андре Леру, канадец французского происхождения из Монреаля. Его похоронили на старинном кладбище на берегу залива в местечке Боста. Находка Колина Мактэвиша пополнила список спасшихся с „Дуарт-Касл“, теперь их уже тридцать шесть, и, несомненно, эта история послужит последним аккордом в трагедии корабля, на котором новобранцы из Канады направлялись на борьбу с фашизмом».

– Я не знал об этом, но не понимаю, какое отношение мой брат или я имеем к Брэддоку и несчастному Леру…

– Ваш брат был на этом плоту, когда корабль затонул.

– Да, но он мертв – какая теперь разница?

Лейн не ответил, просто протянул мне одну фотографию из конверта. На ней был изображен мужчина в светлом костюме, идущий по улице, высокий, черноволосый, с черными усами. Бросался в глаза шрам на лбу. Фотографию явно снимали на слишком ярком солнце. Лейн дал мне следующий снимок. Тот же мужчина, выходящий из машины.

– А вот здесь использовали трансфокатор.

На этот раз снимок был темнее, но на нем изображался тот же мужчина крупным планом.

– Вы не узнали его?

Лейн не сводил с меня глаз.

– Где вы это фотографировали?

– В Фамагусте, на Кипре.

– Я там никогда не был.

– Так вы не узнали его?

– Разумеется, нет. Кто он?

Лейн тяжело вздохнул, забрал у меня снимки и сам принялся их разглядывать, не скрывая недовольства.

– Понимаю, они не слишком четкие, я предпочел бы, чтобы качество было получше. Но… – Он покачал головой и запихал вырезки и фотографии обратно в конверт. – Здесь изображен Брэддок. Майор Брэддок. – Лейн внимательно посмотрел на меня. – Вы уверены, что его лицо не задевает какую-то тайную струнку вашей памяти?

Я пожал плечами, тогда он заявил:

– Этот человек не напоминает вам вашего брата? Подумайте!

– Моего брата?! – Я недоуменно уставился на него, невольно вызывая в памяти облик юного брата, его смуглое, красивое лицо. – Черт возьми, как он может быть моим братом?

Лицо, испещренное морщинами, шрам на лбу.

– Никакого сходства! Чего вы добиваетесь?

– Представьте, как бы он выглядел сейчас.

Его маленькие холодные глазки упрямо уставились на меня.

– Он мертв, – порядком разозлившись, отрезал я, мучительно пытаясь сообразить, какую грязь, какую пакость этот чертов коротышка пытается раскопать. – Оставьте прошлое в покое, все давно забыто!

– О’кей, мистер Росс, вы вольны думать, что вам угодно. Сделайте одну вещь для меня, будьте любезны. Нарисуйте портрет вашего брата таким, каким бы он был теперь, когда ему за сорок.

– Какого черта?! Ни за что! – Я отнюдь не собирался помогать кому бы то ни было ворошить давно минувшие дела.

– Я объясню вам зачем. – В его голосе неожиданно зазвенел металл. – Видите ли, я не верю, что человек, с которым я встречался в Фамагусте, Брэддок. – Лейн буквально пожирал меня глазами. – А если это не Брэддок, то кто? Вот что я хочу знать и твердо намерен выяснить.

Он покопался в нагрудном кармане и вытащил записную книжку.

– У меня есть список из пяти имен. – Лейн быстро перелистывал книжку, раскрыв ее на колене. – Пять человек, чьи личности полностью удалось установить, не считая Брэддока и Леру, двоих уцелевших, следы которых обнаружили на Внешних Гебридах. Можно с уверенностью сказать, что на плоту было семь человек, когда «Дуарт-Касл» пошел ко дну. Несомненно, их было больше, но имена семерых подтверждаются абсолютно достоверными свидетельствами. Ваш брат – один из тех семерых.

Я не мог понять, к чему он клонит. Был Ян или не был тогда на плоту, не все ли равно? В сущности, это ничего не меняет, ведь он мертв.

– Кто сказал вам? Брэддок, полагаю.

– Нет, не Брэддок. Он утверждает, будто ничего не помнит. То, что называется ретроградная амнезия, частичная потеря памяти. Очень удобно, не так ли? Нет, имя вашего брата мне назвал человек, с которым я встречался в Лионе по дороге домой со Среднего Востока, – Том Уэбстер, английский предприниматель, текстильщик. Он тогда добрался до берега в одной из шлюпок. – Лейн захлопнул записную книжку. – Я уже видел семерых из спасшихся, не считая Брэддока. Все они канадцы. Я беседовал с ними перед тем, как отправиться в Европу. Только один из них помнит, что видел плот. Он назвал мне два имени. Уэбстер указал еще три, и он был абсолютно уверен, потому что во время трагедии его смыло за борт, он некоторое время держался за плот, а потом доплыл до шлюпки. – Лейн потушил окурок. – Эти трое, которых назвал Уэбстер, – старшина корабельной полиции, второй помощник капитана и ваш брат. Я проверил личности первых двоих: ни один из них не имел оснований скрывать прошлое и пытаться изменить имя. Кроме вашего брата. Вы знали, что его конвоировали из Канады, чтобы предать суду за ряд достаточно серьезных преступлений?

– Да, но я видел его имя в списке погибших, и прошло больше двадцати лет…