Картина была, как говорится, маслом. Только очень современным и немного грустным.

Марк сдвинул брови так, что между ними образовалась серьёзная взрослая морщинка. Он так уставился в свой планшет, будто от этого зависела судьба человечества. На экране мелькали какие-то графики, от которых у меня зарябило в глазах.

Кира, построила вокруг себя крепость из длинных тёмных волос и огромных наушников. Она бездумно скользила пальцем по экрану телефона, и по её лицу было совершенно непонятно, о чём она думает. Наверное, о тленности бытия.

И, наконец, Алина. Маленькая принцесса, подперев пухлую щёчку кулачком, смотрела мультики на телефоне, который был небрежно прислонён к стакану с апельсиновым соком.

Перед каждым ребёнком стояла тарелка с произведением искусства – пышным омлетом и поджаристыми тостами. Всё это приготовил повар Аркадий, похожий на доброго сказочного гнома. Еда, конечно же, безнадёжно остывала. К ней никто даже не прикоснулся.

Я замерла на пороге, вдыхая аромат кофе и глядя на эту троицу в цифровом рабстве. Нет, дорогие мои. Так дело не пойдёт. С этой минуты в вашем доме вводится диктатура здравого смысла.

Я тихонько вернулась в свою комнату, схватила старую плетёную корзинку, с которой в Ростове ходила на рынок за овощами, и решительно, как на танке, двинулась на кухню.

– Доброе утро! – мой голос прозвучал оглушительно бодро в этой сонной тишине.

Ноль эмоций. Только Марк недовольно скривился, мол, какая-то тётка мешает ему спасать мир.

Я с лёгким стуком поставила свою корзинку прямо в центр стола. Этот простой, видавший виды деревенский предмет выглядел здесь так же нелепо, как я сама в этих хоромах.

– Итак, банда, внимание! – я постаралась, чтобы мой голос звучал дружелюбно, но при этом не допускал возражений. – С этой секунды вводится новое правило. Правило номер один: за столом мы едим, ртом. И общаемся. Тоже ртом. Все вот эти ваши электронные штуковины, – я театрально обвела рукой их сокровища, – отправляются в отпуск. В мою корзинку.

Марк наконец оторвал от меня свой гениальный взгляд.

– Дарья Ивановна, я вынужден с вами не согласиться. Утренние часы – это самое продуктивное время для усвоения информации. Согласно последним исследованиям британских учёных…

– Марк, – я мягко, но настойчиво его перебила. – Твой мозг сейчас должен усвоить одну простую вещь: омлет стынет. А я, знаешь ли, очень не люблю, когда хорошую еду переводят.

Я протянула руку к его планшету. Он вцепился в него так, будто я пыталась отнять у него последнюю конфету.

– Но это же…

– Это подождёт, – я аккуратно, но твёрдо, как хирург, извлекла гаджет из его цепких пальчиков и с лёгким стуком опустила в свою корзинку.

Марк посмотрел на меня с таким ужасом, будто я только что на его глазах съела хомячка.

Следующая – Кира. Я подошла к ней и легонько дотронулась до плеча. Она вздрогнула и метнула в меня такой взгляд, что я почувствовала себя злодейкой из диснеевского мультика. Не говоря ни слова, она демонстративно сделала музыку в наушниках громче.

Я тоже не стала ничего говорить. Просто наклонилась и так же аккуратно вынула один наушник из её уха.

– Потом дослушаешь, – тихо сказала я, глядя ей прямо в глаза.

Она замерла. Её красивые глаза расширились от возмущения. О, да. Она явно не привыкла, что кто-то смеет нарушать её границы. Секунд десять мы играли в гляделки. Я не улыбалась, просто смотрела на неё спокойно и выжидала гнева. В конце концов, она не выдержала. Скрипнув зубами, она сама сняла второй наушник и с силой швырнула его на стол. Я молча подобрала его вместе с телефоном и отправила в корзину к планшету Марка.

Осталась самая мелкая, но, как я чувствовала, самая громкая. Алина, поняв, что над её мультиками сгущаются тучи, уже надула губы и приготовилась дать отпор.

– Не-е-ет! Моё! Не отдам! – заканючила она, прижимая смартфон к груди, как самое дорогое сокровище.

– Алинка, – я присела рядом с ней на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Посмотри, какой омлетик тебе приготовил дядя Аркадий. Он же как солнышко! Давай ты его съешь, а потом твои мультики сразу же вернутся. Договорились?

– Не хочу омлет! Хочу мультики! – её голос начал набирать ту самую пронзительную ноту, от которой закладывает уши.

– Хорошо, – неожиданно для неё согласилась я. – Не хочешь – не ешь. Дело твоё. Но мультики всё равно идут спать. В корзинку.

Я протянула руку. Она сжала телефон ещё крепче, и её глаза наполнились слезами.

– Ты злая!

– Возможно, – пожала я плечами. – Работа такая, но правила есть правила.

Не дожидаясь, пока сирена включится на полную мощность, я мягко, но быстро забрала у неё телефон и тоже положила его в корзину.

Алина открыла рот, чтобы издать боевой клич раненого индейца, но вдруг передумала. Она посмотрела на своих старших брата и сестру, которые сидели с такими лицами, будто их предали, потом на меня, потом на корзину, где теперь мирно спали все их гаджеты. И замолчала.

За столом наконец-то воцарилась тишина. Было слышно только, как тикают дорогие часы на стене, отсчитывая секунды моего триумфа. Или провала.

Первым сдался Марк. Он со злостью схватил вилку и начал яростно тыкать в свой остывший омлет. Кира, помедлив, взяла тост. Алина, громко шмыгнув носом, взяла ложку и нехотя ковырнула свой завтрак.

Я села за стол, налила себе кофе и с огромным удовольствием откусила от ещё тёплого тоста с джемом.

Счёт открыт. Один – ноль в мою пользу. Но я прекрасно понимала, что это была лишь первая, самая лёгкая битва. Настоящая война только начиналась.

* * *

Едва я успела перевести дух после моего триумфального, но до дрожи в коленках нервного завтрака, как в кухне нарисовалась женщина. Именно нарисовалась, потому что она не вошла, а будто просочилась сквозь стену – абсолютно бесшумно, словно призрак оперы, только очень строгий. Высокая, тощая, как жердь, с идеально зализанным седым пучком на затылке. А лицо такое, будто её с утра заставляют пить уксус вместо кофе. На ней был серый костюм, который сидел так, словно его шили для памятника, а не для живого человека. В таком наряде только в тюрьме для особо опасных рецидивистов порядок наводить.

– Дарья Ивановна, – голос у неё оказался под стать костюму – серый, безжизненный и скрипучий, как несмазанная дверь. – Меня зовут Валентина Ивановна. Я – экономка этого дома. Андрей Игоревич просил ввести вас в курс дела.

«Ввести в курс дела» на её языке, как я быстро сообразила, означало «зачитать мне устав караульной службы с особыми примечаниями для тупых». Следующие полчаса она таскала меня по этому дому-музею, и её монолог был больше похож на ультиматум, чем на дружелюбный инструктаж.

– У нас так заведено, – чеканила она, пока мы шли по коридору, где можно было в футбол играть, – что в хозяйские спальни персонал не заходит. Никогда. Ни под каким предлогом. Уборку производит специальная клининговая служба по вторникам и пятницам, когда в доме никого нет. Вам понятно?

Я покорно кивнула. Понятно, в спальню к барину ни ногой. Не очень-то и хотелось.

– Андрей Игоревич предпочитает, чтобы в его кабинете поддерживался идеальный порядок. Это значит – ничего не трогать. Совсем ничего. Даже пыль. Для этого есть специально обученный человек, который приходит раз в неделю и дышит на всё специальным воздухом, – ну, последнюю часть я, может, и додумала, но суть была такая.

– Детские комнаты – теперь ваша зона ответственности, – продолжила она, останавливаясь у очередной двери. – Но имейте в виду. Кира не выносит, когда передвигают её вещи. Даже на миллиметр. Алина не уснёт, если на её кровати меньше восьми подушек, причём третья слева должна быть с розовым бантом. А Марк… – тут она сделала особо трагическую паузу, – требует, чтобы температура в его комнате была ровно двадцать один и шесть десятых градуса по Цельсию. Не двадцать один и пять. И не двадцать один и семь.

Она говорила и говорила, и каждое её слово было как маленький холодный камушек, который она методично в меня запускала. Инструктаж больше походил на показательную порку. Она вбивала мне в голову: ты здесь чужая. Временная. Очередная девица с юга, которая возомнила о себе невесть что, но скоро сбежит, поджав хвост, как и все остальные до тебя. Я молча кивала, а в голове крутилось: «Ну, спасибо, Валентина Ивановна, удружили. Теперь я знаю, что это не дом, а минное поле с лазерной системой наведения».

Когда экзекуция наконец закончилась, я, морально выжатая, как лимон, поплелась обратно на кухню в надежде найти там хотя бы чайник. За огромным стальным столом, который напоминал пульт управления космическим кораблём, колдовал тот самый повар Аркадий, похожий на доброго гнома из сказки. Он был полной противоположностью Валентины – невысокий, кругленький, с румяными щеками и хитрыми искорками в глазах.

– Что, наша генеральша уже провела экскурсию? – он весело мне подмигнул, и я невольно улыбнулась. – Вижу по лицу, что провела. Не бери в голову, она тут со времён царя Гороха командует, ещё при покойной хозяйке начинала. Для неё все, кто после, – самозванцы и узурпаторы. Кофе будешь? Настоящий, не из пакетика.

– Если можно, – с облегчением выдохнула я.

– Можно и нужно! – он засуетился у огромной кофемашины, которая шипела и пыхтела, как маленький паровоз. – И вот, держи. Это секретное оружие, – он протянул мне тарелку с двумя пышными, золотистыми сырниками, щедро политыми сметаной. – Мои фирменные. Детям не даю, они всё равно не ценят, им лишь бы хлопья свои разноцветные жевать. А тебе для храбрости пригодится.

Я откусила кусочек, и глаза мои, кажется, стали в два раза больше. Сырник был невероятно вкусным. Настоящим, как домашний, с тёплой творожной душой внутри. Не то что эти их правила и градусы.

– Спасибо, Аркадий, – искренне поблагодарила я, уплетая второй. – Вы меня просто спасли от голодной и печальной смерти.

– Да ладно, – он махнул рукой. – Ты держись. Дети тут, конечно, дикие. Но они не злые, просто заброшенные. Отцу не до них, а няньки меняются, как перчатки. Может, у тебя и получится. Ты, я смотрю, с характером. Гаджеты-то у них с утра отняла, – он снова хитро подмигнул. – Я в камеру видел. Впервые за год завтракали, как люди, а не как зомби с телефонами вместо лиц.

Его слова были как бальзам на душу. Значит, у меня уже есть один союзник в этом страшном королевстве. Это обнадёживало.

Выйдя на задний двор, я столкнулась нос к носу с ещё одним обитателем этого мира. Из огромного гаража, похожего на ангар для самолёта, выезжал тот самый чёрный джип, на котором меня сюда привезли. За рулём сидел мужчина лет пятидесяти, крепкий, молчаливый, с таким лицом, будто он всю жизнь проработал в спецслужбах и только вчера вышел на пенсию. Он остановил машину, опустил стекло и уставился на меня. Не поздоровался, не улыбнулся. Просто посмотрел. Пристально, оценивающе, будто сканировал на наличие оружия. Это, очевидно, был Григорий, водитель. Я кивнула ему, он в ответ лишь едва заметно дёрнул подбородком и, подняв стекло, уехал. От его взгляда мне стало неуютно. Этот точно не из тех, кто будет делиться секретными сырниками. Скорее, поделится секретной информацией с начальством.

Я пошла бродить по участку, который был размером с небольшой городской парк, и сама не заметила, как оказалась в саду. И здесь я, наконец, выдохнула. В отличие от стерильного дома, сад был живым. По всюду пышно цвели розы, благоухал только подстриженный газон и ещё чем-то пряным и летним. Среди пышных кустов возился пожилой мужчина в рабочем комбинезоне и старой соломенной шляпе.

– Здравствуйте, – поздоровалась я.

Он выпрямился, и я увидела доброе, обветренное лицо, испещрённое морщинками, и светлые, улыбающиеся глаза.

– И вам день добрый, барышня, – ответил он с приятной хрипотцой. – Я – Семён, здешний садовый мучитель. А вы, стало быть, новая воспитательница?