Ведающая (страница 3)
Но самый жгучий взгляд я чувствую со стороны. Это Ясна. В глазах сестры не гордость, а черная едкая зависть.
***
Ночь. Пир. Костер пылает, отбрасывая на стены домов гигантские пляшущие тени. Воздух густой от запаха жареного мяса, меда и триумфа.
Музыка свирели заводит все круче, молодежь в праздничных одеждах для диких первобытных танцев. Их тела сливаются в едином ритме. Рычание и смех – волчья симфония счастья.
Я сижу на бревне в тени. В руках кружка с кислым вином. Тело ноет от усталости и странного, непонятного напряжения. Каждый мускул помнит прыжок, каждое нервное окончание – горячий взгляд Вука.
Вижу, как к Ясне подходит сын Любомира. Вежливо, по-соседски. Что-то говорит. Она сияет, строит глазки, но Вук слушает рассеянно. Его взгляд блуждает по толпе. Ищет.
Находит меня.
Мурашки бегут по спине. Я отворачиваюсь, делаю глоток вина. Оно обжигает горло.
Музыка меняется. Ритм становится медленнее, чувственнее. Оборотни разбиваются на пары.
Вижу, как мать подталкивает Ясну вперед. Сестра делает шаг, готовясь пригласить Вука. Это было бы правильно. Почетно.
Но Вук обходит ее. Легким мощным движением рассекает толпу и останавливается передо мной. Все затихает. Даже музыка на миг сбивается.
Он нарушил все. Планы родителей, иерархию, ожидания.
Сын альфы не кланяется. Не произносит учтивых слов. Просто смотрит на меня своим тяжелым пронзающим взглядом.
– Танцуешь? – это не вопрос. Вызов.
Внутри все замирает. Глоток воздуха застревает в груди. Вижу лицо матери, бледное от ярости. А в глазах Ясны настоящая неприкрытая ненависть.
– Нет, – говорю, и мой голос дрожит.
– Врешь, – парирует Вук тихо, так, что слышу только я. И протягивает руку. Не для приглашения. Это вызов.
Я чуть не падаю с бревна. Бежать некуда. Горячие пальцы смыкаются вокруг моего запястья. Жесткие, неумолимые.
Жар от кожи Вука пронзает от пяток до макушки.
Сын Альфы тянет меня к костру, в центр круга. Шепот, смешки, неодобрительное ворчание – все не имеет значения.
Вук притягивает меня к себе. Не близко, но так, что я чувствую тепло его тела. Он пахнет дымом, кровью, дикой травой и чистой животной мужской силой. Вторая рука волка ложится мне на поясницу. Тяжело. Уверенно.
– Отпусти, – шиплю, пытаясь вырваться. Но тело не слушается. Оно… отзывается. Ноги, уставшие от бега, вдруг наполняются силой. Низ живота сжимается от знакомого стыдного жара.
– Не хочешь – уйди сама, – его губы почти касаются моего уха. Дыхание горячее. – Сбей с ног. Укуси. Покажи свою волю.
Пытаюсь оттолкнуть его, но все тщетно. Это как силиться сдвинуть скалу.
Вук ведет. Движения не плавные. Это борьба.
Каждый его шаг – порабощение. Каждый мой ответный шаг – вынужденная уступка, но в ней есть своя ярость. Наши тела говорят на языке силы, который я только начинаю понимать.
Вук кружит меня, его рука на пояснице скользит ниже, прижимая мой таз к его бедру грубым властным движением.
Вскрикиваю от неожиданности, и по телу пробегает дрожь. Не от отвращения, а от нахлынувшей волны жара. Волк чувствует это. Как мое тело податливо выгибается, предавая меня.
Его губы снова у моего уха. Шепот врезается в сознание, как клинок.
– Я знаю, что ты скрываешь. Девственность. Страх. Злость на всех. Но мне нет до этого дела.
Вук сильнее притягивает меня к себе, и теперь я чувствую все: жесткие мускулы груди, напряжение в бедрах, большой твердый бугор внизу его живота, вжатый в мой пах.
Стыд и желание смешиваются в один ослепительный взрыв.
– Я чувствую не это, – голос Вука срывается до низкого похотливого рычания, предназначенного только для меня. – А волчицу, которая рвется наружу. Огонь, который жжет тебя изнутри. И я хочу, чтобы он сжег и меня.
Мир сужается до его рук, тела. До этого неприличного животного танца, в котором мы замерли.
Я не могу дышать. Не могу думать.
Тело отвечает предательской влагой между ног, лихорадочной дрожью. Оно хочет этого огня. Хочет прикосновений властных рук.
Хочет его…
Глава 6
Мара
Музыка обрывается на высокой ноте, и свирель замолкает, словно подавившись. Аплодисменты гаснут, неуверенные. Наступает тишина, густая и липкая, как смола.
Я все еще чувствую жгучий след руки Вука на пояснице, влажный отпечаток дыхания на шее.
– Мара!
Голос матери режет эту тишину, как нож горло ягненка. Он звенит негромко, но с такой ледяной сталью, что у меня по спине бегут мурашки.
Я медленно отступаю от Вука, разрывая невидимую нить, что на мгновение связала нас в центре этого круга из любопытствующих, осуждающих глаз.
Вук не удерживает. Отпускает меня с едва заметной усмешкой в уголках губ.
Янтарный взгляд скользит по мне, обжигающий, оценивающий. Затем сын альфы разворачивается. Уходит к своему отцу и прочим волкам, бросив на меня последний взгляд через плечо.
Взгляд охотника, который лишь притворился, что отпустил добычу.
Мать стоит в тени, у нашего порога. Ее лицо словно высечено из камня. Она хватает меня за локоть, пальцы больно впиваются в кожу.
– Довольна? – шипит. – Довольна тем, что опозорила сестру? Посмотри на нее!
Я поворачиваю голову и вижу. Ясна стоит, прислонившись к косяку двери нашей горницы.
Ее прекрасное лицо искажено гримасой боли и обиды. По щекам текут слезы, оставляя блестящие дорожки на бледной коже.
Сестра смотрит на меня не с ненавистью, как час назад, а с горьким детским недоумением. Как будто я украла у нее любимую игрушку.
– Она плачет, Мара! – голос матери срывается на шепот, но от этого кажется еще страшнее. – Из-за тебя! Твоего эгоизма! Ты знала, что он для нее. Для избранницы. Для будущего стаи. А ты… ты что? Захотела потешить свое самолюбие? Показать всем, что можешь отбить жениха у сестры?