– Нет, – и тонкие губы пожилой женщины растянулись в улыбке. – Иначе будет нарушено равновесие. Души не имеют права вмешиваться в масштабные события. Слишком опасно… для всех.

– Жаль, – вздохнула я, отдавая документы женщине. Даже если она мне их не вернет, то они бесполезны без печатей таможни.

Я попросила монахиню отвести меня к Трофимову и просидела у кровати не приходящего в себя напарника, пока за мной не пришла молоденькая монашка. Она проводила в кабинет к Ковальскому, где я при нем говорила с Мишаниным по телефону. Он повторил слово в слово, что сказал мне настоятель. Возможно, хотел больше, но не стал, видимо, не доверял польскому убедителю.

Итак, моим новым напарником стала Агнешка, инструкции остались те же. Утром мы отправлялись на поезде в Данциг.

Глава 4

Тук-тук-тук… Колёса выбивали монотонный ритм, и глаза сами закрывались. Где-то на краю сознания я слышала, как Агнешка шуршит обёрточной бумагой, убирая остатки еды в потрёпанную кожаную сумку.

Рано утром, когда первые лучи только касались земли, мы покинули собор и отправились на вокзал, где сели на поезд до Данцига. Он ехал чуть больше часа, но казалось, что целую вечность: я считала столбы за окном, а Агнешка молча вязала что-то из серой шерсти, крючок мелькал в её руках, как лезвие.

После мы болтались по одному из привокзальных кварталов, в ожидании своего поезда до Берлина, и я замечала в витринах магазинов – польские газеты и немецкие афиши кабаре с улыбающимися певицами.

У кафе «Под белым орлом» я замедлила шаг: из приоткрытой двери тянуло ароматом свежемолотого кофе и сдобных штолленов с изюмом. С каким удовольствием я бы заглянула сюда, но время уже поджимало, и мы вернулись на вокзал, чтобы сесть на поезд.

В купе второго класса, обитом потертым бархатом, пахло нафталином и пылью. Агнешка расстелила на столике платок и разложила еду: ломти ржаного хлеба, густо посыпанные тмином, копчёную колбасу, нарезанную неровными кружками – видно, торопилась. Краковские бублики с маком положила отдельно, как драгоценность. Чай из термоса пах мятой и дешёвым сахаром.

До Берлина ехать примерно пять с половиной часов, самое время выспаться, потому что встали мы рано. А еще… всю дорогу я пыталась скрыть волнение от Агнешки, порой она бросала на меня внимательные взгляды, все-таки чтецы очень проницательны. Хорошо, что мне снова дали стикс, и двадцать таблеток про запас. Никто не знал, сколько у нас займут поиски артефакта.

А еще я должна спасти троих пропавших агентов Оккультного бюро. Перед глазами встали фотографии и записи из дела.

Первое фото принадлежало Сергею Потапову, его кодовое имя – Хранитель, немецкое – Ханс Готтлиб. Мужчина тридцати восьми лет с густой темной бородой. На нём был отлично сшитый сюртук, а на левой руке – черная перчатка, под которой скрывался механический протез.

Из досье: маг-создатель, потомок династии военных инженеров. В Германии внедрился в общество «Туле» под видом аристократа-оккультиста. Последняя зашифрованная запись в дневнике: «Колокол звонит в Митте… они кормят его детскими голосами.»

Второй пропавший агент – Лидия Воронцова, кодовое имя – Сиринга, немецкое – Марга Шварц. Симпатичная светловолосая женщина примерно двадцати девяти лет в элегантном платье с вышитыми маками. В руках она держала саксофон с гравировкой в виде нот, а на шее у Лидии висел кулон – двуглавый орел.

Из досье: маг-чтец, дочь замруководителя отдела Оккультного бюро. Работала в берлинском оркестре. Перед исчезновением отправила шифровку: «Нашли след Ангела-Мучителя. Он здесь, под землей. Верь музыке…»

И третий, Евгений Орлов, кодовое имя – Ртуть, немецкое – Виктор Манн. Темноволосый молодой мужчина около двадцати семи лет со шрамом-полумесяцем на правой скуле. Агент был одет в кожаную куртку и держал в руке фотоаппарат.

Из досье: маг-искатель, сирота. Был внедрен в берлинскую газету фотографом. Последнее фото, которое он передал, – табличка «Комната двенадцать».

Если бы создателя и чтеца я ещё могла разыскать по личным вещам, то с искателем дело обстояло сложнее. Как найти мага, которого твоя сила не видит? Но как ни крути, задание нужно выполнить.

Я знала адреса, по которым жили агенты, знала, что все трое использовали храмы Творца как точки связи. Помочь в сборе информации должен был… Эрих. Стоило подумать о нём, как моя магия довольно заурчала, а по телу прошла волна жара. Я так долго мечтала увидеть пару, что до сих пор не верилось – самый желанный сон сбывался. Подготовленные слова я повторяла про себя снова и снова. Воспоминание о нашей встрече ярким пятном горело в памяти. Те ощущения забыть невозможно, когда ты осознаешь, что встретил серебряную душу. Она ближе матери, родных… дороже всего на свете, даже собственной жизни. Потому что потеря истинной пары равносильна… смерти. Я смогла бороться и выжить только благодаря знанию – Эрих мечтал меня увидеть так же сильно, как и я его.

Через пять часов поезд вполз под стеклянный купол берлинского вокзала. Мы с Агнешкой с тревогой разглядывали людей в потертых пиджаках и шляпах с надломленными полями. Ими буквально кишел вокзал, как муравейник. Ощущалась какая-то тревожная атмосфера, которая проглядывала в хмурых лицах.

На перроне худощавый мальчишка что-то орал, размахивая свежим выпуском газеты с заголовками о столкновениях в Альтоне. Его голос перекрывал грохот колес и свистки кондукторов.

Мы вышли из поезда и направились к выходу. Минуя темный угол, Агнешка остановилась:

– Смотри, – девушка подняла листок, на котором был изображен мужчина. Глаза, лишённые человеческой теплоты, глядели прямо на тебя. Узкие усы, аккуратная полоска под носом, напоминали черного паука, присевшего на бледную кожу.

– Неприятный тип, – скривилась я.

– Это Фалькмар Вольтбрандт, не слышала о нём? – удивлённо взглянула Агнешка. Я успела прочитать на листовке: «Голосуйте за Вольтбрандта – защитника истинных магов!», прежде чем девушка аккуратно сложила бумагу и убрала в карман.

– Он сейчас активно пытается пролезть на место канцлера Германии, – я взглянула на большие часы, которые висели над кассами, стрелки показывали без двадцати четыре. Еще немного набраться терпения, и я встречусь с Эрихом.

– Не просто пытается, прет напролом, – вздохнула чтец.

Агнешка уверенно шла впереди, рассекая толпу, как нож масло. Её серый жакет сливался с толпой беженцев – женщин с узлами из простыней вместо чемоданов, мужчин в мундирах без нашивок с отстранёнными взглядами. Они смотрели на плакаты, где улыбался Фалькмар Вольтбрандт. Его портрет висел даже на спине спящего старика, обнявшего табличку: «Инженер. Работаю за хлеб».

Берлин встретил нас удушливым зноем. Жара тут же прилипла к коже, стекая каплями по спине. С каким удовольствием я бы сейчас залезла под холодный душ… Внезапно раздался пронзительный крик. Я оглянулась. Двое в коричневых рубашках с повязками «Серой Лиги» волокли седого торговца. Его коробка с галстуками опрокинулась, и шелк смешался с пылью. Но самое удивительное… Никто из прохожих не двинулся. Все мрачно наблюдали за происходящим. Полицейский у киоска демонстративно отвернулся, жуя колбасу с преувеличенным аппетитом. Кетчуп стекал по его подбородку, как кровь.

– Представь, Арина, какая у него власть, если «Серая Лига» уже средь бела дня похищает людей, – Агнешка сжала мой локоть. – Город уже не тот. Нам надо быть очень осторожными.

Где-то заиграла гармоника. Пьяный голос запел: «Я жду тебя у памятника Фридриху…», но мелодию заглушил гудок паровоза. Люди спешили покинуть город, который вдруг стал слишком опасным для них.

Фалькмар Вольтбрандт уверенно шёл к власти, всё больше приобретая влияние. Он требовал вернуть чистокровным магам правление. Полукровкам после прохождения определённого теста выдавать разрешение на работу. А вот людям – выделить особое место для жилья, сделать перепись и определить рабочее место. Развлечения, учеба, путешествия – всё это людям ни к чему. Они должны служить чистокровным и благодарить их за милости.

Чудовищные идеи выдвигал Вольтбрандт, но маги его слушали, и все больше становилось последователей среди них. «Серая Лига» изначально создавалась как спортивная организация. В её состав входили бывшие военные, безработные, молодежь. Теперь же она представляла собой настоящую угрозу всем, кто критиковал идеи Вольтбрандта. Среди магов были такие, и пока только благодаря их сопротивлению Германия еще не стала первым государством в Европе, где люди полностью лишались всех прав.

В таком месте опасно вызывать подозрения. Вещатели Вольтбрандта отслеживали все линии будущего, выискивая инакомыслящих. Даже думать не стоило о его свержении.

По легенде, мы с Агнешкой познакомились в Эльблонге и вместе поехали на заработки в Берлин. Съемную квартирку для нас уже подготовили, осталось только забрать ключи. Вот мы и направились на улицу Ведекиндштрассе, где нас уже ждал агент возле дома номер четырнадцать.

Жара прилипла к мостовой, смешавшись с запахом угольной сажи. Тощий создатель с длинным носом, щурясь сквозь дым сигареты, протянул ключ на ржавой цепочке.

– Вот, фройляйн. Третий этаж, дверь напротив уборной. Не шумите по ночам – старуха Шульце снизу стучать будет. – Создатель сунул холодный ключ в мою ладонь. Сплюнув под ноги, добавил хрипло: – Только подождите, комнату должны освободить. Жена – полукровка, а муж… – Он фыркнул, обнажив желтые зубы. – Человеком оказался.

Я подняла голову, и взгляд скользнул по фасаду. Грязные окна, затянутые паутиной трещины, стены, где местами осыпалась штукатурка, обнажив кирпичи. На двери дома алел плакат с изображением Вольтбрандта и подписью “Германия, проснись!”

Агент отправился по своим делам, мы двинулись к подъезду.

– В этом доме не живут люди, только полукровки, – тихо произнесла Агнешка, останавливаясь возле двери. – Сейчас объявлений о съеме «без людей» становится все больше. Никто не хочет, чтобы среди ночи в комнату ввалились бандиты из «Серой Лиги».

– Я не верю, что всё это происходит… здесь…, – начала я, но дверь внезапно вздрогнула, распахнувшись с грохотом.

На улицу вырвался мужчина, лицо его было искажено яростью. В одной руке он сжимал трёхлетнего мальчугана, а в другой – большой чемодан. За ним семенила взволнованная зрячая.

– Проклятые чистокровные! Уезжать надо, пока не поздно! – рявкнул мужчина, бросив на нас грозный взгляд. Он был человеком, это легко определить: глаза у магов – яркие, насыщенного цвета.

– Тихо, ты, – зрячая схватила мужчину за рукав, обернувшись к нам. Её голос взволнованно дрожал. – Души говорят… бесполезно бегать. Скоро от них негде будет скрыться…

Зрячая говорила ещё что-то, но мы уже не услышали. Семья скрылась за поворотом, а мы вошли внутрь дома.

Лестница противно скрипела под ногами, пока мы поднимались на третий этаж. Я сморщилась от смеси запахов: никотина, бульона, который варили из вонючего мяса. На нашем этаже еще несло от уборной.

– Да уж, – скривилась Агнешка. – Придется терпеть, зато какая конспирация.

Я не удержалась, фыркнула и вставила ключ в замок двери, на которой висела цифра семь. Повернула ключ два раза, и дверь с тихим треском открылась, обнажив комнату с облупленными обоями. Полоса света из окна легла на железную кровать, стол с кривыми ножками и керосиновую лампу. Воняло котами.

– Ладно, хоть крыша есть, – я бросила сумку на пол и подошла к закрытому окну. Во дворе две прачки вешали бельё, перешёптываясь.

– Нам еще повезло, здесь есть раковина и газовая плита. Смотри, – Агнешка отдернула занавеску из мешковины, которая делила комнату на спальню и кухню. Где-то внизу заорал граммофон: “Всё рушится, голубка, всё рушится…”. Девушка включила кран – вода брызнула ржавой струёй.

– Завтра купим мыло, – твёрдо произнесла Агнешка, в её глазах мелькнул упрямый блеск. – И цветов. Чтобы пахло, как дома.