На витрине супермаркета стояли всевозможные смеси, и Чони попросила работника зала дать ей лучшее молоко. Ей протянули увесистую банку с голубой крышкой и надписями на немецком языке. Чони взяла смесь, тонкое покрывало, памперсы и бутылочку для кормления, потратив на это почти все деньги. Ей так хотелось провести со своей малышкой еще хотя бы день… Но сегодня им придется расстаться. Сложив все вещи в сумку, Чони взяла ее и отправилась к «Изумительному ланчу на Хэхвадоне». В какой-то момент у нее даже мелькнула мысль повернуть обратно, но Чони была уже на грани, и дольше тянуть было некуда. Еще шаг – и они расстанутся навсегда. Грела лишь мысль о том, что впредь ее малышка будет жить в тепле и сытости…

К улице Тэханно примыкала дорога, где стояла фотобудка. У Чони не было ни одного общего фото с малышкой, поэтому она направилась к кабинке и зашла внутрь. Она вложила в автомат оставшиеся на руках четыре купюры по тысяче вон и выбрала съемку в несколько кадров. Затем вынула ребенка из слинга и взяла на руки. Сначала лицо Чони на экране выглядело смущенным, но вскоре она смогла улыбнуться, и удивленная малышка тоже заулыбалась. Как только щелкнул затвор и сработала вспышка, кроха звонко рассмеялась. И Чони впервые засмеялась вместе с ней. Хотя этот смех больше походил на плач.

На фото она улыбалась сквозь слезы, а ее дочка радостно смеялась рядом. Чони бережно положила фотографию в карман и с опухшими от слез глазами продолжила путь.

Бабушка-хозяйка на этот раз не показывалась. Возможно, распродав последние ланчи, она прибиралась на кухне. Двери были открыты настежь, словно подтверждая надпись: «Когда угодно велкам!» Словно и правда любой мог прийти сюда когда захочет. Чони хорошенько укрыла девочку хлопковым покрывалом и положила внутрь заранее подготовленную записку. Девушка крепко прикусила губы. Затем подняла голову и посмотрела вверх, на падающие листья дерева гинкго. Каждый раз, встречаясь глазами с малышкой, Чони ощущала укол совести. В носу вдруг стало горячо. Ей нужно успеть расстаться с ребенком до того, как хлынут слезы. И при этом расстаться навсегда.

«Нет, и все-таки си ю эгейн», – твердило ей сердце. Чони смела мечтать о том, как однажды ее жизнь изменится, и, быть может, тогда они снова увидят друг друга…

Чони шагнула за открытую дверь магазина и осторожно положила ребенка. А рядом – сумку с памперсами и слинг. Малышка встретилась с мамой взглядом и широко улыбнулась. Девочка выглядела довольной. Видимо, ей было очень удобно после всех этих скитаний наконец-то лежать на ровной поверхности. Казалось, только сейчас рвется та пуповина, что связывала их на протяжении десяти месяцев. Лицо Чони исказилось от боли. Она поджала губы, из последних сил выдавила из себя улыбку и одними глазами попрощалась с дочкой. Слезы крупными каплями потекли по щекам, и девочка тоже расплакалась. Чони стремглав вылетела на улицу и побежала вперед. Ее всю трясло.

Раздался визг тормозов.

Чони перебежала дорогу в неположенном месте, и теперь прямо перед ней остановился грузовик, везущий яйца. Не на шутку испугавшийся Ынсок открыл дверь и выскочил из грузовика. Он подскочил к упавшей перед машиной Чони и тут же спросил:

– Вы в порядке? Не поранились? Давайте я отвезу вас в больницу!

– М-м-м…

– Вы не можете говорить? А как дышите? С дыханием все нормально? Что же вы так побежали прямо на красный свет… Чуть не случилась беда. Давайте я вызову скорую!

Волосы Чони наполовину растрепались, лицо было все в ссадинах, а возле глаз красовалось несколько синяков. Глядя на девушку, Ынсок сразу почувствовал, что здесь что-то не так. Он придержал Чони, которая попыталась встать, и ее глаза тут же наполнились слезами. Не прошло и пары мгновений, как она уже в голос рыдала перед ним, словно внутри прорвало плотину слез. Даже закрыв глаза, Чони продолжала видеть перед собой лицо дочки, обнимая которую провела все эти дни. Все так же ощущала мягкость пушистых волос малышки, прижимающихся к ее шее.

Глаза Ынсока тоже увлажнились. Он и сам не мог понять, почему, глядя на Чони, ему захотелось плакать. Она содрогалась от рыданий, и он поднял руку, чтобы утешительно похлопать ее по спине, но так и не посмел прикоснуться.

– У вас точно все хорошо? Поехали в больницу. Где у вас болит? Скажите хотя бы, где…

Но Чони вдруг оттолкнула Ынсока и бросилась бежать. Она все бежала и бежала, пока ноги опять ни привели ее в парк Марронье. Там она наконец остановилась и попыталась отдышаться. Внутри все клокотало, словно ее вот-вот разорвет на части. Тело ощущало непривычную легкость, даже пустоту. Казалось, она второй раз осиротела.

Чони взглянула на небо. На ближайшей ветке дерева она заметила гнездо и двух птичек.

– Повезло вам. У вас хотя бы есть солома, чтобы свить гнездо.

Она опустила голову и расплакалась. Она плакала, потому что грудная клетка больше не чувствовала давления и тяжести, а плечи не ныли. Плакала потому, что ее теплого комочка больше не было рядом.

– Она еще ревет. Разве ты имеешь право на эти слезы? – грубо упрекнула она себя и, поджав губы, проглотила подступивший к горлу комок.

Неожиданно она почувствовала, как открытой между ботинком и джинсами голой полоски кожи коснулось что-то теплое.

– Мяу.

Это была трехцветная кошка с белыми, рыжими и бурыми пятнами на шерсти. Она терлась головой о ногу, выпрашивая еду. Судя по тому, что ее пушистый белый живот сильно провисал, кошка была беременна. Она сверкнула черными глазами и села, выпрямив передние лапки. Чони плакала, а кошка смотрела на нее, не отводя взгляда, будто пыталась утешить.

* * *

«Прошла уже неделя с малышкой. Однако ее мама крепкий орешек. Держится. Мне в свое время и дня хватало, чтобы до смерти соскучиться по ребенку. Все-таки молодежь сейчас совсем другая. А ведь то, что ты из поколения эм-зи^[40], совсем не значит, что материнская любовь в тебе не проснется. Ведь и так понятно, что ты откуда-то наблюдаешь за нами, умываясь слезами…» – размышляла Кымнам.

Девочка в слинге за спиной у Кымнам уже привыкла к этому положению и теперь удивленно разглядывала свои руки.

– Ох, лапешки у тебя… как маленькие листики папоротника. Все глядишь на них и удивляешься? Интересно, что ты будешь делать этими руками, когда вырастешь? Ой, совсем забыла! Я же вчера получила свежий папоротник.

Кымнам начала готовить еду на вечернюю продажу. Только она полила кунжутным маслом ошпаренные кипятком стебли папоротника, раздался звон ветряного колокольчика, подвешенного к двери.

Дзинь! – и Кымнам выскочила из кухни. Однако в магазине никого не было. Она сделала вид, что возвращается к делам, а сама юркнула за витрину и присела, прячась от чужих глаз.

– Тсс! Если хочешь увидеть маму, сиди тихонько.

Через десять минут у нее онемели ноги. Казалось, еще чуть-чуть – и их сведет судорогой. Кымнам вместе с висящим за спиной ребенком выглянула из-за витрины. Не зашел ли кто в магазин? Все посетители знают, что во время перерыва коробочки с обедами не купить, а значит, это может быть только она! Наверняка долго не решалась войти, ну конечно! Кымнам чувствовала, что в этот раз интуиция ее не подвела.

Но, увы, никто не появился. За исключением ноющей боли в ногах, которая вскоре дала о себе знать. И до самой вечерней продажи в магазин так никто и не заглядывал.

– Она точно была здесь…

Хлопотавшая на кухне Кымнам, едва заслышав колокольчик, стрелой выбежала в зал.

– Пришла!

– Не пришла, а пришел. Я яйца вам привез.

– А, ошибочка…

Ынсок поставил упаковку яиц и, глядя на разочарованное лицо Кымнам, поинтересовался:

– Вы кого-то ждали? Смотрю, сегодня тоже сидите с крохой?

Он посмотрел в черные глаза малышки, и ему показалось, что он уже где-то видел их. Эти глаза почему-то напомнили ему о той встрече.

– Надо же, как похожи… – пробормотал он, принимая стакан сикхе из рук Кымнам.

– Совсем забыла в прошлый раз угостить тебя. Освежись. Но про что ты? Кто на кого похож?

– Спасибо, выпью с удовольствием. Да дело в том, что несколько дней назад я чуть не сбил девушку на соседней улице. А эта малышка мне показалась очень похожей на нее. Но это вряд ли, конечно.

– Да? Опиши ее.

– Красивая, – выпалил Ынсок, словно сообщал само собой разумеющийся факт.

– Красивая?!

Ынсок смущенно улыбнулся, и Кымнам рассмеялась:

– А еще?

– Очень худая. Сразу захотелось ее накормить.

– Что еще помнишь?

– Еще захотелось отвезти ее в больницу. Потому что все лицо покрывали синяки и ссадины.

Вот это да. Вот как разворачиваются события. Кымнам улыбнулась, предвкушая интересный поворот. Она больше не спрашивала, а Ынсок все продолжал описывать девушку:

– На ней была джинсовая рубашка, вся рваная. И еще она расплакалась передо мной. Прямо как ребенок, в голос. Я хотел ее как-то утешить, похлопать по плечу, но не смог прикоснуться к ней. Словно бы не имел права, не разобравшись, лечить ее травму.

– Значит, влюбился с первого взгляда?

– Да… Что?!

– Она скоро обязательно объявится. Вот увидишь.

– Нет, подождите. Я не говорил, что влюбился. Вы неправильно поняли! Спасибо за напиток. Я пойду!

Ынсок залпом опрокинул стакан и вышел из магазина. То, как он аж вспотел от смущения, напомнило Кымнам поведение главного героя какой-нибудь молодежной манхвы. Героя, в жизни которого случилась первая любовь.

– У, каков! Выглядит тихоней, а у самого-то, поди, страсти внутри кипят. Славный мужчина… Ну что, малышка, твоя мама носила джинсовую рубашку? Говорят, та девчушка очень на тебя похожа. Но правы ли мы?.. Поживем – увидим!

Кымнам взяла один из контейнеров с обедом и маркером подписала его: «Для Хынмина». Хынмин был единственным подростком в этом районе, который не переживал кризис переходного возраста. И он был постоянным покупателем магазинчика ланчей.

Около шести вечера клиенты выстроились в очередь.

Примерно в то же время в заведение зашла одна девушка. Кымнам сразу обратила внимание на ее страшную худобу, которую прикрывала рваная джинсовая рубашка. Значит, все-таки?.. Опухшие красные глаза выдавали, что девушка недавно сильно плакала. Но решающим доказательством стало кое-что другое. Едва девушка зашла в магазин, не бросив и взгляда на витрину с обедами, она мгновенно нашла глазами ребенка и продолжала коситься в его сторону. Все сомнения тут же улетучились. Но Кымнам не торопилась. Боясь, как бы девушка не сбежала, старушка оставалась невозмутимой и действовала очень осторожно. Видимо, девушке хотелось насмотреться на ребенка, поэтому она встала в самый конец очереди. Только после того, как Кымнам обслужила всех клиентов, она спокойно пробила на кассе обед, который выбрала Чони.

И вдруг схватила девушку за запястье:

– Вы, видимо, за сокровищем?!

Так Чони угодила прямо в руки Кымнам. Та крепко держала ее, не думая отпускать. Запястье девушки было таким тощим и твердым, что у старушки заболела ложбинка между большим и указательным пальцами.

– Извините меня, пожалуйста. Я просто…

– Не болтай лишнего, а ну-ка, за мной!

Чони с ужасом представила, как сейчас ее отведут в полицию. А раз она в розыске, скорее всего, наказание ужесточат. Что же тогда станет с ее ребенком? Судя по фильмам, в таких случаях малыши отправляются в тюрьму вместе с родителями. Но имеет ли она право забрать дочку с собой? У Чони закружилась голова. Кымнам так крепко вцепилась в запястье девушки, что даже вены на руках вздулись.

Они ушли направо от парка Марронье, обогнули его и повернули налево, оказавшись в Ихвадоне. То тут, то там виднелись высокие каменные лестницы. Миновав один из поворотов, они оказались у полицейского участка. Чони с ужасом осознала, что не ошиблась.

– Прошу вас, не надо. Если меня схватит полиция – это конец. Я заберу малышку. Извините. Пожалуйста, всего разок закройте глаза на эту ошибку.

– Да говорю же, не болтай глупостей, топай за мной!