– Послушайте, Григорий Пантелеймонович, позвольте, я всё же задам несколько вопросов.

– Да задавайте, если это поможет – ответил Молчанов, опускаясь на стул и жестом приглашая Павлова присесть рядом.

Лиза с любопытством смотрела на агента сыскной полиции, – похоже, смерть подруги и по совместительству учительницы её нисколько не взволновала.

– Скажите, Елизавета Григорьевна, Вера Александровна была Вашей подругой? Как часто Вы с ней виделись?

– Часто, – ответила Лиза, – но мы не были близкими подругами, она постарше будет, то есть, была.

– Вера Александровна с Вами не откровенничала? – спросил Илья. – Может, был у Вашей подруги жених или ухажер?

– Ухаже-е-р? – протянула Лиза и посмотрела на отца. – Что-то не припомню такого.

– Вам Вера Александровна ничего не говорила?

– Я уже сказала, что она мне ничего не рассказывала о себе.

– А что же Вы делали, когда встречались?

– Она меня учила, – ответила девушка, – ещё мы обсуждали разные книги, поэтов. Вера очень поэзию любит. Господи, любила. Даже сама сочинять стишки пробовала.

– Ага, значит, что-то она Вам рассказывала? – обрадовался Павлов.

– Немного.

– Если Вы не знаете, был ли у неё жених, может, она рассказывала про своих друзей, про работу?

– Не-а, – ответила Лиза, снова посмотрев на отца.

На этот раз Павлов перехватил взгляд и подумал, что, возможно, без отца девушка была бы более откровенна. Но не мог же он выгнать хозяина из собственной комнаты, чтобы остаться наедине с его дочерью. Наверное, Блохин бы что-то придумал.

– То есть ничего необычного, что могло бы относиться к смерти Веры Александровны Вы мне сообщить не можете?

– Нет, ничего такого не припомню, – покачала головой Лиза.

– Ну, что же, мне пора, – вздохнул агент и начал одеваться.

Внезапно его внимание привлёк полушубок, висевший у входа. Илья приподнял рукав и спросил:

– А это чей?

– А что? – спросил хозяин.

– На рукаве кровь.

Молчанов подошёл ближе, взял рукав и осмотрел его.

– Это мой. Не заметил, как испачкал. У меня мясная лавка, вляпался как-то. Если нужно будет хорошей говядины, господин полицейский… – сменил тему Григорий Пантелеймонович.

– Нет, спасибо, я закончил. Позвольте откланяться, – прервал предложение хозяина агент. – Скажите, а Вы где были вчера вечером?

– Я? Где, где… В лавке! Вы, что же, меня подозреваете в этой мерзости? – взбеленился мясник.

– Нет, но…

– Раз нет, милости прошу, – хозяин демонстративно распахнул дверь перед агентом.

Павлов вышел на улицу, и дверь громко захлопнулась за его спиной. Неприятно. Конечно, вряд ли это мясник: его объяснение звучало достаточно убедительным. Он вполне мог испачкаться кровью в лавке. Тем более Вера Александровна обучала его дочь. А вот дочь что-то знает, но при отце решила не говорить. Может быть, это не имеет отношения к делу, но Павлов отметил, что, возможно, с Лизой стоит поговорить наедине.

Сыскной агент прошелся по оставшимся домам. Большинство оказались закрыты, а там, где ему удалось переговорить с хозяевами, он не узнал ничего, на его взгляд, интересного. В итоге Павлов вышел на Ходынское поле и задумался, что делать дальше.

 Внезапно, он решил, что ему следует снова осмотреть место убийства. Павлов, сосредоточенно размышляя, что именно он будет докладывать начальству, и не обращая внимания на великолепный замок, вернулся в парк. Ничего нового он не обнаружил, только застыл на минуту, рассматривая темные пятна крови на снегу. Агент будто наяву представил себе ужас жертвы в тот момент, когда она поняла, что уже не убежать, и придется умереть прямо сейчас и прямо здесь потому, что некто решил это за неё. Затем Павлов стряхнул мимолетное оцепенение и пошел на конечную остановку конки. Тратить деньги на извозчика, как делал его наставник, он пока не имел права.

5

Когда Трегубов услышал, что он арестован, его захлестнула волна быстро сменяющих друг друга эмоций: удивление, сомнение, отчаяние и, наконец, неприятие. Мужчины подошли вплотную, не спуская глаз с Трегубова. Они были напряжены, словно опасаясь, что молодой следователь может кинуться на них с кулаками или же просто убежать.

– Не делайте глупостей, господин Трегубов! – приказным тоном заявил один из них.

Иван перевел взгляд, на подъехавший закрытый экипаж. Один из мужчин положил руку на его плечо, второй открыл дверь экипажа.

– Но кто Вы такие? Что происходит? – Трегубов наконец справился со своими эмоциями.

– Это Вам скажут на допросе, – ответил, открывший дверь, агент, доставая из кармана бумагу и показывая её Трегубову.

– Полиция? Какой, к чёрту, допрос?! – обескураженно спросил Трегубов. – Почему?

– Залезайте! Я же Вам уже сказал, что… – раздраженно начал полицейский, но его отвлекло внезапное появление ещё одного экипажа.

Небольшая открытая пролётка быстро вылетела из-за угла соседней улицы и остановилась напротив дома Трегубова, перекрыв дорогу полицейскому экипажу.

Агент переключил своё внимание с арестанта на извозчика пролётки:

– Эй, куда прёшь, скотина! Убирайся с дороги!

Из остановившейся пролётки, придерживая саблю, вылез жандармский офицер в шинели.

– Ротмистр Смирнов! – вырвалось у Трегубова. – Так это Вы меня арестовали?

– Не ротмистр, а подполковник, – иронично улыбнулся Смирнов, – на секунду эта улыбка раздвинула его густые, светлые усы. – Обижаете, Иван Иванович. Когда это я Вам зла желал?

Ротмистр Смирнов, а ныне уже подполковник, был давним знакомым Ивана Трегубова, с которым он, скажем прямо, не по своей собственной воле работал над парой дел. Следователь был удивлен появлению жандарма, которого не видел с ещё с прошлой осени, и, признаться, уже стал забывать о его существовании, то есть, вспоминал всё реже и реже.

Два агента, увидев перед собой офицера в высоком звании, который был знаком с арестованным, тоже на некоторое время растерялись. Затем один из них взял себя в руки, и, четко проговаривая слова, заявил:

– Господа, вынужден прервать Вашу беседу. Господин подполковник, следователь Иван Иванович Трегубов арестован и ему запрещено говорить с кем бы то ни было.

– Ах, оставьте такой тон. Я забираю господина Трегубова, а вы можете быть свободны.

Агенты переглянулись, а их арестант был совсем сбит с толку происходящим.

– Мы не можем Вам отдать арестованного, – сказал один из них, для уверенности беря Трегубова под руку, – у нас приказ.

– У вас приказ, значит? А Вы думаете я просто так приехал? Побеседовать тут с вами о погоде? – повернулся жандарм к агентам.

– Жандармы нам не указ, – пытаясь имитировать уверенность в голосе, ответил агент, ещё крепче сжимая локоть Трегубова.

– У меня тоже есть приказ -доставить его к нашему общему начальству, – серьезно сказал подполковник. – И сделать это нужно быстро.

– Это к кому же? – спросил агент, не отпуская Ивана.

– К Николаю Ивановичу, – шмыгнул носом жандарм.

– Кто такой Николай Иванович? – подал голос второй агент.

– Вы, что же, не знаете нового директора департамента полиции Петрова Николая Ивановича? – усы Смирнова снова разошлись в ироничной улыбке.

Агенты переглянулись, в их глазах была растерянность и легкий испуг. Они получили приказ от непосредственного начальства арестовать Трегубова, но они не могли отказать посланнику главы всей полиции Российской империи. Поняв друг друга без слов, полицейские решили подчиниться. Агент разжал руку, отпустив Трегубова.

– Если будет нужно, мы вернемся, – сказал, обращаясь к Ивану, агент.

Потом оба залезли в экипаж и уехали. Трегубов стоял молча, наблюдая за их отъездом.

– Иван Иванович, не стойте как столб на холоде, а то простудитесь, как я, – снова шмыгнул носом Смирнов. – Залезайте, залезайте, негоже заставлять Николая Ивановича ждать.

Трегубов с тревогой посмотрел на покрасневший нос жандарма и, не говоря ни слова, залез в пролётку. Когда они уже тронулись, он спросил подполковника:

– Не скажете мне, что происходит?

– Не имею возможности знать, – ответил Смирнов, – Николай Иванович приказали Вас к нему доставить, предупредив о планах Вашего ареста.

– Но по какой причине?

– По какой причине арест? – переспросил жандарм.

– Именно.

– Тоже не имею информации, но не удивлюсь, что тут замешан Ваш давний знакомец Стрельцов.

Тайный советник Александр Николаевич Стрельцов, занимавшийся иностранцами и шпионами в департаменте полиции, ещё со времен ныне ликвидированного третьего управления, был отцом погибшего друга Трегубова, Алексея Стрельцова. Иван Трегубов и Алексей Стрельцов вместе учились в Санкт-Петербурге, а затем продолжали дружить. Более года назад Стрельцов-старший вёл внутриведомственную борьбу с жандармским корпусом, которым в то время как раз руководил Николай Иванович Петров, месяц назад возглавивший весь полицейский департамент страны. После убийства сына Стрельцов-старший пытался обвинить в причастности жандармов, для чего привлек к расследованию Ивана Трегубова. Но последний отказался идти на сделку с совестью и возлагать на жандармерию незаслуженное обвинение, за что заслужил уважение Петрова и ненависть отца своего покойного друга.

– А каким судьбами господин директор в Москве? – задал вопрос Иван.

– Планируется приезд наследника престола: нужно обеспечить охрану всех мест, где он может остановиться. Сами знаете, какая сейчас обстановка, а Николай Иванович только заступили на пост, вот и есть желание всё самому контролировать. Только это секретная информация, – беспечно закончил Смирнов, бросив взгляд на Трегубова.

– Вас понял, – ответил тот.

Николай Иванович совсем поседел с последней встречи с Трегубовым. Под его глазами набухли мешки, а лицо выглядело уставшим. А ведь прошло всего чуть больше месяца с момента вступления его в должность. В бытность жандармским генералом Петров выглядел куда как живее.

– Садитесь, господа, – устало сказал хозяин кабинета, откладывая в сторону стопку бумаг, мешавших ему на столе, – да-да, и Вы, подполковник, останьтесь тоже.

Трегубов и Смирнов придвинули стулья ближе к столу и аккуратно присели, с вниманием глядя на директора полиции, который взял некоторую паузу.

– Вы знаете почему Вы здесь, господин Трегубов? – спросил, наконец, Петров.

– Нет, знаю только, что меня хотели арестовать неизвестно за что.

– Почему же – неизвестно? Мне известно, – сказал Николай Иванович. – Правда, скажу, известно стало случайно, – Семякин упомянул в разговоре. Да, Григорий Константинович сейчас в Москве. На Егорьевской фабрике Хлудовых готовится стачка и забастовка, а это и его епархия тоже, скажем так.

– Эти Хлудовы сами виноваты, – неожиданно прервал Петрова Смирнов, – тоже мне, хлопковые короли! Выжимают всё до копейки из рабочих своих фабрик, а нам потом разгребай. Говорят, то ли жандармов, то ли роту солдат хотят на Егорьевскую фабрику отправить. Так и до крови, не дай бог, дойдёт.

– Мы служим не Хлудовым, подполковник, – возразил Николай Иванович, – а императору и России, и не должны допускать беспорядков. Так вот, позвольте мне продолжить. Господин Семякин и говорит, мол, из столицы его просили произвести арест судебного следователя в Москве по обвинению в шпионаже.

– В шпионаже?! – вырвалось у Трегубова.

– Да, в шпионаже. Я и спросил, что за следователь такой. Он отвечает, какой-то Трегубов. Спрашиваю: кто просил арестовать. Говорит, что тайный советник Стрельцов, – рассказал Петров, глядя прямо в глаза Трегубова.

– Но почему за шпионаж? – снова спросил Трегубов, подумав, что подполковник Смирнов оказался прав в своем предположении.

– Вам знаком такой господин Канарейкин?

– Николай? – растерялся Иван. – Да, знаком.