– Предположим, что все будет, как мы предсказываем. – Голос Гааза звенел от напряжения, Эдвин не мог его винить. – Что дальше? Фаротская армия осядет возле Аргента и дождется подкрепления. Гвардейцы будут сверкать серебром, стоя на стенах, в противовес им воины Осфетида будут жаться у костров где-то там, напротив. Обычные люди будут стенать от страха, высокородные – трястись над своими монетами, приближенные Вильгельма – бить кулаками по столу. Но у всего есть конец.

– Да, и я не верю, что в этой ситуации мы можем его предсказать. – Сэт звучал глухо. – Одно скажу точно: ни на какие уступки Вильгельм не пойдет. Во всяком случае, пока будет верить в свое право быть владыкой на континенте. А эта мыслишка в его башке поселилась давно и надолго. И отмечу, что Вильгельм уже не молод. На пороге небытия начинаешь меньше думать об окружающих. Он понимает, что не вечен, а потому будет рисковать: какой смысл склонить голову, если последняя черта и так маячит на горизонте? Лучше уж потерять все в бою, чем покорно уйти в сторону. Сколько людей отправится в небытие еще раньше из-за его решений, Вильгельма не волновало никогда.

– Если бы я знал, что вскоре умру, то думал бы о других больше, чем когда-либо прежде. Как ни старайся – на ту сторону не унесёшь с собой ничего.

Эдвин порадовался, что его голос звучит твердо. Или просто хотелось верить, что так оно и есть? За его спиной воцарилось молчание. Сэт куда мягче ответил:

– Да, мальчик, в этом и есть фундаментальная разница между людьми. Поэтому ты здесь. А Вильгельм… Надеюсь, где бы он сейчас ни был, – ему снятся кошмары. Все эти годы.

Ани тихо уточнила:

– Но если владыка не пойдет ни на какие уступки, а войска со всего континента будут постепенно стянуты к столице… То результат один.

– Резня. – Вор хмыкнул, уже совсем невесело. – Закономерный итог, тропинка, протоптанная множеством ног задолго до наших времен. О чем бы ни пытались договориться Осфетид и Вильгельм, обрушатся ли на Аргент отряды фаротских воинов или их сомнут вовремя подошедшие гвардейцы – неважно. Кровь будет пролита.

– И ты так спокойно об этом говоришь?

– Да. Потому что, напомню, наше общее будущее связано отнюдь не со столицей. В другой ситуации я бы, может, и остался здесь в ожидании веселья. Но мы и так припозднились. Приготовления окончены. Мы уходим сегодня.

Вновь тишина. Эдвин зажмурил глаза, не понимая, что пугает его больше: возможность новой войны, которая охватит весь континент, или то, что ожидание окончено. Больше не будет иллюзий, что осталось еще немного времени до того, как они отправятся в путь. Он почувствовал, что капли пота стекают по лбу, сердце заколотилось. Нет, только не сейчас и не при всех.

– Сегодня?

– Да, девочка, сегодня. Почти все необходимое у нас есть, садимся на лошадей – и в путь. Который будет долгим. Надеюсь, орден изначального паломничества не сочтет за оскорбление, если мы отчалим без долгих прощаний. Нюансы обсудим уже в дороге, между собой. Но суть вы и так все знаете. Время поджимает.

– Спорить не буду, нет смысла оттягивать неизбежное, особенно на фоне полученных новостей. Но возвращаясь к разговору, который мы начали ранее…

– Я не считаю, что Бася нужен…

– Мы просто сбежим из города? Но ведь…

– Друг, мне кажется, мы должны предупредить хотя бы…

Голоса сплелись в один, вновь перепалка, в которой Эдвин не собирался принимать участие. Уняв дрожь в руках, он разлепил веки, уставился на людей внизу. Старые знакомые, любитель книг и болезненного вида молодой человек, сидели на своих местах, спиной к остальному залу, почти ровно под окном. Внезапно юноша поднял глаза вверх, будто почувствовав, что на них смотрят.

Парень выглядел еще хуже, чем несколько дней назад. Даже с такого расстояния Эдвин увидел, как в маленьких темных глазах колышется болезненная пелена; казалось, несчастный даже не понимает, где находится. Пухлый рот слегка приоткрылся, исказив широкое, немного обрюзгшее, несмотря на юный возраст, лицо.

Мир внезапно слегка качнулся, окружение расплылось, Эдвин теперь слышал каждый удар собственного сердца так, словно это был колокол, все другие звуки исчезли. Дышать стало тяжело; приоткрыв рот, он оперся на резную раму, надеясь, что не свалится в обморок на глазах у всех. Заморгал, пытаясь прийти в себя. Его тело начинало сдаваться под напором этого безумного вороха ощущений и чувств, который окутывал юношу с пугающей частотой.

Резкий взмах головой словно отобрал у парня все силы, его тело начало заваливаться назад. Его спутник, до этого сидевший без движения, моментально среагировал: подставил свою ладонь и не дал молодому человеку свалиться со скамьи. Того швырнуло в обратную сторону, нелепое покрывало на плечах сбилось, локтями он тяжело оперся на стол. Двигался он так, словно спал сидя, продираясь сквозь кисель мироздания.

Любитель чтения спешно поправил одежду больного – будто стремился укрыть его от мира, спрятать недуг под складками ткани. Сначала Эдвин решил, что ему показалось, но в следующую же секунду шепот внутри что-то ликующе пробормотал – радость его напоминала ироничную насмешку. Не смог ли Годвин подавить ее или просто не считал нужным – уже неважно. Юноша думал совсем о другом.

Разрозненные образы закружились в голове. Куча мелочей, десятки их. Россказни Лиры, выслушанные на этом самом месте по прибытии в город, происшествие в Фароте, который теперь шел на столицу войной. Скованный недугом посетитель библиотеки, ежедневно полирующий задом скамейку за круглым окном кабинета. Эдвин почувствовал, что все это формирует черное пятно у него на душе. Пятно, похожее на кратер.

«Если при броске монеты не нравится результат, значит, решение ты уже принял».

Эдвин резко повернулся, задел локтем старую книжку, которую сам же и оставил на маленьком столике у окна. Книжица, которая содержала множество рисунков растений и методы их сушки, привлекла его внимание еще в самый первый визит, впоследствии он много раз хватался за выцветшую обложку в моменты скуки, листая ветхие страницы и рассматривая картинки. Суть была не в содержании, а в успокаивающей рутине. Хотелось верить, что мирные занятия когда-нибудь вновь станут основой его жизни.

Сейчас же томик с глухим стуком рухнул на пол, словно подчеркнув важность момента, – для Эдвина это был грохот сотен камней. Все присутствующие повернулись к юноше. Ища поддержки, он посмотрел на человека, в котором был уверен даже перед лицом неизбежности. Меж бровей Лиса залегла глубокая морщина, но, когда их взгляды встретились, растерянность в его глазах угасла, сменившись немым вопросом:

«Что случилось?»

Разлепив внезапно высохшие губы, Эдвин эхом повторил уже сказанное ранее:

– У нас проблема.

Глава 9. Трапеза

– Что… О чем вы говорите?

Святой отец откинулся на спинку стула, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Райя почувствовала, как краски сходят с лица, в висках застучало, волна паники поглотила ее. Поглотила и тут же отступила. Сперва она подумала, что речь идет о худшем из исходов: если ее отца больше нет в городе, значит, он… Ушел в небытие?

Затем разум возобладал над эмоциями, Байрон выразился довольно ясно: из двух вариантов, тюремная камера или смерть, ее отцу выпал третий. Но какой? Все еще ожидая худшего, но чувствуя, как сердце понемногу перестает разрываться на части, Райя прочистила горло. С первого раза не получилось, и, откашлявшись во всю силу клокочущих спазмами легких, она проглотила едва не сорвавшиеся с губ извинения. Достаточно этикета. И хватит загадок.

– Пусть мой визит и неофициальный, я буду говорить от лица всей столицы и в соответствии с занимаемой должностью: расскажите, что с моим отцом. Иначе я уйду. И в следующий раз мы увидимся только в момент, когда владыка будет принимать сдачу Фарота.

Байрон посмотрел на нее, задумчиво протянул:

– Будет ли?

После чего порылся в складках мантии, вытянул на свет какую-то бумажку. Прижав к столу пальцами, подвинул в сторону Райи.

В сегодняшнем подношении скрыт завтрашний долг. Как бы ей ни хотелось вцепиться в листок, девушка не шелохнулась. Только слегка подняла брови.

– Что это?

– Донесение от стражи. Было получено вскоре после прибытия делегации и сорвавшихся переговоров. В обители с ним давно ознакомились, после чего я позволил себе… Изъять записку. Чтобы показать вам.

Райя протянула руку и взяла бумажный квадратик, развернула записку. Она была изрядно помята, донесение хранило следы четырех сгибов, которые защищали содержимое от чужих глаз. Буквы шли косыми рядами; кем бы ни был выводивший их стражник, он явно владел грамотой постольку-поскольку, предпочитая меч письменным принадлежностям. Но красота почерка сейчас не имела значения, Райя вперилась взглядом в строчки.

Госпожа, проверили застенки как было…

Она подняла глаза, Байрон, правильно истолковав ее взгляд, уточнил суть:

– Внутренняя записка – адресатом была Алиеонора. Позднее отчет затребовали сверху, поэтому некоторые строки, эээ, были отредактированы. Читайте, не отвлекайтесь.

Райя вновь уставилась на листок.

Госпожа, проверили застенки как было указано. Никаких следов.

По этажу словно смерть прошла но никто ничего не слышал и не видел. Стражу перебили всю некоторые даже оружия не вынули. В караульной всё вверх дном. В сундуке с личными вещами кавардак будто искали что-то но непонятно нашли или нет. Записей о тех кто на этаже тоже нету но остолопы на этом этаже и разговаривали с трудом какое им письмо.

Потери у стражи весь караул. Менялись четверками как обычно. Двое которые охраняли старика умерли прямо на входе. Обоих затащили внутрь чтобы с коридора было не видно. В караульной четверо лежат как спали. Без шума без крика. Еще двое патрулировали этаж их тоже затащили в камеры. У одного стражника шея повернута так, как будто её вывернули через плечо.

Замки отперты. Заключенные тоже все в небытии пытаемся посчитать сколько их было. Хрен поймешь без записей помогает только знание что у большинства две руки и две ноги. Может и получится сложить. Большинство выглядит так что без бутылки не разберешься. По кусочкам их собирать? Оружие в караулке не тронуто доспехи тоже. Кто жил кто умер сейчас только по остаткам и разбираем. Тут бы стражу от обычных остолопов отделить чтобы семьям передать.

Работали внутри камер будто не убить не могли но не хотели следы в коридоре оставлять. Даже будто подчистили входы чтобы до следующего караула случайно никто не наткнулся. Воняет кровью и блевотиной в каменных стенах будто въелось. Парни страдают кого выставили на охранение просят дать смену. Не виню их сам едва кишки не оставил на полу.

Старик точно не тут хотели бы прикончить или сделать вид то обрядили бы кого то в одежду столичную. На трупах ни у кого такой нет. Если искали его то зачем резать всех если можно было просто уйти тут уж не знаю. Без бумаг как в темноте без фонаря.

За пределами этажа пустота как будто по воздуху ушли те кто ушел. Ни капельки крови никто ничего не видел. Парни беспокоятся. Жду указания.

Еще пара абзацев была вымарана начисто – похоже, человек Алиеоноры подробно описывал увиденные зверства, но Райя не смогла разобрать ни строчки. И не очень-то хотела. Она прочитала письмо еще раз, каждый раз вздрагивая при слове «старик». Затем посмотрела на Байрона.

– Не помешают объяснения.

– Объясню. Быть может, вам и сложно поверить, но в случившейся ситуации я полностью на стороне вашего отца. Такого… Такого человека, как Гидеон, явно не должны были швырнуть в темницу, словно отброс с улицы. А именно это и сделал Осфетид. Довольно очевидно, что он планировал вызнать много всего интересного о настроениях в столице, попутно использовав такого ценного заключенного как рычаг давления. Прошу простить, если мои слова делают вам больно.

– Справлюсь. Продолжайте.