– Только это?

– Если не считать совсем уж мелких деревень, расположенных далековато от столичного тракта, то да, только это. А этот городишко – не такой уж и маленький, как могло показаться издалека. Дома в два этажа, улицы крест-накрест, будто начерченные по линейке. Даже башенка церковная торчит, как насмешка, Годвин им уже не поможет. Скорее наоборот. – Косорылый тихо хихикнул. – И главное – у них тут есть свой опорный пункт. Не пара пьянчуг с мечами, не деревенская стража с вилами, а настоящие люди столицы. Расквартированы, закреплены, вросли в местность, как заноза. Их сюда несло ураганом решений, принятых где-то наверху. И теперь это – не просто точка на пути. Это – узел. Завязка. Конфликт.

Пальцы вновь выбили дробь по лезвию топора, Косорылый расплылся в безумной улыбке, подмигнул Гилберту.

– Поэтому Торвик со своими людьми выступил раньше основной части войска, по касательной, вдоль главного тракта, слегка смещаясь на юг. Все ради этого города. Никто такое место за спиной не оставит. Пока мы тут болтаем, армия Осфетида марширует к столице, с каждым днем сокращая разрыв. Власть Вильгельма дала трещину. Или, по крайней мере, многие, – он покрутил пальцем в воздухе, обозначая и тех, кто остался в Фароте, и тех, кто суетился рядом, – в это верят. Последствия чужих решений. Они волной будут катиться по континенту, захлестывая всё на пути. А мы – лишь капли в этой буре. Наслаждайся.

– Болтаешь, как если бы сам здесь бывал. Улицы, башенки… Отсюда и не разглядеть.

– Во-первых, разглядеть можно, а во-вторых – да, бывал. Довольно давно – считай, проходил мимо. Но такие места – они как вырезанные в камне, не меняются с годами.

Гилберт поморщился. «Довольно давно» по меркам этого пацана должно было означать «цепляясь на материнскую юбку». И все равно, будь он проклят, все сказанное звучало резонно. Правдиво до омерзения.

– А мы им на кой? – Гилберт нелепо потряс копьем в воздухе. – Тут не вся гребаная армия, но мы же…

– Не распинайся, – Косорылый поднял ладонь, прерывая поток нытья, – по твоей хватке видно, что ты и цыпленка на это копье не насадишь, не то что стражника.

– Да разве это копье…

– Верно. Но и из тебя боец такой же, как из этой палки оружие. Каждому по способностям.

Гилберту показалось, что он сходит с ума. А уж Косорылый поехал мозгами давно и бесповоротно. Иначе бы точно не радовался, что их… Их! Отправляют в атаку, с граблями наперевес. Комок мыслей сформировался почему-то в области живота, пополз вверх, пытаясь добраться до мозга. Уже на подходе стало ясно, что не мысли это, а плохо переварившийся ужин. Гилберт отвернулся к ближайшему кусту и с шумом выблевал содержимое желудка.

Отдышавшись и утерев рот рукавом, он повернулся обратно и увидел, что в глазах Косорылого мелькают ехидные искорки, даже безмятежность отступила в сторону. Эта мразь еще и насмехается…

– Пошли.

Парень подскочил на ноги, подкинул топор и, поймав его за рукоять, запихал за пояс. После чего шагнул прочь от обоза с оружием куда-то вглубь лагеря. Гилберт машинально пошел следом, но тут же открыл рот, чтобы уточнить, что, во имя клятых изначальных, парень удумал. Но его опередил вояка, столь нелюбезно сопроводивший его к остальным прокаженным и все еще стоявший неподалеку:

– Стоять! Куда собрались? Приказов ожидать здесь.

– К Торвику. – Косорылый замер, однако ответ бросил через плечо, явно намереваясь продолжить движение.

– Для тебя, убогий, сержант-майору Торвику. И ни к какому сержант-майору Торвику ты не идешь, а ждешь здесь.

– Через сколько начнется атака?

– Через столько, сколько потребуется. Я сказал ждать.

– В башне есть подвал.

Мужик сморщил лоб, словно пытаясь сообразить, о чем вообще Косорылый толкует. Тот добавил:

– Клещевой маневр ничего не даст, только сгубит всех этих. – Он махнул рукой в сторону прокаженных. – А заодно и остальных причастных, если не повезет.

О чем парень болтает, Гилберт не понял, но для стражника эти слова что-то да значили. Все так же морща лоб, он посмотрел на Косорылого другими глазами.

– Ты откуда…

– Готов обсудить это с сержант-майором Торвиком. Советую ему меня послушать, если не хочется стать командиром войска, наполовину состоящего из мертвецов. Не то чтобы я был против, но…

– Заткнись. Эй! – Вояка помахал кому-то из своих. – Последи тут! А ты, – он ткнул пальцем в Косорылого, – повторюсь, заткнись и иди следом.

– Как скажете, уважаемый. Мы с приятелем в вашей власти. – Мальчишка явно издевался.

Мы? Какой еще приятель…

Военный уставился на Гилберта, словно наконец заметил насекомое, усевшееся на рубаху. Открыл было рот, но на ходу передумал, закрыл его, тихо рыкнув напоследок:

– Хорошо. А теперь шагайте.

Гилберт обхватил копье покрепче и пошел следом, поглядывая на болтающийся на поясе Косорылого топор. К чему это все, он пока не понял, но, как ни крути, а парень умел заболтать любого. Может, и капитану нальет в уши чего-то по делу, убережет их от земельки. Тогда и оружие не понадобится, оставшиеся позади прокаженные сами справятся… Чего бы от них ни ожидали.

Они миновали центр лагеря, остановились у сержантского жилья. До полноценного шатра сооружение не дотягивало, просторная палатка, не более. Поэтому командование было сосредоточено под уличным навесом на палках, пристроенным чуть сбоку. Скорость и удобство, потянул за опоры – навес разложился, пришло время сниматься с места – свалил да закинул в телегу. Куцее сооружение было обращено к лесу, палатка скрывала происходящее от любопытных глаз. Вояки позволили себе зажечь пару свечей, обычных, не рунных. Огоньки трепетали в темноте, увидеть их со стороны поселения не было никакой возможности. В слабом свете Каллен Торвик склонился над картой, что-то объясняя стоявшему напротив солдату, тот кивал.

Подойдя ближе, они выдали себя шуршанием травы, сержант-майор поднял голову, умудрился одновременно рыкнуть и буркнуть:

– Занят.

Гилберт замер, тупо уставившись на него. За все эти дни он видел Торвика множество раз, но всегда отводил взгляд, желая остаться незамеченным. Сейчас он будто впервые смог разглядеть сержант-майора; разрозненные черты в свете свечей слились в полноценную физиономию. Каллен, по меркам своего чина, был относительно молод, навряд ли старшего его самого – лет этак чуть меньше сорока. Но если на несчастном Гилберте невзгоды оставили свой след, врезавшись в каждую морщинку на лице, то сержант-майор мог быть ходячим олицетворением благородного солдата.

Стремительный бросок вдоль столичного тракта все же оставил на нем свой след, под глазами темнели круги, а щеки, припорошенные щетиной, слегка ввалились. Но из-за этого скулы, нависающие над квадратным подбородком, стали еще острее, темные глаза смотрели из-под густых бровей, на макушке же, наоборот, любая растительность отсутствовала: Торвик брил голову почти под ноль. Был он довольно высок, вынуждая не столь рослого Гилберта поглядывать на него снизу вверх.

Внезапно он почувствовал прилив злости: стоят тут отдельно от всех, распоряжаются судьбами! Им бы топор в руки, а лучше лопату, чтобы поняли, что такое…

– Увести.

Командир прервал его внутренние жалобы, словно услышал их собственными ушами. Отдав приказ, он вновь склонил голову над картой, солдат за спиной, робко помявшись, подал голос:

– Сержант-майор, прошу простить. Этот… Эти двое что-то не то болтают. Как будто чего-то знают, что не должны. Про клещи, например…

– Тише, Клык.

Вояка тут же заткнулся. Гилберт едва не хихикнул, ну и имечко. Нет, прозвище. Неважно. И правда получился ручной кусака, почти пес. Должно быть, прозвали так из-за выступающей челюсти. Животина в подчинении капитана. Нервишки пошаливали, мысли пустились в пляс.

– У меня есть предложение получше, чем клещевая атака. Сержант-майор.

В последнее слово Косорылый вложил столько ехидства, что Гилберт зажмурился: их же прямо здесь на ту сторону отправят – или просто изобьют.

– Я не принимаю предложений от осужденных людей, особенно осужденных в столь юном возрасте. Радуйтесь, что получили свой шанс на искупление и служение. А теперь – оставьте нас.

– Осужден, может, и многократно, особенно заочно, но в армию дошел сам, ногами.

Голос его будто запрыгал по кочкам: одно слово скажет так, а другое этак. Вроде и оборванец, а речь внезапно потекла стройно, будто стишок с листка. Гилберт помотал головой. Торвик посмотрел исподлобья, оценивающе. Уточнил у Клыка:

– Это правда?

Тот наморщил лоб, явно пытаясь припомнить.

– Вроде да… Прошу прощения! Так точно, капитан, сам явился и записался. Все как на площадях объявляли, любой может…

Смотреть, как Клыка слегка потряхивает от желания выслужиться, было приятно. Узнать, что Косорылый не соврал и правда приперся в армию по собственному желанию, – уже не столь приятно. Ну точно псих.

– Имя?

Парень промолчал, Клык неуверенно покрутил головой, пытаясь понять, ему ли адресован вопрос в таком случае. Шумно выпустил воздух из носа.

– Мы, так сказать… Лыбой его прозвали. Радуется больно много.

Собственный вариант прозвища Гилберт оценил куда выше, Косорылый он и есть Косорылый. А эта придурковатая беззубая улыбка на кривом лице его раздражала не меньше, чем болтовня командира о «новых временах». Парню тем временем было абсолютно наплевать, как его называют, лишь холодные глаза перескочили на Клыка и обратно к командирскому столу.

– Как угодно. Второй?

Клык замялся – чтобы получить прозвище, даже паршивое, явно нужно было запомниться хоть чем-то. Определенно не тот случай. Чувствуя себя полным придурком, новоявленный солдат армии Осфетида промямлил:

– Гилберт я, господин.

– В округе не осталось господ. Только свои и враги, – сержант-майор поморщился, – советую привыкнуть. Что там с болтовней?

Клык открыл было рот, но Косорылый опередил его:

– Атака, расчерченная на этой карте, захлебнется. Группа бродяг даже времени не выиграет, их всех перебьют, часть разбежится, а затем перебросят гарнизон на обычных солдат. Это займет минимум времени, отвлекающего маневра не хватит, чтобы зайти за стены. Ты завязнешь здесь, и война Осфетида начнется с осады городишки на пути к столице, а не с самой столицы.

– Уважение! – Клык взревел, определенно намереваясь дать Косорылому пинка. Тот даже не обернулся, а Торвик остановил солдата движением руки.

– Вы, господин Лыба, явно себя к «группе бродяг» не относите? А стоило бы, вам ведь идти в бой плечом к плечу с этими людьми. Но, прошу вас, закончите мысль. Что, по-вашему, должно произойти этой ночью? И отмечу, что если вы еще раз обратитесь ко мне как-то иначе, нежели по званию… Пойдете в первых рядах.

– Как угодно, сержант-майор. – Глаза Косорылого безумно блестели в свете свечей. Казалось, только здравый смысл удерживает его от того, чтобы броситься на кого-то из присутствующих с топором наперевес. – Я, честно сказать, желаю как можно скорее оказаться у столичных стен, а лучше за ними. И потому очень расстроен из-за того, что ваш план вынудит нас осесть в этих лесах хрен-знает-на-сколько времени.

Он откашлялся, потер грязный затылок.

– По задумке, в городе еще ни сном ни духом не ведают, что на них надвигается настоящая буря. Резонно, если информация и просочилась за стены Фарота, любой всадник будет нестись напрямую в столицу, чтобы донести важные вести. Те ребята, – он махнул в сторону поселения, – оставлены на произвол судьбы, никто бы не стал тратить на них время, особенно учитывая, что мы сейчас чуть в стороне от столичного тракта, неприятный крюк. Но вынужденный, в вашем случае.

Сержант-майор смотрел на него не моргая.