– Когда майор Прайс уходил, – отвечал доктор, избегая прямого ответа, – сэр Харви взял с него обещание никому ничего не рассказывать. Сэр Харви дал понять, что лучше всего поддерживать слухи, будто бы он в коме и долго не протянет. Однако, зная майора, сомневаюсь, что тайна сохранится надолго.

Эмоции распирали Хью Миддлсворта настолько, что он сделался почти говорливым.

– В любом случае, – посетовал он, – я молчать не смогу. Я его предупредил. Это проявление непрофессионализма. Это неэтично. Кроме того…

И снова, как уже было сегодня днем, доктор раскрыл рот, чтобы что-то сказать или предположить, но затем передумал.

– Только вы так и не ответили на мой вопрос, доктор! К чему все это?

– Он не сказал майору. Он не сказал мне. Возможно, скажет вам. Пойдемте.

Миддлсворт резко протянул руку и повернул ручку двери слева, приглашая Дика войти первым. Он оказался в гостиной, просторной, несмотря на довольно низкий потолок, с двумя окнами, выходившими в переулок. В самом центре комнаты стоял большой письменный стол, прямо над которым висела лампа. А в кресле рядом со столом, выпрямившись, чтобы не касаться спинки, сидел предсказатель будущего, только уже без своего наряда.

Лицо Харви Гилмэна было настолько угрюмо, что ни для каких других эмоций места не осталось. Дик отметил про себя, что нам нем пижама и халат. Лысая голова без тюрбана, скептический взгляд, острый нос, жесткая сардоническая линия рта. Сэр Харви оглядел Дика с головы до ног.

– Раздражены, мистер Маркхэм?

Дик ничего не ответил.

– Хотя на самом деле, – продолжал сэр Харви, – раздражаться следует мне. – Он выгнул спину дугой, сморщился, плотно сжал губы, прежде чем снова раскрыть рот. – Я предложил провести небольшой эксперимент. Но вот доктор, по-видимому, не одобряет. Надеюсь, что одобрите вы, когда выслушаете мои доводы. Нет, доктор, останьтесь с нами.

На краю пепельницы на письменном столе лежала наполовину выкуренная сигара. Сэр Харви взял ее.

– Поймите меня правильно! – настаивал он. – Мне плевать на абстрактную справедливость. Я палец о палец не ударю, чтобы заложить кого-нибудь полиции. Однако я чрезвычайно любознателен. И хочу найти, пока еще жив, ответ на одну из немногих загадок, перед которой спасовал даже мой друг Гидеон Фелл.

Если вы согласитесь мне помочь, мы могли бы подготовить ловушку. Если нет… – Он взмахнул сигарой, сунул ее в рот и обнаружил, что она безнадежно потухла. В его манере явственно сквозила мстительность. – Теперь о женщине, так называемой Лесли Грант.

У Дика наконец прорезался голос:

– Давайте уточним, сэр. О чем вы начали мне рассказывать перед тем, как все это случилось?

– Насчет женщины, – продолжал его собеседник неспешно. – Вы же влюблены в нее, я полагаю? Или думаете, что влюблены?

– Я знаю, что влюблен.

– Какая незадача! – сухо проговорил сэр Харви. – Впрочем, такое уже случалось раньше. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на настольный календарь, показывавший четверг, 10 июня. – Ответьте мне. Она, случайно, не приглашала вас к себе домой на ужин на этой неделе или, может, на следующей, чтобы отпраздновать событие?

– На самом деле – да. Завтра вечером. Но…

Сэр Харви явно встревожился:

– Так значит, завтра?

Перед мысленным взором Дика явственно возник образ Лесли, стоявшей на фоне своего дома на другом конце Шести Ясеней. Лесли, с ее мягким характером. Лесли, с ее непрактичностью. Лесли, с ее утонченностью. Лесли, которая ненавидит показную роскошь в любом ее проявлении, никогда не красит губы, не носит украшений и броской одежды. Но вся ее скромность и застенчивость спасовали перед натиском природы, сделавшей ее теперь, когда она была влюблена, до крайности безрассудной во всех ее суждениях и поступках.

Все это пронеслось в его сознании, пока перед глазами стояло ее лицо, дышавшее страстью и благородством, не отпускавшее его. Он поймал себя на том, что почему-то срывается на крик.

– Я больше не в силах это выносить! – заявил он. – Что означает вся эта чепуха? Что за обвинения вы выдвигаете? Вы пытаетесь мне сказать, что ее зовут вовсе не Лесли Грант?

– Именно, – отвечал сэр Харви. Он поднял глаза. – Ее настоящая фамилия Джордан. И она отравительница.

Глава четвертая

Повисла пауза, в которую можно было запросто досчитать до десяти. Когда Дик все же ответил, ощущение было такое, словно смысл слов ускользает от него. Он произнес без всякого гнева, даже несколько буднично:

– Это абсурд.

– Почему это абсурд?

– Эта девчушка?

– Этой, как вы говорите, девчушке сорок один год.

Под локтем Дика стоял стул. Он опустился на него. Полковник Поуп, владелец коттеджа, превратил обветшавшую гостиную в место спокойного отдыха. От трубочного дыма белые оштукатуренные стены приобрели сероватый оттенок, а дубовые балки слегка закоптились. По стенам тянулся ряд гравюр на военную тематику начала и середины девятнадцатого столетия, сцены сражений и мундиры немного выцвели от времени, но все еще смотрелись живо. Дик уставился на эти картинки, и они расплылись перед глазами.

– Вы мне не верите, – тихо сказал сэр Харви. – Другого я и не ожидал. Однако я позвонил в Лондон. Завтра сюда прибудет человек из Скотленд-Ярда, который хорошо ее знает. Он привезет с собой фотографии и отпечатки пальцев.

– Погодите минутку! Прошу вас.

– Да, молодой человек?

– И что же, по вашему убеждению, натворила Лесли?

– Она отравила трех человек. Двое были ее мужьями, именно отсюда у нее деньги. А третий…

– Какими еще мужьями?

– Неужели это коробит вашу романтическую душу? – удивился сэр Харви. – Ее первым мужем был американский юрисконсульт по имени Бертон Фостер. Второй, Дэвис, торговал хлопком на бирже в Ливерпуле, вот его имя я позабыл. Оба были людьми зажиточными. А третья жертва, как мне говорили…

Дик Маркхэм прижал ладони к вискам.

– Боже! – произнес он. И неожиданно с этим кратким словом из него вырвалось все скопившееся в душе недоверие, весь протест, все ошеломленное недоумение. Ему не хотелось ничего знать, а хотелось вычеркнуть из жизни последние тридцать секунд.

Сэру Харви хватило милосердия выказать озабоченность и отвести глаза.

– Мне жаль, молодой человек, – он бросил потухшую сигару в пепельницу, – но так оно и есть. – Затем он окинул Дика проницательным взглядом. – И если вы считаете…

– Продолжайте! Что я считаю?

Рот его собеседника скривился в еще более сардонической усмешке.

– Вы сочиняете психологическую чепуху, исследуя сознание убийц. Мне нравятся подобные сочинения, и я охотно в этом признаюсь. Мои коллеги считают, что у меня довольно странное чувство юмора. Но если вы полагаете, что я что-то выдумываю и устраиваю какой-то замысловатый розыгрыш ради восстановления справедливости, выбросите эту мысль из головы. Уж поверьте, ни о каком розыгрыше и речи не идет.

И спустя несколько мгновений Дик в этом убедился.

– Эта женщина, – отчетливо проговорил сэр Харви, – закоренелая преступница. И чем скорее вы смиритесь с этой мыслью, тем скорее придете в себя. И тем безопаснее для вас.

– Безопаснее?

– Именно об этом я и толкую. – Лоб сэра Харви снова прорезали безобразные морщины. Он заерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее, а потом сердито замер, пронзенный болью.

– Впрочем, есть один тревожный момент, – продолжал он. – По моему мнению, эта женщина не слишком умна. Однако же она повторяет, повторяет и повторяет свои преступления и выходит сухой из воды! Она изобрела некий способ убийства, который поставил в тупик и Гидеона Фелла, и меня.

Первый раз слово «убийство» прямо прозвучало в отношении Лесли. Из-за него разверзлись новые пропасти, новые двери в чертоги зла распахнулись. Дик по-прежнему пребывал в недоумении.

– Погодите еще немного! – потребовал он. – Минуту назад вы что-то говорили об отпечатках пальцев. Вы хотите сказать, она была под судом?

– Нет. Отпечатки пальцев были сняты неофициально. Она никогда не была под судом.

– Вот как? Тогда откуда же вам знать, что она виновна?

Раздражение заострило черты лица его собеседника.

– Неужели вы не можете поверить мне на слово, мистер Маркхэм, пока из Скотленд-Ярда не прибудет наш друг?

– Я этого не говорил. Я спросил, почему вы выдаете это за факт. Если Лесли виновна, почему же полиция ее не арестовала?

– Потому что не смогла доказать ее вину. Три случая, заметьте! И ни разу они не сумели найти доказательств.

И снова патологоанатом из Министерства внутренних дел, не замечая того, попытался сесть поудобнее. И снова его пронзила боль. Однако сейчас он не обратил на нее внимания. Он едва ли ее заметил. Он барабанил пальцами по туго набитым подлокотникам кресла. Его глаза с озорным огоньком впились в Дика Маркхэма, и язвительно-насмешливое выражение в них граничило с восхищением.

– Полиция, – продолжал он, – сообщит вам все точные даты и подробности. Я могу лишь рассказать то, что мне известно из личных наблюдений. Попрошу вас не перебивать меня больше необходимого.

– Итак?

– Первый раз я столкнулся с этой леди тринадцать лет назад. Наше так называемое правительство тогда еще не удостоило меня титула рыцаря. Я еще не был главным патологоанатомом Министерства. И я часто выезжал на дела в качестве судебно-медицинского эксперта. И вот одним зимним утром – повторюсь, точные даты назовет полиция – мы узнали, что американский гражданин по фамилии Фостер найден мертвым у себя в гардеробной, смежной со спальней, в доме на Гайд-парк-гарденс. Я отправился на место со старшим инспектором Хэдли, теперь суперинтендантом Хэдли.

Мы решили, что перед нами очевидное самоубийство. Жены покойного в ту ночь не было дома. Труп обнаружили полусидящим на диване у маленького столика в гардеробной. Причиной смерти стала синильная кислота, введенная в левое предплечье с помощью шприца, найденного тут же на полу рядом с ним. – Сэр Харви выдержал паузу.

Довольно жестокая усмешка прорезала морщинистую кожу вокруг рта.

– В процессе ваших изысканий, мистер Маркхэм, – он растопырил пальцы, – ваших, скажем так, изысканий, вы наверняка сталкивались с синильной, или цианистоводородной, кислотой. Проглоченная, она вызывает острую боль, но действует очень быстро. Впрыснутая в кровь, она так же вызывает острую боль, но действует молниеносно.

В случае с Фостером самоубийство казалось несомненным. Ни один человек в здравом уме не позволит убийце сделать себе инъекцию, аккуратно попав в вену, когда синильная кислота уже с десяти шагов разит горьким миндалем. Окна в гардеробной были заперты изнутри. Дверь не только была на засове, но еще и подперта ужасно тяжелым комодом, придвинутым специально. Слуги с большим трудом сумели войти в комнату.

Мы успокаивали сраженную горем вдову, которая только что вернулась домой и в изнеможении проливала потоки слез. Горе такого деликатного создания очень трогало.

Дик Маркхэм изо всех сил цеплялся за здравый смысл.

– И эта вдова, – произнес он, – была…

– Это была женщина, которая называет себя Лесли Грант. Да.

И снова повисло молчание.

– Теперь мы подходим к одному из тех совпадений, которые ошибочно считаются обычными для художественной литературы, но не в реальной жизни. Спустя пять лет, где-то по весне, я случайно оказался в Ливерпуле, давал показания на выездной сессии суда. Хэдли тоже был там, и совершенно по другому поводу. Мы столкнулись с ним в здании суда, где встречались с местным суперинтендантом полиции. И тот заметил как-то к слову…

Здесь сэр Харви поднял глаза.