Караси и щуки. Юмористические рассказы (страница 12)
– Вот понес-то антимонию! И не диво бы, ежели ты был из туточных защитников-брехунцов, а то ведь, слава богу, человек обстоятельный, чиновником служишь, в вицмундире щеголяешь, судебным приставом считаешься.
– А нешто тебе не лестно такое доверие от общества, что ты можешь карать и миловать?
– Чего ж тут лестного-то? Прохвосту какому-нибудь, которому самому цена грош и который сам, может быть, не сегодня, так завтра свихнется, это, может быть, и лестно, а нам зачем же?.. Мы и так слава тебе господи!.. Приходом в старосты выбраны, имеем медаль за наше рвение, Владыке лично известны, так чего ж нам?
– Ну, все-таки одно при другом не мешает. У присяжного полномочия широкие.
– Опять-таки эти полномочия тому приятны, перед которым даже дворник шапку не ломает, а с нами генералы хлеб-соль водят, князья и графы в Пасху со щеки на щеку христосуются. Доверие! Полномочие! Что нам до этого доверия, коли у нас его и так достаточно? Принеси вот я сейчас векселей в любой банк тысяч на сорок, и будь они хоть от легавой собаки да с моим бланком – слова не скажут и сейчас под них деньги выдадут. Вот это доверие. А тут, чтоб какого-нибудь воришку, стибрившего с чердака белье, в тюрьму закатать, так какое же это доверие! Закатаешь его в тюрьму – он и после тюрьмы воровать начнет, не закатаешь – то же самое. Ну и выходит, что все один и тот же коленкор. А обстоятельных патриотов своего отечества тревожат, от торговых делов их отрывают. Доверие! – не унималось солидное купеческое пальто. – Вот ежели бы мне весь продовольственный подряд без торгов на все тюрьмы отдали, чтоб арестантскую братию кормить, так это бы было доверие. А это какое же доверие? Не все ли равно, что мазурик в тюрьме сидит или на свободе бегает?
Пальто умолкло и начало просматривать карточку кушаньев. Лакей остановился перед ним и ждал приказания.
– Однако, брат, ты, Харитон Мироныч, сегодня раздражен, – сказал вицмундир.
– Будешь, братец ты мой, раздражен, коли вот третий день сижу в суде, как приговоренный, и только и слышу одни разговоры, что со взломом или без взлома совершена кража. Прокурор говорит: со взломом; защитник: без взлома. Разбери – кто правду и кто ложь… Взлом, без взлома, взлом, без взлома… Тьфу ты! Чтоб вам провалиться! На сытый желудок, может быть, это и интересное представление, а у кого с утра маковой росинки во рту не было и в брюхе словно как бы на контрабасе кто воет, тому, братец ты мой, впору хоть на стену лезть от этих самых куплетов со взломом, – закончило пальто и, обратясь к буфетному лакею, сказало: – Дай-ка мне порцию битка.
– С чем прикажете? – спросил лакей.
– Со взломом… Или тьфу ты! Что я… С картофелем то бишь… Вот он, ваш судейский взлом-то! – отнеслось пальто к вицмундиру. – Так на язык и лезет… Да то ли еще будет, ежели две недели просидим. И не биток со взломом запросишь.
Вицмундир засмеялся.
– Эк тебя этот взлом донял! – сказал он.
– Доймет! Мне, я думаю, он ночью сниться будет.
– Что верно, то верно, – отозвался с третьего стола кудрявый пиджак в сапогах бураками и с серебряной часовой цепочкой через шею поверх черной высокой жилетки, скрывавшей признаки белья. – Мне, когда я был присяжным, кажинную ночь снилось, что будто бы я мазуриков ловлю. Ей-ей. Раз даже жену впросонках схватил за ногу. А разговаривать начну, так у меня, бывало, судейские слова с языка и сыплются. Не плоше вот вашего битка со взломом. Домашние старухи даже водой с семи углей из семи печей начали меня спрыскивать, потому думали, что у меня свихляние какое-нибудь в голове приключилось. Хочешь что-нибудь сказать по нашему извозному делу, так как мы извозчики и у нас четырнадцать закладок, а выходит совсем напротив. Коновал, к примеру, говорит мне, что кровь лошади надо пустить, а я ему ответ: «Да, виновен, но заслуживает снисхождения». Вам вот взлом залез в голову, а мне попало на ум слово «прокурор» – и хоть ты кол на голове теши, ничем ты его оттелева не вышибешь. Пойдешь в трактир чайку напиться – полового прокурором называешь. Прокурор, прокурор, прокурор – так вот и звенит в ушах. Маменьку, старушку божью, и ту прокурором называл, – закончил пиджак.
– Ну, и чем же все это кончилось? – спросил вицмундир.
– Ох, и говорить-то не хочется! – махнул рукой пиджак. – Кончилось тем, что по прошествии всего этого суда праведного таково-то я здорово загулял, что уму помраченье!
– С радости, что ли?
– Да надо полагать, что так. Судите сами, ваше благородие, все-таки ведь две недели мы сидели на привязи. В здешний буфет хотя и попадали, но малодушествовать насчет стеклянного инструмента боялись. А вдруг насвищешься да какое-нибудь междометие в суде сделаешь? Ведь за такие карамболи и самого тебя засудят. Все судил да судил, и вдруг самого тебя судить будут… Каково это верхним-то концом да вниз?