Доктор Андраш Войт-Келемен сообщил, что сегодня утром Валерия Хеди была найдена мертвой в своей квартире. Рано утром ее соседка вернулась с вечеринки и обнаружила тело на полу печально известной полуподвальной студии. Предположительно, причиной смерти стало отравление угарным газом. Полиция выясняет, произошло это по вине арендодателя, или неисправность клапана на бойлере в ванной можно считать несчастным случаем.

Я стоял на улице и чувствовал, как шок парализовал мои ноги. Бедная девушка. Почему-то мне вспомнилась «Победа» с красным ремешком, которая была у нее на запястье в тот день в кафе. Я представил, как часы продолжают идти, хотя их владелец уже мертв, и от этих мыслей мое сердце до краев наполнилось горечью.

Но я звоню не поэтому, добавил доцент. Валерия умерла, это трагично, сказал он. Такие несчастные случаи происходят часто, особенно в некачественных съемных квартирах. В этом деле не было бы ничего особенного, продолжил он, если бы ни один момент, который полиция никак не может объяснить, даже несмотря на то, что они установили отсутствие состава преступления.

Что это? – спросил я, но мой голос был тихим, хриплым. Умирающим.

Дело в том, сказал доктор Андраш Войт-Клемент, что у Валерии во рту не осталось ни одного зуба. В квартире зубов тоже не нашли, поэтому полиция и позвонила доценту, чтобы спросить, пользовалась ли Валерия зубными протезами. Однако до вчерашнего дня по моим данным и данным доцента, зубы у Валерии были свои.

Вам нужно знать еще одну вещь, сказал доцент. Это последнее, что вы от меня услышите, потому что потом я покидаю Пешт, и мы больше никогда не встретимся.

Я ничего не сказал, и он продолжил.

Племени ратунов, сказал он, неизвестно понятие вымысла. Все, что они записывают, происходило с ними на самом деле. Вот почему абсурдно было думать, что ваша история будет переведена. Они не переводили ее, потому что истолковали ее как реальность. Перевод в их понимании – это обмен. Они дали вам реальную историю в обмен на то, что вы дали им. Поэтому я собираюсь сжечь перевод Валерии, так как «яма с зубами» – это не вымысел, а задокументированный факт.

На этих словах доцент повесил трубку.

В интернете появилась информация о трагедии; желтая пресса публиковала ее на первой полосе, менее желтая отправила в категорию новостей.

Имя Валерии нигде указано не было. Я открыл мессенджер. Мое сообщение с просьбой забыть про перевод по-прежнему было не прочитано.

Я разрыдался прямо на улице у всех на виду.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. В конце концов, я добрался до дома, где меня встретило напоминание Ботонда, чтобы я не забыл об ученице, которая подключится к Зум-конференции в десять утра. Мне хотелось отменить встречу, но сил на это не осталось. Было проще ее провести, чем объяснять, почему я не хочу этого делать. К концу дня я убедил себя, что не имею никакого отношения к смерти Валерии, поскольку подобные трагедии происходят довольно часто, особенно в съемных квартирах, находящихся в плохом состоянии. Зубы я никак не мог объяснить, но если бы очень сильно захотел, наверное, смог бы. Например, существуют такие заболевания десен, от которых человек еще в детском возрасте теряет все зубы.

Я вошел в спальню и, как только увидел кровать, которую с утра так и не застелил, понял, что не усну. Мне не хотелось снова проснуться в холодном поту от еще одного подобного сна. Одеяло лежало так, как будто под ним кто-то был. Я вышел из комнаты и аккуратно прикрыл за собой дверь. Сел перед телевизором в гостиной и принялся смотреть в экран; посмотрел весь выпуск новостей по каналу RTL, затем передачу, где показывают дома знаменитостей, обращая особое внимание на туалеты, затем две серии одной мыльной оперы, которую всегда показывают в это время, и, наконец, на экране появился Дэвид Аттенборо, готовый хоть в столетнем возрасте рассказывать о природе. Он стоял в лесу и своим характерным голосом рассказывал о скандинавском дятле. Знаем ли мы, например, что скандинавский дятел может откладывать до ста яиц в год? К сожалению, из-за чрезмерной охоты этот вид находится на грани исчезновения. В первую очередь на них охотится местное племя, но не ради мяса, а потому, что они представляют собой языковую конкуренцию, потому что, хотите верьте, хотите нет, но язык этого племени один в один, как песня скандинавского дятла. Прислушайтесь, сказал Аттенборо, стоя в лесу. Издалека донесся птичий свист.

Все же птица это или человек? Человек или птица? – спросил Аттенборо, и я в ужасе проснулся перед телевизором. На самом деле по телевизору шло какое-то музыкально-танцевальное шоу, где мужчины переодевались женщинами, а женщины – мужчинами, судя по всему, это были звезды.

Я проснулся, но птичий свист не умолкал. Я выключил звук телевизора, но все равно слышал его. Как будто по комнате кружили птицы. Пролетев пару кругов, они затихли; либо на самом деле я ничего не слышал, это были просто остатки сна.

Тогда я увидел, что мне пришло полдюжины сообщений от Йожи Томашича. Я проспал все, поэтому теперь пассивно наблюдал за тем, как разворачивались события получасовой давности.

Его первый вопрос был такой: «Ты же не принял от них зубы?»

Очень хороший вопрос. Если мне в почтовый ящик подкинули зуб, а я не выбросил его в мусорное ведро, считается ли, что я его принял? Даже если я не просил ни у кого зуба и не давал ничего взамен?

При этом я почувствовал, что, вероятнее всего, считается, что я его принял. Ведь зуб в спичечном коробке все еще лежал в ящике стола.

«Слушай, я не знаю, как ты в это ввязался, но о ратунах никто не смеет писать. Я все же скачал браузер TOR и пошел искать в даркнете».

Йожи просто ангел.

«Там есть несколько очень закрытых комнат, в которых говорят о ратунах, особенно те, кто женился на членах племени, а затем сбежал».

Обнадеживает.

«Большинство, правда, больше не пишут, потому что они пропали (или умерли). LOL: D».

Уже не так сильно.

«Так что информации почти нет. Кажется, они живут на севере, но где именно, неясно. Возможно, это кочевой народ, а может и нет. Долгое время их считали родственниками саамов, но саамам это не понравилось, потому что они враждуют с ратунами. Боятся их».

Я вполне мог понять чувства саамов.

«Мне удалось узнать только то, что у них очень странный язык. Вот поэтому-то саамы их и боятся, они думают, что ратунский язык создает мир вокруг. Поэтому у ратунов нет литературы или театра. Они боятся, что то, что они исполнят, воплотится в жизнь. Понимаешь?»

Я слишком хорошо все понимал.

«Есть еще одна странность: они собирают зубы. Если ратун умирает, ему выбивают зубы, и все эти зубы хранятся в каком-то общем, но скрытом месте. Старейшины ратунов еще при жизни удаляют себе зубы и добавляют их в общую коллекцию, кажется, это знак уважения или что-то в этом роде. Зубы собираются всей общиной, и с помощью этих зубов заключают сделки».

Так значит, вместе с деньгами я все же получил договор.

«И это не просто сделка. То есть ты не получаешь расписки, что на что меняется, ты просто связываешь себя с этим племенем. Мне это тоже не до конца понятно, но больше похоже на что-то религиозное или спиритическое, чем на деньги. Еще поищу, что это такое».

На самом деле Йожи больше ничего не искал.

«Еще точно то, что самое большое преступление – это кража зубов. Потому что зубы считаются священными, прикинь? То есть просто так раздавать их нельзя. Племя принимает совместное решение о том, с кем можно обменяться зубами».

Я не обменивался зубами, да и не хочу их никому отдавать.

«Если кого-то поймают на краже, слушай, вот это самое классное… Тогда о нем рассказывают историю. Так-то они вообще не рассказывают историй. Выдуманные истории, по их мнению, это соприкосновение с миром мертвых, ведь только мертвые совершают поступки, которых в реальном мире не происходит. Получается, члены племени якобы наказывают похитителей зубов, сочиняя про них истории. Для ратунов это равносильно убийству, но похитители не умирают собственной смертью, а становятся героями рассказов. И для них это вечная, адская смерть. Подчеркиваю, это все не точно! Круто, да?»

Я начал задыхаться.

«Кстати, ты будешь участвовать в сборнике про государственный социализм? Альфонс и Балаж Фаркаш уже согласились!»

Я с долей интереса вспомнил про свою идею с черепом Яноша Кадара.

«Кстати, забавно, пока я искал тебе эту штуку с племенем, наш дом облепили птицы. Чирикают тут везде».

Нет! Сказал я, смотря в экран телефона, как будто это был Йожи.

«О, кажется, на кухню залетела. Пойду выгоню. Может, ты как раз уже прочитаешь все, что я написал».

Нет!

Это я уже начал печатать в чат! Не ходи на кухню! Однако мои сообщения остались непрочитанными. Я попробовал дозвониться по мессенджеру, но слышал только гудки, потом система просто сбросила звонок.

Йожи больше не вернулся из кухни.

Что я мог еще сделать? Я даже не знал его адреса. Вдруг он просто про меня забыл. Может, открыл на кухне пиво, или к нему кто-то пришел.

Может…

Я попробовал самостоятельно скачать программу, чтобы найти эти предполагаемые комнаты, но в технике я полный ноль, поэтому, в конце концов, пришлось бросить эту идею. Я написал общим друзьям, знает ли кто, где живет Йожи, или может ли кто-то с ним связаться, но мое сообщение никто не увидел.

Прежде чем я снова уснул на диване, мне послышался птичий свист, но я так устал, что сил реагировать не было. К счастью, мне ничего не снилось, и утром я проснулся отдохнувшим. Конечно, я испытал чувство вины, но не настолько сильное, чтобы помешать мне хорошенько потянуться и зевнуть. Телефон завибрировал, и я схватил его в надежде, вдруг это Йожи ответил, но к моему разочарованию это был Ботонд. Он напомнил, что сегодня в десять меня ждет первый воспитанник Академии. Не облажайся, добавил он, и я понял, что именно это и сделаю. Не мог я никого научить писать. Мне становилось плохо от одной только мысли о писательстве. Я воспринимал вымысел как некое зло, как ядовитого демона-вредителя, который незаметно прокрадывается в жизнь писателя, чтобы все испортить. Нет, отныне если я буду говорить о писательстве, то только с осуждением, с презрением, я буду очернять и ругать авторов и их произведения, принижая все литературные достижения и привлекая внимание к безнадежности писательского труда. Зачем писать, если никто больше не читает, вместо этого просто скролят ленту, играют в игры или пишут комментарии. Конечно, говорю я это все только потому, что ратуны научили меня бояться вымысла. В момент пробуждения я осознал, что, возможно, являюсь персонажем собственного рассказа. Если это так, как я могу выбраться из собственной истории? Какие шаблонные действия я постоянно совершаю и как бы мне от них увильнуть, чтобы избежать наказания за собственную жестокость?

Мысли эти, конечно, были напрасны. Я знал, чем закончится рассказ «Из праха». Только это не значит, что и моя история закончится так же.

Как бы то ни было, писательство – это ад, и я решил убедить в этом студентку, которая подключится в десять часов, чтобы раз и навсегда отбить у нее желание стать так называемым автором. И если потребуется, я и дальше буду говорить каждому подающему надежды автору, что писательство не есть решение. Более того! Писательство и есть сама проблема!