Дом Стаса был похож на все остальные в этом заповеднике для богатых – огромный, стеклянный, светящийся изнутри, как рождественский фонарь. На подъездной дорожке уже стояла вереница машин, одна дороже другой. Из открытых дверей доносились смех, музыка и звон бокалов. Запах гриля щекотал ноздри. Всё кричало о благополучии, успехе и безмятежности. Фальшивка. Всё это было фальшивкой, такой же, как и наш брак.

– Роман! Алика! Наконец-то! – Стас, мой бывший однокурсник, а ныне партнёр по паре проектов, сграбастал меня в медвежьи объятия. Он был полной моей противоположностью – громкий, вечно улыбающийся, пышущий здоровьем и оптимизмом. Иногда мне хотелось проверить, не на кокаине ли он сидит. – Мы уже думали, ты опять придумаешь себе срочные переговоры с китайцами!

– Китайцы могут подождать, когда твоя жена обещает свой фирменный стейк, – я выдавил из себя подобие улыбки, пожимая ему руку.

– Алика, красавица! – он повернулся к моей жене, и его улыбка стала искренней, тёплой. – С каждым днём всё хорошеешь. Ромка, ты смотри, украдут твою драгоценность!

– Я хорошо её охраняю, – холодно отозвался я, положив руку Алике на талию. Мои пальцы сжались чуть сильнее, чем требовалось, и я почувствовал, как напряглись под шёлком её мышцы. Она послушно улыбнулась Стасу, но я видел в её глазах тень страха. Она знала, что этот жест – не забота, а демонстрация владения. Как клеймо на породистом скоте.

Мы вошли в дом. Десятки лиц, улыбок, приветствий. Я двигался сквозь эту толпу, как ледокол, кивая знакомым, обмениваясь дежурными фразами. Алика следовала за мной, моя идеальная, молчаливая тень. Я взял с подноса проходящего официанта два бокала шампанского. Один протянул ей, другой осушил почти залпом. Мне нужен был алкоголь, чтобы выдержать эту ярмарку тщеславия.

– О, Вересаев, собственной персоной! Решил выгулять свою затворницу? – раздался рядом насмешливый женский голос.

Лера. Жена какого-то нефтяного воротилы, женщина с внешностью модели и моралью портовой шлюхи. Она была одета в нечто красное и обтягивающее, что едва ли можно было назвать платьем.

– Моя жена не затворница, Лера. Она просто избирательна в общении, – парировал я, окинув её оценивающим взглядом с головы до ног. – В отличие от некоторых.

Она ничуть не смутилась, лишь расхохоталась.

– Остёр на язык, как всегда. За это мы тебя и любим. Пойдём, я познакомлю тебя с одним интересным человеком, он как раз ищет инвестора для своего стартапа в сфере… – она понизила голос, придвинувшись ко мне и «случайно» коснувшись грудью моей руки, – …искусственного интеллекта. Очень возбуждающая тема.

Я бросил короткий взгляд на Алику. Она стояла чуть позади, и её лицо превратилось в бесстрастную маску. Она делала вид, что разглядывает картину на стене, но я видел, как побелели её пальцы, сжимающие ножку бокала.

– Почему бы и нет, – протянул я, намеренно выпуская её талию из своей руки. – Покажи мне свой… интеллект.

Я ушёл с Лерой, оставив Алику одну посреди шумной гостиной. Я не оборачивался, но спиной чувствовал её взгляд. Холодное удовлетворение наполнило меня. Операция началась. Скальпель вошёл в плоть легко и безболезненно. Для меня.

Следующий час я демонстративно её игнорировал. Я смеялся шуткам Леры, которая не отходила от меня ни на шаг. Я флиртовал с Катиной младшей сестрой, двадцатилетней студенткой с горящими глазами. Я вёл громкие разговоры о бизнесе, о политике, о спорте, находясь в центре внимания мужской компании. Я был королём этого вечера. А моя королева стояла в стороне, в компании нескольких жён, и вежливо улыбалась, делая маленькие глотки из своего так и не закончившегося бокала. Несколько раз наши взгляды встречались. В её глазах я видел целый ураган: боль, унижение, отчаяние, мольбу. И я с наслаждением выдерживал этот взгляд, пока она не отводила его первой.

Кульминация наступила, когда мы все вышли на террасу. Стас встал в центре с бокалом в руке, обнимая свою сияющую жену Катю.

– Друзья, минуточку внимания! – провозгласил он, и гомон стих. – Мы с Катюшей хотим поделиться с вами одной очень важной новостью. Наша семья… скоро станет больше! Мы ждём второго!

Терраса взорвалась аплодисментами, радостными криками и поздравлениями. Все бросились обнимать и целовать счастливую пару. Шампанское полилось рекой. Воздух загустел от эманаций чистого, незамутнённого счастья. Меня затошнило ещё сильнее.

– Ой, Катенька, какое счастье! – защебетала Лера где-то рядом. – А вы, Вересаевы, чего ждёте? Такой генофонд пропадает! Роман, ты же должен хотеть наследника для своей империи!

Вопрос был брошен в общую кучу, но все взгляды мгновенно обратились на нас. Я почувствовал, как Алика рядом со мной замерла, превратившись в ледяную статую. Она даже дышать перестала. Вот он. Момент. Идеальная подача.

Я сделал глоток виски, который успел сменить надоевшее шампанское. Медленно обвёл всех взглядом. И остановил его на своей жене. Я смотрел прямо в её огромные, полные ужаса и надежды серые глаза. Она беззвучно умоляла меня. «Пожалуйста, не надо. Пожалуйста».

И я нанёс удар.

– Наследника? – я усмехнулся, и усмешка получилась кривой и злой. – Слава богу, у нас этого нет.

Я сделал паузу, давая тишине стать оглушительной. Все замерли, чувствуя, что сейчас произойдёт что-то страшное.

– Дети – это обуза. Ответственность. Ответственность. Я к этому не готов, – я не отрывал взгляда от бледного, как полотно, лица Алики, произнося каждое слово чётко, словно вбивая гвозди в крышку гроба, – надеюсь, и ты тоже. Моё главное детище – мой бизнес. Пусть так и остаётся!

Тишина. Абсолютная, мёртвая тишина. Даже сверчки в саду, казалось, замолчали. Я видел, как это произошло. Это не было похоже на треск или взрыв. Это было похоже на то, как гаснет свет. Как будто кто-то внутри неё просто повернул выключатель. Жизнь, тепло, свет – всё ушло из её глаз. Они остались такими же огромными и серыми, но теперь они были пустыми. Как глаза той самой фарфоровой куклы, у которой вынули стеклянные зрачки. Она смотрела на меня, но не видела. Она смотрела сквозь меня.

Что-то разбилось навсегда. Я это почувствовал физически. Воздух вокруг неё стал холодным и разреженным.

Первой опомнилась Катя.

– Рома, ты что такое говоришь… Ты, наверное, выпил лишнего…

– Я никогда не пью лишнего, – отрезал я, всё ещё глядя на Алику. – Я просто честен. В отличие от большинства присутствующих.

Она медленно, очень медленно моргнула. Затем, не сказав ни слова, развернулась и пошла к выходу из дома. Её походка была странной. Деревянной, механической. Словно марионетка, у которой оборвали все нити, кроме одной, позволяющей двигаться вперёд.

– Алика! – крикнула ей вслед Катя.

Но она не обернулась.

Я допил свой виски, поставил пустой стакан на перила и смерил ошарашенных гостей холодным взглядом.

– Кажется, моя жена устала. Всем спасибо за прекрасный вечер.

Развернувшись, я пошёл следом за ней, чувствуя на спине десятки осуждающих, недоумевающих, испуганных взглядов. Мне было плевать. Внутри меня не было ни раскаяния, ни жалости. Только холодное, звенящее чувство триумфа. Я сделал это. Я сломал её.

Я нашёл её у машины. Она стояла, прислонившись лбом к холодному стеклу пассажирской двери, и её плечи мелко дрожали. Она не плакала. По крайней мере, я не слышал всхлипов. Она просто дрожала, как будто её бил озноб.

Я молча открыл машину с брелока. Она вздрогнула от резкого щелчка замков, подняла на меня свои пустые глаза, молча села в салон и отвернулась к окну.

Всю дорогу домой мы ехали в полной тишине. Но это была не та вязкая, давящая тишина, как утром. Это была тишина морга. Тишина, в которой умерло что-то живое. Она не проронила ни слова, не шелохнулась. Просто смотрела на проносящиеся мимо огни, и её отражение в стекле было похоже на призрак.

Когда мы подъехали к дому, и ворота бесшумно разъехались, я заглушил мотор.

– Мы приехали, – бросил я в тишину.

Она не ответила. Просто открыла дверь и вышла. Я смотрел ей вслед. Она шла к дому, не оглядываясь. Её идеальная причёска растрепалась, одна волна выбилась и падала на плечо. Она выглядела сломленной. Побеждённой.

Я откинулся на сиденье и закрыл глаза. Миссия выполнена. Теперь осталось только ждать. День, два, неделя. Она не выдержит. Она сбежит. И я буду свободен.

Я завёл мотор снова. Но поехал не в гараж. Я развернул машину и выехал на шоссе, в сторону города. В сторону «Метрополя». В сторону Даши. Мне нужно было отпраздновать свою победу. Заглушить эту странную, неуместную пустоту, которая вдруг образовалась внутри, там, где должно было быть ликование. Залить её шампанским, засыпать сексом, забить до смерти адреналином.

Я гнал по ночному шоссе, оставляя позади свой дом, в котором только что убил последнюю надежду своей жены. Я ещё не знал, что эта ночь станет последней. Последней ночью моей старой, понятной, выверенной жизни. Я ещё не знал, что, нажав на спусковой крючок, я выстрелил не в неё. Я выстрелил в себя. И пуля уже летела, чтобы через несколько часов разнести мой мир вдребезги.

ГЛАВА 4

РОМАН

Телефон в кармане пиджака завибрировал коротко, зло, словно раздражённый шершень, которого потревожили в его улье. Я выехал с идеальной, залитой светом подъездной дорожки дома Стаса и втопил педаль газа в пол, заставляя «Бентли» хищно взреветь и сорваться с места, оставляя позади приторный мирок чужого счастья. Я не смотрел в зеркало заднего вида. Я не хотел видеть светящиеся окна дома, где оставил её. Одну. Разрушенную. Осколок идеальной статуэтки посреди шумного праздника.

Я гнал по ночному шоссе, и рёв мотора был единственной музыкой, которую я мог сейчас выносить. Огни фонарей сливались в сплошную жёлтую линию, гипнотизировали, уносили прочь от той мёртвой, звенящей тишины, что повисла в машине после моего триумфа. Триумфа? Да, именно так. Я чувствовал себя полководцем после выигранного сражения. Жестокого, кровавого, но необходимого. Я сделал то, что должен был. Вскрыл нарыв. Провёл необходимую ампутацию, чтобы спасти весь организм – мою жизнь, мою свободу, мою империю.

Алика. Её лицо, бледное, как пергамент, её пустые, выжженные изнутри глаза… Этот образ назойливой мухой бился о лобовое стекло моего сознания, и я с силой стиснул руль, пытаясь его прогнать. Жалкая. Слабая. Она сама напросилась. Она сама превратила наш брак в эту тихую, удушающую пытку своей молчаливой покорностью, своими вечными попытками выстроить что-то живое на руинах бизнес-сделки. Я просто показал ей реальность. Жёстко, да. Но честно.

Телефон снова завибрировал. На этот раз я вытащил его из кармана. На экране светилось сообщение. Два слова, которые были антидотом от яда вины, который кто-то пытался впрыснуть мне в вены.

«Жду. Голая».

От Даши.

Я усмехнулся. Вот она, реальность. Простая, понятная, честная. Никаких полутонов, никаких скрытых смыслов и умоляющих взглядов. Только чистое, незамутнённое желание. Желание тела, власти, денег, успеха. Всё то, из чего состоял мой мир. Я свернул с шоссе, направляясь в центр города. Не домой. Нет, домой я сегодня не вернусь. Возвращаться в мавзолей к призраку собственной жены – сомнительное удовольствие. Сегодня я буду праздновать. Праздновать начало конца моего рабства.

Президентский люкс в «Метрополе» встретил меня приглушённым светом и тяжёлым, пряным ароматом духов Даши. Этот запах был её сутью – агрессивный, дорогой, заявляющий о своих правах на территорию. Он был полной противоположностью едва уловимому, цветочному аромату Алики, который всегда казался запахом не женщины, а воспоминания о ней.

Даша стояла у панорамного окна, спиной ко мне. Она не солгала. На ней не было ничего, кроме тени и миллионов огней ночного города, которые обрисовывали её точёный, идеальный силуэт. Длинные медные волосы огненной рекой струились по спине, почти доходя до ямочек на пояснице. Она не обернулась на звук закрывшейся двери, словно знала, что я буду стоять и смотреть, наслаждаясь видом. Это была часть нашей игры. Она была трофеем, который выставлял себя напоказ, а я – охотником, который пришёл забрать свою добычу.