– Он сказал: «Крайне любопытное самоубийство случилось на Принц-парк-уэй. Мужчина сделал себе инъекцию цианистоводородной кислоты. Человек уже не молодой, но денег куры не клюют, отменное здоровье, никаких проблем. И все же сомнений в самоубийстве нет. Дело уже закрыто». Он кивком указал на коридор. И мы увидели, как по грязному коридору идет женщина в черном в сопровождении сочувствующих. Я весьма закаленный человек. На меня не так просто произвести впечатление. Однако никогда не забуду выражение лица Хэдли, когда он обернулся и произнес: «Боже мой, опять эта женщина».

Слова были совсем просты. И все же запечатлевались невыносимо ярко.

Когда сэр Харви Гилмэн в задумчивости умолк, доктор Миддлсворт потихоньку прошел через комнату, обогнул большой письменный стол и уселся в скрипучее плетеное кресло у окна.

Дик слегка вздрогнул. Он совершенно забыл о докторе. Но даже теперь Миддлсворт не стал ничего комментировать или вступать в разговор. Он просто скрестил длинные ноги, уперся локтем в подлокотник кресла и опустил подбородок на ладонь, задумчиво уставившись на абажур лампы над столом.

– Вы хотите сказать, – буркнул Дик Маркхэм, – пытаетесь сказать мне, что это снова была Лесли? Моя Лесли?

– Ваша Лесли. Да. Слегка подержанная.

Дик начал было подниматься со стула, но затем сел обратно.

Хозяин дома вовсе не желал его оскорбить. Было ясно, что он просто старается, словно хирург, вырезать острым скальпелем из тела Дика Маркхэма то, что считал злокачественной опухолью.

– Тогда, – прибавил он, – полиция действительно начала расследование.

– И с каким результатом?

– Да с тем же, что и прежде.

– Они доказали, что она не могла этого сделать?

– Минуточку. Они доказали, что не могут этого доказать. Как и в случае с Фостером, жены в ту ночь не было дома…

– Алиби?

– Никакого надежного алиби нет. Но в нем и не было необходимости.

– Продолжайте же, сэр Харви.

– Мистера Дэвиса, брокера из Ливерпуля, – продолжал тот, – нашли лежащим поперек стола в его так называемой «берлоге». И снова комната оказалась запертой изнутри.

Дик прижал руку ко лбу.

– Надежно? – уточнил он.

– Окна были не только заперты, но еще и закрыты деревянными ставнями. Дверь на двух засовах – новенькие, тугие задвижки, которые невозможно взломать, – один сверху, другой снизу. Дом был большой, богатый и старомодный, в комнате можно запросто держать осаду, словно в замке. Но и это еще не все.

Дэвис, как оказалось, в молодости работал фармацевтом. Ему был прекрасно знаком запах синильной кислоты. Он никак не мог случайно впрыснуть себе в руку эту дрянь или позволить кому-то сделать инъекцию, поверив, будто это безобидная жидкость. Если это не самоубийство, значит убийство. Однако не было никаких следов борьбы, он не был ничем одурманен. Дэвис был толстым пожилым мужчиной, но при этом он был еще и сильным, он не стал бы кротко подставлять себя под иглу, источавшую запах синильной кислоты. И комната оставалась запертой изнутри.

Сэр Харви поджал губы, склонил голову набок, словно восхищаясь нарисованной картиной.

– Сама простота дела, джентльмены, доводила полицию до исступления. Они были уверены, что это убийство, однако ничего не могли доказать.

– Что, – начал Дик, стараясь подавить черные мысли, – что Лес… Я хочу сказать, что сказала на это его жена?

– Она, разумеется, отрицала, что это убийство.

– Да, но что она при этом говорила?

– Она просто смотрела огромными, полными ужаса глазами. Говорила, что не в силах этого понять. Она признала, что была замужем за Бертоном Фостером, но сказала, что все случившееся – это чудовищное совпадение или какая-то ошибка. Что могла ответить на это полиция?

– Они предприняли что-нибудь еще?

– Собрали сведения о ней, само собой. Те крохи, какие удалось отыскать.

– И что же?

– Они попытались препоручить ее мне, – ответил сэр Харви. – Но ничего не получилось. Ее никак не удалось связать с отравлением. Она вышла за Дэвиса под фальшивой фамилией, но это не считается незаконным, если речь не идет о двоемужии или подлоге. А ничего такого не было. Точка.

– Что же потом?

Патологоанатом вздернул плечи и снова поморщился. Ранение или же вызываемые им ощущения начали выводить его из себя.

– Финал ее пути я могу обрисовать весьма кратко. Своими глазами я этого уже не видел. И Хэдли тоже. Миловидная молодая вдова, теперь обладавшая значительным состоянием, попросту исчезла. Я почти забыл о ней. А три года назад один мой друг, живущий в Париже, которому я когда-то рассказал историю этой дамы в качестве классического примера, прислал мне вырезку из одной французской газеты.

В статье говорилось о прискорбном самоубийстве на авеню Георга Пятого. Жертвой был месье Мартин Белфорд, молодой англичанин, который снимал там квартиру. Оказалось, он только что обручился с некой мадемуазель Лесли-как-бишь-ее – фамилию я позабыл, – у которой дом на авеню Фош.

Через четыре дня после помолвки он ужинал у своей невесты, чтобы отпраздновать событие. Из ее дома вышел в одиннадцать ночи, явно в наилучшем расположении духа и совершенно здоровый. Отправился к себе. На следующее утро был обнаружен мертвым в собственной спальне. Нужно ли мне рассказывать о сопутствующих обстоятельствах?

– Все то же самое?

– В точности. Комната заперта, как водится во Франции, на все запоры. Синильная кислота впрыснута под кожу.

– А потом?

Сэр Харви всматривался в прошлое.

– Я отправил вырезку Хэдли, который связался с французской полицией. Даже их трезвомыслящие специалисты не желали видеть ничего, кроме самоубийства. Газетные репортеры, которым там позволено больше вольностей, чем у нас, называли все это трагедией и печалились по поводу мадемуазель: «Cette belle anglaise, très chic, très distinguée»^[1]. Они высказывали предположение, что между влюбленными произошла размолвка, которую не хочет признавать мадемуазель, и в приступе отчаяния мужчина, вернувшись домой, убил себя.

Доктор Миддлсворт в своем скрипучем плетеном кресле вынул трубку и продул черенок.

Ему просто требовалось что-нибудь сделать, догадался Дик, чтобы снять напряжение. И именно присутствие доктора, олицетворявшего Шесть Ясеней и нормальность, придавало всему делу такой гротескный характер. Лица миссис Миддлсворт, миссис Прайс, леди Эш и Синтии Дрю проплывали перед мысленным взором Маркхэма.

– Послушайте, – взорвался Дик, – все это попросту невозможно.

– Разумеется, – согласился сэр Харви. – Но это случилось.

– Я хочу сказать, должно быть, это все-таки самоубийства!

– Вполне вероятно, что так. – Его собеседник не терял своего вежливого тона. – Или, может быть, нет. Однако же полно, мистер Маркхэм. Давайте смотреть фактам в лицо! Как бы вы их ни истолковывали, неужели все это не кажется вам хоть сколько-нибудь подозрительным? Хотя бы немного сомнительным?

Дик мгновение молчал.

– Не кажется, мистер Маркхэм?

– Ну хорошо. Кажется. Но я не согласен, что обстоятельства во всех случаях одинаковы. Этот человек из Парижа… как его звали?

– Белфорд.

– Да, Белфорд. Вы сказали, что она не вышла за него?

– Всегда все примеряете на себя, да? – вопросил сэр Харви, глядя на него с некоторым профессиональным интересом и удовлетворением. – А о смертях и отравлениях не думаете вовсе. Просто представляете себе эту женщину в объятиях другого мужчины.

Это было настолько в точку, что Дик Маркхэм разъярился. Однако постарался сохранить достоинство.

– Она же не вышла за этого парня, – настаивал он. – Неужели она получила какую-то выгоду от его смерти?

– Нет. Ни пенни.

– Тогда где же мотив?

– Да черт побери, старина! – воскликнул сэр Харви. – Неужели вы не понимаете, что к этому моменту она уже не могла удержаться?

Неуклюже, с большой опаской, он положил ладони на подлокотники кресла и рывком поднялся на ноги. Доктор Миддлсворт начал вставать с места, протестуя, однако их хозяин лишь отмахнулся от него. Он сделал несколько шагов взад и вперед по потертому ковру.

– Вам же такое знакомо, молодой человек. Вы ведь занимаетесь этим профессионально. Отравитель никогда не останавливается. Отравитель не может остановиться. Это превращается в болезнь, источник извращенного переживания – более сильного и куда более волнующего, чем все, что знает психология. Отравление! Власть над жизнью и смертью! Это же вам известно, не так ли?

– Да. Известно.

– Отлично! В таком случае взгляните на это дело с моей точки зрения.

Он с опаской протянул руку за спину, чтобы коснуться раны.

– Я приехал сюда на лето, чтобы восстановить силы. Я устал. Мне необходим отдых, и я попросил как о большом одолжении сохранить мою личность в секрете, потому что каждый дурак тут же начинает спрашивать меня о криминальных делах, которые мне уже осточертели.

– Лесли… – начал Дик.

– Не перебивайте меня. Они сказали, что сохранят мою тайну, если я соглашусь сыграть на ярмарке предсказателя будущего. Очень хорошо. Я не возражал. На самом деле мне даже понравилось. У меня появилась возможность наблюдать человеческую природу и приводить в изумление глупцов.

Он воздел палец, требуя тишины.

– И что же? В мой шатер входит убийца, которую я не видел со времен того дела в Ливерпуле. Причем она ни на день не постарела, заметьте, выглядит в точности так же, как в нашу первую встречу! Я воспользовался возможностью (а кто бы устоял?) внушить ей страх Божий.

И не успел я глазом моргнуть, как она уже пытается убить меня из винтовки. Это не обычное для нее «самоубийство в запертой комнате». Дырка от пули в стене не оставляет подобной возможности. Нет, леди просто потеряла голову. А почему? Я начал догадываться об этом еще до того, как она выстрелила в мою тень. Потому что она затевает маленькую вечеринку с отравлением для кого-то другого. Иными словами, – он кивнул на Дика, – для вас.

И снова повисло молчание.

– И не говорите мне теперь, что вас не осенила подобная мысль, – скептически заявил сэр Харви, с сомнением качнув головой. – Не говорите, что эта идея даже не приходила вам в голову.

– Не буду. Еще как приходила.

– Вы верите в то, о чем я рассказал вам?

– Да, я верю в вашу историю. Однако тут явно какая-то ошибка… если это была вовсе не Лесли…

– Но отпечатки пальцев станут для вас убедительным доказательством?

– Да. Мне придется поверить.

– Но пока, даже зная все, вы по-прежнему не верите, что она попытается вас отравить?

– Нет, не верю.

– Почему же? Думаете, в вашем случае она сделает исключение?

Ответа не последовало.

– Думаете, что она наконец-то влюбилась по-настоящему?

Ответа не последовало.

– Даже если предположить, что это правда, вы все равно собираетесь на ней жениться?

Дик встал со стула. Ему хотелось ударить кулаком по воздуху, заглушить этот голос в ушах, загоняющий его в угол, вынуждающий смотреть фактам в лицо, перерезающий все спасительные ниточки, за какие он пытался схватиться.

– Вы можете выбрать, – гнул свое его собеседник, – один из двух вариантов. Первый, как я вижу, уже пришел вам в голову. Вы желаете выложить ей все и потребовать объяснений, не так ли?

– Естественно!

– Очень хорошо. В прихожей имеется телефон. Позвоните ей, спросите, правда ли это, и молитесь, чтобы она все отрицала. Разумеется, она будет все отрицать. И ваш здравый смысл, если он еще у вас остался, должен подсказать вам это. Что возвращает вас ровно в ту же точку, где вы были изначально.

– А второй вариант?

Сэр Харви Гилмэн прервал свою пробную прогулку за спинкой кресла. Его щуплая шея вытянулась из ворота древнего халата и пижамы, словно у черепахи. Он постучал указательным пальцем по спинке кресла.

– Вы могли бы подготовить ловушку, – ответил он просто. – Тогда сами выясните, что это за личность. А я узнаю, как именно ей удалось совершить эти дьявольские убийства.

Глава пятая

Дик сел обратно. Он весьма смутно представлял себе, к чему клонится этот разговор.

– Какую еще ловушку? – спросил он.

– Завтра вечером, – начал сэр Харви, – вы ужинаете с этой леди у нее дома. Все верно?

– Да.