Развод Я выбрал тебя (страница 3)
– Слушай, а ты правда шаришь. Я думал, ты так, понтанулся, а ты реально сделал. Откуда такие навыки?
– Служил. На грузовиках, на бронетехнике. Там если сломался посреди степи – никто за тебя чинить не будет.
– Логично. Ну, Игорь, вижу, что не прогадали с тобой. Лазарев говорил – Дымов тебя рекомендовал, так?
– Так.
– Серёга – нормальный мужик. Если он за кого ручается – значит, человек стоящий. Ладно, давай заводи, посмотрим, как работает.
Трактор завёлся с третьей попытки – кашлянул, чихнул и затарахтел ровно, без перебоев. Масло больше не текло.
– Красота! – Пётр довольно потёр руки. – Ну что, готов к труду и обороне?
– Всегда готов.
– Тогда поехали, покажу, куда ехать. Сегодня пашем западное поле, под озимые готовим. До обеда успеем, если не филонить.
Первые часы в поле дались тяжело.
Трактор – не БТР, управление совсем другое, и поначалу я дёргался, путал передачи, заглох пару раз на развороте. Пётр ехал впереди на своём Т-40, время от времени оглядывался и показывал жестами – мол, нормально, продолжай.
Но постепенно руки вспомнили, как работать с рычагами, ноги нашли педали, и дело пошло. К десяти утра я уже вёл борозду ровно, почти не отклоняясь от линии.
Монотонная работа. Туда-сюда, туда-сюда. Земля переворачивается пластами, чёрная, жирная, пахнет влагой и чем-то древним. Мотор гудит, рычаги вибрируют под ладонями. Голова пустая – ни мыслей, ни воспоминаний. Только движение вперёд.
Хорошо.
В перерыве остановился у колонки долить солярки. Заглушил мотор, вылез размять ноги.
За изгородью виднелся коровник – длинное здание с облупившейся побелкой. Оттуда как раз выходила группа женщин, гоня перед собой стадо. Коровы мычали, толкались, одна упрямо лезла не в ту сторону.
Впереди шла Надежда – я узнал её по платку и прямой спине. Она догнала упрямую корову, положила руку ей на шею и что-то сказала, негромко, спокойно. Корова замерла, будто прислушиваясь, а потом послушно повернула куда надо.
Сила и ласка одновременно. Интересное сочетание.
Надежда подняла голову, заметила меня у колонки. Кивнула – коротко, без улыбки. Я кивнул в ответ и отвернулся, будто очень занят доливкой топлива.
Вечером вернулся в свою комнатушку, едва волоча ноги.
Тело гудело от усталости – приятной, честной, не такой, как после бессонных ночей в съёмной квартире. Мышцы болели, спина ныла, руки пахли соляркой и землёй.
Хотелось есть. Столовая уже закрылась – я опоздал минут на двадцать, пока ставил трактор и сдавал Петру какие-то бумажки.
Ладно, переживу. Где-то в рюкзаке должна была остаться пачка печенья.
Сел на крыльце, стянул сапоги. Ступни гудели. Надо бы портянки поменять, эти уже сопрели.
Шаги.
Поднял голову – по двору шла Надежда. В руках она несла что-то завёрнутое в полотенце и бутылку молока.
– Добрый вечер.
– Добрый.
Она остановилась у крыльца, протянула свёрток.
– Вот, занесла поужинать. Повариха сказала, что ты не успел в столовую, а на голодный желудок после такого дня – это неправильно.
Я взял – тяжёлое, тёплое. Развернул краешек: хлеб, ещё горячий, и кусок сала с прожилками мяса.
– Спасибо. Не стоило, я бы сам…
– Что бы ты сам? В магазин бы сходил? Он закрыт уже. А завтра тебе опять в пять вставать, не выспишься – толку от тебя не будет. Ешь давай.
Она говорила это не грубо, но и не церемонясь – так, как привыкла, наверное, разговаривать с работниками, которые сами о себе позаботиться не умеют.
– Может, зайдёшь? Чаю попьём, я как раз собирался…
Надежда помедлила. Оглянулась на свой дом – он стоял через два двора, маленький, с палисадником.
– Ладно. На минутку.
Прошли внутрь. Я включил свет, поставил чайник на плитку. Комната выглядела убого – голые стены, застеленная кровать, рюкзак в углу – но Надежда не стала комментировать.
– Садись, вот стул. Извини, что тесно, тут не хоромы.
– Я в таких же хоромах живу, только обои другие. Привыкла.
Она села, сняла платок – волосы каштановые, собранные в пучок. Лицо усталое, но без той измученности, которую я видел у городских женщин. Морщинки у глаз, обветренная кожа, руки с коротко стриженными ногтями.
– Пётр говорит, ты сегодня трактор починил за час. Прокладку заменил, что-то там ещё. Он впечатлился.
– Да там ничего сложного, просто руки надо было приложить.
– Ну, у предыдущего тракториста руки были, а толку – ноль. Федька его звали, может слышал?
– Слышал. Которого выгнали.
– Ага. Запил и чуть комбайн не угробил. Лазарев его в тот же день выставил, без разговоров. А ты, значит, не пьёшь?
– Не пью.
– Вообще?
– Бывает, что и выпью, но не запойно. И не на работе.
– Это хорошо. – Она помолчала, глядя, как я разливаю чай по кружкам. – А ты откуда родом? Лазарев говорил – из Самары, но как-то не похоже.
Я сел напротив, подвинул ей кружку.
– Не из Самары. Из Подмосковья. Соврал, когда устраивался, не хотел объяснять.
– А что объяснять?
Хороший вопрос. Что объяснять? Что я бывший капитан, которого комиссовали по ранению? Что у меня развод, кредит на три миллиона и бывшая любовница, которая оказалась мошенницей?
– Долгая история. Скучная.
– Понятно. – Она отпила чай, не став настаивать. – У каждого свои скелеты.
– А у тебя?
Вопрос вырвался раньше, чем я успел его обдумать. Надежда посмотрела на меня спокойно, без обиды.
– У меня тоже есть. Муж был когда-то. Влюбилась как дура в заезжего красавца, думала – вот оно, счастье. А он погулял года полтора и уехал, даже записки не оставил. Потом узнала, что у него в каждом городе по такой дуре было.
– Сочувствую.
– Да брось, давно уже. Восемь лет прошло. Пережила, работаю, живу. Не жалуюсь.
Восемь лет. Пережила. Работает. Живёт.
А я – полгода после развода, и до сих пор как в тумане. Может, дело в том, что она сильнее? Или в том, что её предали один раз, а меня – дважды, причём второй раз я сам к этому руку приложил?
– Ты военный, да? – вдруг спросила она. – По выправке видно. И по тому, как ты сегодня на рёв трактора среагировал.
Я напрягся.
– Кто сказал?
– Никто. Сама вижу. Мой отец такой же был – он в Афгане служил. Когда вернулся, долго ещё вздрагивал от громких звуков. Я маленькая была, но помню.
Молчал. Что тут скажешь?
– Слушай, – она поставила кружку, – я не лезу в твои дела. Прошлое – твоё, хочешь рассказывать – расскажешь, не хочешь – твоё право. Просто… если что-то нужно, помочь там или просто поговорить – обращайся. Люди здесь в основном нормальные, незлые. Привыкнешь.
– Спасибо.
– Не за что.
Она встала, накинула платок.
– Ладно, пойду. Мне ещё завтра в четыре вставать, доярки раньше трактористов поднимаются.
Я проводил её до двери.
– Надежда…
– Надя. Меня все Надей зовут.
– Надя. Спасибо за ужин. И за разговор.
Она кивнула – просто, без жеманства – и пошла к своему дому. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за калиткой.
Странное чувство. Давно ни с кем вот так не разговаривал – без напряжения, без необходимости что-то из себя изображать. Она не лезла с расспросами, не давила сочувствием, не пыталась «спасать». Просто принесла хлеб и выпила чаю.