Иерусалим. Полная история города (страница 4)
У нас нет точных сведений о том, как выглядел восстановленный Храм. Ездра пишет, что, согласно повелению Кира, новый Храм должен был иметь тридцать метров в длину и столько же в высоту. Однако историки сомневаются в том, что Зоровавелю удалось соблюсти это указание, ведь строительство Второго храма финансировалось не столь щедро, как строительство Первого. Скорее всего, изначально Второй храм был скромнее своего предшественника, но со временем он «рос», то есть – достраивался, а в конце I века до н. э. царь Ирод перестроил его основательным образом. «Срыв древние фундаменты и возведя вместо них новые, он воздвиг на них Храм длиной в сто локтей, шириной в сто, высотой же в сто двадцать локтей, из которых последние двадцать с течением времени ушли в землю, когда фундамент опустился… Храм был сооружен из прочных белых камней, из которых каждый имел в длину двадцать пять, в вышину восемь, а в ширину около двенадцати локтей. Все здание… понижалось к краям, тогда как высшей частью являлась средина, так что ее можно было видеть издалека на расстоянии многих стадиев; особенно же хорошо видно было это тем, кто жил как раз напротив здания или подходил к нему. Входные двери и их карнизы были, наподобие входа в самый Храм, украшены пестрыми, расшитыми цветочными узорами занавесами, которые свешивались со столбов. Сверху над входом с фриза свешивалась золотая виноградная лоза, кисти которой спадали вниз. Зрители поражались в одинаковой мере как величиной, так и искусством этого украшения, равно как ценностью употребленного на него материала. Царь окружил здание Храма рядами покоев, которые все находились по величине своей в соответствии со зданием Храма. При этом он потратил на них такое множество денег, что казалось, никто раньше его не мог так украсить Храм. Эти здания покоились на огромной стене, в свою очередь представлявшей одно из замечательнейших человеческих сооружений…» [37]
Барельеф Дария Великого на Бехистунской надписи. VI век до н. э.
У Иерусалимского храма не было собственных земельных наделов и иных источников доходов. В соответствии с законами Торы, десятую часть доходов было положено отдавать левитам (потомкам третьего сына Иакова Левия), а они передавали десятую часть полученного коэнам (священнослужителям, потомкам брата Моисея Аарона). Коэны – это высшая степень священнослужителей, а левиты – вторая.
Кроме того, коэны и сами по себе получали дары и пожертвования. Так складывался храмовый бюджет. Однако после восстановления Второго храма вышло так, что численность коэнов более чем вдвое превысила численность левитов. Поэтому в середине V века до н. э. наместник Неемия был вынужден ввести прямой сбор на нужды Храма с каждого жителя Иудеи в размере трети шекеля[38].
Во время вавилонского владычества столицей Иудеи стал город Мицпа, расположенный к северу от Иерусалима, в более населенных на тот момент землях Вениаминова колена. Религиозный центр тоже переместился на север – в Вефиль (Бейт-Эль)[39], находящийся на границе наделов Вениамина и Ефрема. В Библии сказано, что именно здесь Иакову явился Бог: «И нарек [Иаков] имя месту тому: Вефиль, а прежнее имя того города было: Луз»[40]. Таким образом Иерусалим превратился в «обычный» город на холме, но, к счастью, ненадолго. С возведением Второго храма к городу вернулся статус религиозного центра, а в 445 году до н. э. (или даже раньше) он вновь стал столицей ахеменидской провинции Йехуд, включавшей в себя большую часть Иудеи.
Знаете ли вы, почему историки сомневаются в существовании единого Израильского царства? В первую очередь, потому что до сих пор не найдено ни одной отчеканенной в нем монеты. Впрочем, у «несомневающихся» есть объяснение отсутствия монет. Кто сказал, что государство не может существовать без монет собственной чеканки? У Давида до этого попросту не дошли руки, Соломон, главной задачей которого было строительство Храма, мог обходиться монетами соседних государств, а преемникам Соломона было не до чеканки монет, поскольку дела в едином царстве шли все хуже и хуже. Но при Ахеменидах в Иерусалиме чеканили серебряную монету с арамейской[41] надписью «Йехуд» на аверсе, и лилией на реверсе.
Лилия – один из символов Иерусалима и всей Иудеи в целом. Есть два предания, объясняющие популярность лилии у евреев. Согласно первому, дьявол искушал Еву в раю среди белых лилий, чистота которых не была осквернена, в отличие от Евиной добродетели. Второе предание гласит, что дочь фараона нашла корзину с младенцем Моисеем[42] под большой желтой лилией (желтые лилии часто можно увидеть среди камышей). Считается, что чеканка монеты в Иерусалиме или близ него началась в 420 году до н. э., в так называемый теократический период, когда Йехудом правили первосвященники.
Реверс монеты с лилией
Смена правителей произошла в первой половине V века до н. э. Неизвестно почему представители дома Давида сошли с исторической арены, но, так или иначе, во главе еврейского народа стали первосвященники, власть которых передавалась по наследству. Под руководством первосвященника действовал совет старейшин, называемый герусией.
При необходимости, для решения вопросов особой важности, в Иерусалиме могло созываться народное собрание. Известно, что люди собирались во дворах Храма, а вот о том, каким образом принимались решения, можно только догадываться. Впрочем, в то время было всего три способа голосования – криком, поднятием рук или подачей камешков определенного цвета (определенной формы). Только в 139 году до н. э. в Риме появились первые бюллетени, деревянные таблички, с одной стороны покрытые воском – на воске стилусом писали мнение, а затем опускали табличку в урну для голосования.
Одним из последних светских правителей Йехуда был уже упоминавшийся выше Неемия, ставленник персидского царя Артаксеркса I. Неемия служил у Артаксеркса виночерпием, а ведать напитками правители поручают только тем, кому безгранично доверяют. Дозволение на восстановление стен Иерусалима в 445 году до н. э. стало одним из проявлений расположения Артаксеркса к Неемии. Неемия привлек к делу всех жителей города, включая и священнослужителей. Одни строили, другие охраняли их от самаритян и аммонитян[43], пытавшихся помешать строительству. Стены росли, словно на дрожжах, – работы заняли всего пятьдесят два дня. Статус Иерусалима возрос, жители города получили надежную защиту, а также возможность беспрепятственного празднования субботы, чему прежде мешали иноверцы. Протяженность восстановленных стен – еще один повод для научных дискуссий. Мы не станем сравнивать все мнения, а просто остановимся на наиболее популярном, согласно которому стены протянулись на два с четвертью километра. Мнения относительно численности населения Иерусалима тоже сильно расходятся, но, скорее всего, оно приближалось к пяти тысячам человек – никакого сравнения с нынешним миллионом.
Седая древность скрывается во мраке времен, и потому о ней нельзя судить определенно. Потерпите немного, и все эти «возможно», «скорее всего» и «можно предположить» уйдут с ваших глаз долой. Осталось немного, совсем немного.
Глава третья
Иерусалим при эллинах
Великий завоеватель Александр Македонский весной 334 года до н. э. вторгся в пределы державы Дария III Ахеменида и начал одерживать одну победу за другой. Триумфом Александра обернулось и сражение, состоявшееся в ноябре 333 года до н. э. около киликийского[44] города Исса. Дарий имел как минимум четырехкратное превосходство в численности войска (а может и десятикратное, поскольку мнения историков по этому вопросу сильно расходятся) и потому был уверен в своей победе. Однако вышло иначе – победу одержал Александр. Дарию удалось спастись бегством, и война продолжилась до октября 331 года до н. э., когда победа Александра в сражении при Гавгамелах[45] ознаменовала конец государства Ахеменидов.
Иудея была завоевана Александром в 332 году до н. э. Точнее говоря, не «завоевана», а «перешла под руку», поскольку двухмесячное сопротивление македонскому войску оказали только жители Газы, а все остальные города и селения сдавались без боя. В «Иудейских древностях» Иосиф Флавий рассказывает о посещении Александром Иерусалима. «Финикийцы и следовавшие (за Александром) хуфейцы полагали, что, наверное, гнев царя падет на иудеев и он решит предать город разграблению, а первосвященника со всею семьею – гибели. Однако на деле вышло совсем не то: Александр еще издали заметил толпу в белых одеждах и во главе ее священников в одеяниях из виссона, первосвященника же в гиацинтового цвета и золотом затканной ризе с чалмою на голове и золотой на ней дощечкой, где было выгравировано имя Господне, и потому один выступил вперед, преклонился пред именем Божиим и первый приветствовал первосвященника. Когда же иудеи единогласно громко приветствовали Александра и обступили его, цари сирийские и все прочие были поражены поведением его и подумали, не лишился ли царь рассудка. Тогда Парменион[46]