– Сказала, что долго искала материал для своей первой книги, очень хотела написать качественный true crime, но всё, что находила в архивах, казалось пресным или слишком простым, а маньяки – примитивными.

– А она искала в наших краях кого-то вроде Ганнибала Лектера? Интеллектуального зверя?

– Типа того, – подтвердил Русинов. – А поскольку такого зверя не нашла, но при этом не хотела отходить от true crime, то решила его выдумать. Так появился Регент…

– Кто?

– Главный злодей романа.

– Регент… – Феликс вновь поморщился. – Ну, допустим.

– Таисия сказала, что наткнулась в архиве на кровавую ночь и придумала Регенту фишку, мол, он убивает раз в несколько лет по пять человек в течение одной ночи. И написала об этом книгу.

– Надо же, как всё просто, – притворно удивился Вербин.

– И не говори.

– Проверил насчёт архива?

– Да, Таисия работала в нём несколько недель. Ей дали разрешение в министерстве.

– Хорошие связи, – заметил Феликс.

– Угу.

– В книге есть детали, которых нет в материалах дела?

– Выдуманные, – сразу же ответил Русинов.

– Выдуманные или мы их не заметили? – попросил уточнить Вербин.

– Проверяю. Но пока, вроде, выдуманные.

– Хорошо.

В зале стало совсем шумно, и Феликс предложил Русинову выйти покурить. Но не на улицу, где собирались гости, а через кухню на задний двор. Там и продолжили беседу.

– Я не помню, чтобы мы фиксировали пять убийств в течение одной ночи.

– Три, – ответил Павел, раскуривая сигарету. – В ту ночь, о которой написала Таисия, с тридцатого на тридцать первое января, официально было совершено три убийства.

– Два других она придумала?

– В том-то и дело, что нет. Их она тоже взяла из архива, но зарегистрированы они другой датой.

– Раньше?

– Позже.

– Логично. – Феликс глубоко затянулся и проводил взглядом проехавшего по переулку велосипедиста. – Она взяла убийства, которые, теоретически, могли быть совершены в эту ночь. Молодец.

– Да, – согласился Павел. – Я говорил с ребятами, которые вели те дела, они сказали, что теоретически… – Он выделил это слово. – Оба этих убийства могли быть совершены в ту ночь, о которой написала Таисия. Там в обоих случаях время смерти определяется в достаточно широком диапазоне.

– Девчонка хорошо поработала.

– А я, значит, нет?

– Я этого не говорил, – усмехнулся Вербин. – Ни одно из пяти убийств не раскрыто?

– Нет. Ни те три, ни следующие два. Глухие «висяки». – Русинов прищурился. – А главное, все они тщательно продуманы, отлично исполнены и абсолютно бессмысленны. Все пять.

– Необъяснимые.

– Да.

– А Калачёва их объяснила.

– Да.

И её версия так понравилась Русинову, что он решил её проверить.

– Паша, ты ведь уже понял, что задавал Калачёвой правильные вопросы и получил на них логичные ответы? – мягко спросил Вербин, стряхивая пепел.

– Понял, конечно.

– Тогда что тебя смущает?

– Ну… Ты же знаешь, что у меня было не так много «висяков» за карьеру. – Русинов бросил окурок в урну и тут же закурил следующую сигарету. – Были, конечно, но я изо всех сил старался с каждым делом. Всегда старался. Не могу сказать, что это убийство стало для меня каким-то особенным, но я его запомнил, потому что…

– Бессмысленное, – закончил за товарища Вербин.

– Да, – кивнул Павел. – Я не нашёл в нём смысла, а девчонка нашла. И я хочу проверить, права ли она? И если окажется, что права – с удовольствием закрою дело.

– Понимаю.

Сыскарь всегда остаётся сыскарём. Как заядлый преферансист прокручивает в голове сыгранную партию, так и настоящий детектив всегда будет возвращаться к нераскрытому делу, продумывая, где он мог ошибиться и что не заметить.

– И её версия меня зацепила, – признался Русинов. – Пять никак не связанных между собой человек. Пять разных способов убийства. Никаких следов, никаких мотивов. При этом два убийства совершены так, что нельзя с точностью установить время смерти. Тела нашли не сразу. И возникает мысль, что преступник специально так устроил, потому что пять убийств в одну ночь обязательно привлекут внимание, а три могут пропустить…

– Обязательно пропустят.

– И пропустили.

– И пропустили, – повторил за товарищем Вербин. Они докурили, но, не сговариваясь, решили не возвращаться в шумный зал. – И ты решил проверить версию, напечатанную под видом художественной книги?

– Ага.

Толстый томик остался на барной стойке, но Феликс помнил фотографию, со слов Русинова понял, что она соответствует нынешнему возрасту писательницы, вычел пять лет, покачал головой и пробормотал:

– Слишком молода.

– Что ты сказал? – не расслышал Павел.

– Я сказал, что у нас три варианта, – ответил Вербин. – Или мы имеем дело с невероятным совпадением, или Таисия Калачёва знает убийцу. – Пауза. – Или она сама убийца.

– Слишком молода, – уверенно бросил Русинов.

– Я тоже так сначала подумал, – сказал Феликс. – Но чего только в жизни не бывает.

Это утверждение Павел оспаривать не стал, его смущало другое.

– Убила и написала об этом книгу?

– Молода и талантлива, – пожал плечами Вербин. – Убила и ощутила приступ вдохновения.

– Ты сейчас прикалываешься? – нахмурился Павел.

– Разве ты не рассматривал такую версию?

– Рассматривал до тех пор, пока не увидел Таисию, – ответил Русинов. – А тебе нужно прочитать книгу, я, кстати, тебе её принёс. Среди пяти убийств есть такие, которые мог совершить только мужчина.

– Только? – недоверчиво прищурился Феликс.

– Ну, по ощущениям, – поразмыслив, сдал назад Павел.

Продолжать спор Вербин не стал, в конце концов, для начала и в самом деле следовало прочитать книгу. Поэтому вернулся к личности писательницы:

– Какой она тебе показалась?

– Амбициозной. Нормальной. Не дёрганой. – Русинов достал очередную сигарету. – Чёрт! А ведь на «гражданке» я почти бросил курить.

– Думать меньше приходится, – поддел его Феликс.

– Да пошёл ты, – беззлобно ругнулся Павел, щёлкая зажигалкой. – Так вот, у нас с Таисией получился довольно простой разговор, я ведь уже не при делах, не могу общаться с людьми так, как требует ситуация. Она это поняла и вела себя достаточно свободно. Раскованно. Если честно, я не очень хорошо в ней разобрался. В какие-то моменты Таисия казалась простой девчонкой, выдумавшей интересную историю и растерявшуюся от того, что ею заинтересовались профессионалы. А в другие моменты создавалось ощущение, что она со мной играет. В общем, как обычно с женщинами. – Павел посмотрел Феликсу в глаза: – Что скажешь?

– Ты глубоко в этом?

– Просто ковыряюсь.

– А ко мне зачем пришёл?

– А тебе ещё не стало интересно?

Здесь он Вербина подловил: стало. Потому что если для подозрений Русинова есть хоть какие-то основания, то они, получается, пять лет назад прозевали атаку дерзкого и хладнокровного «серийника». А значит, есть вероятность, что рано или поздно он нанесёт следующий удар. И скорее «рано», чем «поздно». Но это в том случае, если роман Калачёвой только прикидывается художественным произведением, а в действительности является документальным…

– Паша, повторю: ты задал Калачёвой правильные вопросы и получил на них правильные ответы. Ты проверил, что стоит за ответами, и выяснил, что девчонка действительно копалась в архивах. Что дальше? Возобновлять дела только из-за того, что талантливая писательница провела глубокий анализ старых материалов и предложила интересную версию? Этого нам никто не позволит. Мы можем…

– Я могу, – перебил Феликса Русинов. – Ты это хочешь сказать?

– Да, – спокойно подтвердил Вербин. – Ты – можешь. Мы пока нет. Я на твой рассказ повёлся, Шиповник скорее всего тоже поведётся. Но оснований для работы у нас никаких.

– Ты не веришь, что такое возможно?

– Я не погрузился в дело так глубоко, как ты, – уточнил Феликс. – Но мне стало интересно.

– Я знал, что ты так скажешь. – Павел глубоко затянулся. – На самом деле, я пришёл не за помощью, а поделиться и послушать совет. Катюхе я ничего рассказать не могу, она дико рада, что я оставил всё это… До сих пор рада. Говорит, впервые за много лет стала спать спокойно. Если она узнает, чем я занимаюсь, будет скандал. И она точно потребует, чтобы я прекратил расследование.

– А ты не хочешь?

Ты ведь в отставке. У тебя хорошая работа, любящая жена, взрослые дети, зачем ворошить дело, с которым не справился пять лет назад? Зачем идти по следу, которого, возможно, и нет? Феликс знал зачем, но хотел, чтобы Русинов повторил это себе. Ещё раз. Сказал с намёком, который Павел прекрасно понял: с намёком, что нужно плюнуть на старое преступление и жить спокойной гражданской жизнью.

– Я никогда не думал о том убийстве как о части чего-то большего, – медленно ответил Русинов, глядя Феликсу в глаза. – Я увидел бессмысленное преступление и в конце концов решил, что оно произошло на почве внезапно возникшей неприязни. Кто-то шёл мимо, кто-то что-то не так сказал, завязалась ссора, которая закончилась убийством. Ты признался, что тебя зацепил мой рассказ, а я в него поверил и буду копать. И если что-то нарою, то принесу тебе. Договорились?

– Договорились, – кивнул Вербин, пожимая товарищу руку.

18 августа, пятница

– И с тех пор ты Русинова не видел? – уточнил Шиповник.

– Не видел, и мы не созванивались, – твёрдо ответил Феликс. – Вообще никак не общались.

– И сообщений он никаких не оставлял?

– Егор Петрович?

– Ладно-ладно… – Подполковник потёр переносицу. – Сам понимаешь, ситуация неоднозначная. А если называть вещи своими именами, то хреновая.

Шиповник знал Русинова дольше всех из сотрудников, ещё на «земле» познакомились. Потом Шиповник ушёл на Петровку, а возглавив отдел, перетащил к себе Павла. Среди остальных сотрудников не выделял, в этом Шиповник был строг, а что сделал заместителем, так то по делу – Русинов действительно был хорошим оперативником и толковым организатором. Дружить они продолжали, в том числе семьями, не прекратили даже после того, как Павел ушёл со службы. Подполковник прекрасно знал Катерину, детей, известие о смерти друга явно выбило Шиповника из колеи, но он держался.

– С одной стороны, убит наш старый товарищ, с другой, преступление совершено на территории соседей, расследование уже ведётся и просто так его статус на межрегиональный никто не поменяет.

– Просто так, – прищурившись, повторил Феликс.

– Да, ты всё понял правильно, – кивнул подполковник. – Твоя история добавляет ещё одну версию, и это уже какой-никакой, а повод, позволяющий нам официально подключиться к расследованию. Дальше всё будет зависеть от того, сумеем ли мы договориться.

– Надеюсь, сумеете, Егор Петрович.

– Я тоже надеюсь.

Они помолчали, после чего Вербин осторожно поинтересовался:

– Какая версия сейчас в работе?

– Ищут мотив в коммерции.

– Он там есть?

– Ответ на этот вопрос может дать только Катерина, а она не в том состоянии.

Шиповник всегда называл жену Русинова так, как она значилась в паспорте – Катериной, а не Екатериной. И не Катей.

– Только я не верю, что у них по бизнесу были настолько серьёзные проблемы. Они бы мне рассказали: или Паша, или Катерина. Обязательно бы рассказали.

Обстоятельства бывают разные, иногда людей ставят в такие условия, что даже на исповеди о них ни слова не скажешь, но тут Феликс был склонен согласиться с Шиповником: случись у Русинова по-настоящему серьёзная проблема, он пришёл бы с ней к подполковнику. Знал, что Шиповник его не оставит. Получается, или проблема оказалась слишком серьёзной, но тогда о ней расскажет Катерина, или её не существует.

– Дорожный конфликт?

– Эту версию они тоже не исключают. И тоже будут проверять. Но тебе лучше самому посмотреть и решить, что там произошло.