Жизнь на биполярных широтах. Как выжить в экстремальных зонах собственной психики (страница 4)
И все-таки я переживала за нее: даже если она не столкнется с дискриминацией из-за ее психических расстройств, сможет ли она работать вообще?
Когда Анна скрылась за плотно закрытой дверью отделения психиатрической больницы, я тяжело опустилась на стул, но не заплакала: у меня не было времени плакать, потому что я должна была жить две жизни. После того как моя дочь ушла на лечение, я вернулась на работу в свою больницу и спокойно проводила обследования. Анну поместили в закрытое отделение психиатрической клиники, но мир не рухнул, и жизнь продолжалась.
Глава 5. Будни закрытого психиатрического отделения
В день первого визита к дочери я взяла с собой кое-какие вещи. В ожидании, когда откроется дверь отделения, я стояла бок о бок с пожилой женщиной. На вид ей было около 70 лет, а судя по одежде и поведению, она обладала значительным социальным и экономическим статусом. У меня в голове мелькнула мысль, что она пришла не к мужу и не к кому-то из родителей; вероятно, она навещает своего ребенка. И я подумала, что в таком случае этому пациенту должно быть уже более 40 лет! Неужели возможно такое, что я тоже буду стоять за дверьми этого отделения в ожидании визита к дочери на протяжении долгих лет или даже десятилетий? Я пришла в ужас от этой мысли и постаралась побыстрее ее забыть.
Но вот наконец послышалось звяканье нескольких ключей, и дверь отделения открылась. Анна, одетая в больничную одежду, казалась спокойной. Она рассказывала о том, что произошло в больнице, о том, что она хочет съесть так много разной еды, а я смотрела на нее и все еще не могла почувствовать, что моя дочь действительно должна здесь находиться. Возможно, самым важным моментом, который Анна получила от госпитализации, стало осознание того, что она не одинока: за запертой дверью закрытого психиатрического отделения находилось множество душ, которые, как и она, мучились после того, как их ранил мир. Но еще в этом отделении были люди, которые стремились помочь этим несчастным душам и считали это дело призванием своей жизни.
В закрытом отделении действуют необычные правила, и пациентам, которые ложатся туда добровольно, предоставляется гораздо больше свободы действий, чем тем, кто оказался там не по своей воле. Недобровольная госпитализация чаще называется принудительной: если сам пациент не осознает, что он болен, но при этом ведет себя опасным образом, то ближайшие родственники могут отправить его на госпитализацию в психиатрическую больницу без его согласия. В таком случае необходимо строго соблюдать определенные правила, так как в противоположном случае принудительная госпитализация может стать серьезным нарушением прав человека.
Пациенты, которые оказались в закрытом отделении психиатрической больнице по своей воле, могут относительно свободно общаться с семьей и гулять по территории больницы с опекуном. Конечно, так было до пандемии COVID-19. Я виделась с дочерью дважды в неделю. Больше всего меня беспокоило, не будет ли в этой больнице слишком много «странных» людей, но после того как я побывала там лично, я поняла, что мои переживания были напрасными: пациенты не были слишком странными. Например, красивый парень, ровесник моей дочери, рассказал, что попал сюда после того, как пытался покончить с собой, и для этого поджег брикет древесного угля. А приветливая девушка, ровесница Анны, изучающая искусство в университете, оказалась здесь из-за самоистязаний, вызванных сильной тревогой.
В этом отделении не было мрачных и пугающих людей, которых изображали в фильмах ужасов или в фильме «Пролетая над гнездом кукушки» (1975). Там были молодые люди, которые не причиняли кому-то вред, а наоборот, искали в этом месте защиты, чтобы мир не причинил вред им.
Во время трехнедельного пребывания в этой больнице Анне прописали лекарства, содержащие литий, и она смогла понемногу вернуться к стабильному состоянию. Однако на мой вопрос о том, какое у нее настроение, она всегда отвечала: «Я не знаю…»
Однажды во время моего визита мы с Анной сидели у одной из достопримечательностей больницы, которую она нашла сама, и я с удивлением подумала, что совсем не знаю свою дочь. Самой важной проблемой, которую мы с ней обсуждали во время ее пребывания в больнице, был вопрос о том, почему все так случилось, но я, конечно, не могла на него ответить.
Анна рассказала мне о своей подруге, с которой она общалась в период учебы в средней и старшей школе. Конечно, я знала эту девочку, но я не знала, что она нанесла моей дочери душевную рану. Если посмотреть на ситуацию внимательно, можно увидеть, что в поведении этой подруги не было никакого злого умысла, просто у нее было много зависти и недостаточно воспитания, поэтому своими разговорами и рассуждениями она оскорбляла других. Таких детей можно было часто встретить в нашем школьном округе, а моей дочери такое «дружеское» общение слишком глубоко ранило сердце. В том возрасте наши дети еще не понимали, что значит «заклятый враг». Эту девочку, вероятно, ранила мать, которая вызывала у нее сильный стресс, потому что постоянно твердила ей что-то вроде: «Если ты не поступишь в определенный университет, я тебя за человека считать не буду». В итоге моя дочь невольно испачкалась, словно в грязи, в негативных эмоциях своей подруги, которые были результатом искаженных отношений матери и дочери, а я об этом совсем ничего не знала.
Все это было в прошлом, и исправить это было уже никак нельзя, но я отчаянно сожалела о том, что не уделяла больше внимания той боли, которую испытывала моя дочь. Та подруга решила поступать в университет, в котором хотела учиться и моя дочь. Сама же Анна не смогла туда поступить даже после повторной сдачи экзаменов, что стало для нее травмой, от которой она никак не могла избавиться. Я сама в некоторой степени смогла избежать общественного представления о «меритократии[8]», которое на протяжении всей своей жизни я всегда подвергала сомнению, но моей дочери избежать его не удалось. Однако она заболела не из-за негативного влияния той девочки, все произошло как раз наоборот: именно из-за болезни, которой в то время уже страдала Анна, слова и действия подруги ранили ее сердце, словно бритва, и она жила, глубоко страдая каждый день.
С лечащим врачом Анны я была знакома еще с университета, поэтому наша личная консультация проходила в более свободной атмосфере, по сравнению с тем, как обычно проходят беседы специалистов с пациентами и их близкими.
Врач объяснила нам основные особенности болезни Анны и сказала слова ободрения, похожие на доброе напутствие. Ожидалось, что прогноз будет хорошим: Анна была зрелой личностью, не винила других людей в своих трудностях, и к тому же она сама осознавала, что больна, и сама обратилась в больницу за помощью. Большинство пациентов с такой болезнью проецируют все свои проблемы на окружающих, и в результате отношения с близкими рушатся: дети, которым поставили диагноз, и их родители иногда даже становятся врагами. Обвинение других может быть следствием психического расстройства, но у Анны это не наблюдалось: она сосредоточилась на том, что во всем, что с ней происходит, виновата она сама. Но из-за этого у нее была слишком низкая самооценка, что стало еще одной трудностью, хотя в ее проблемах отчасти могли быть виноваты и мы, ее родители.
Я всегда считала, что мне в жизни повезло: я родилась в хорошие времена, училась в хорошем университете, и мне нравилось то, чем я занимаюсь сейчас, поэтому я никогда не заставляла свою дочь, которой повезло меньше, достигать того же, чего достигла я. Однако у ее отца было иное мнение, поэтому он мог ругать Анну за недостаточные усилия. Впервые в жизни моя дочь пожаловалась на отца во время консультации с врачом после госпитализации. Она рассказала, что ощущала такой недостаток понимания с его стороны, какой ощущает человек со сломанной ногой, которому сказали встать и идти.
В отношении моей дочери врач сказала: «Ей нужно прожить свою жизнь, занимаясь культурной и художественной деятельностью».
Это означало, что, если родители будут заставлять Анну жить так, как хотят они, девушка будет несчастлива. И я не могла не согласиться с этим: разве я не буду благодарна судьбе, если моя дочь, которая была на грани смерти, немного поживет счастливо? Но я переживала из-за другого: мне было известно, что учеба – это самое легкое. В моей памяти всплывали истории многих гениальных художников, которые принесли бесконечное счастье окружающим, но сами прожили мучительную и несчастливую жизнь.