– Ясно, – кивнул он. – Так что? – помахал бутылкой над хрустальной рюмкой, глядя, как с сомнением смотрю на этикетку. Авария меня убить не сумела, суррогат с тремя звёздами доконает. – Магазинный, проверенный, – важно кивнул он, хлопнул по донышку, поставил рядом с моей тарелкой.

– За знакомство! – провозгласил.

Я неуверенно подняла рюмку, мы чокнулись. Мирон выпил одним махом, я пригубила, с опаской опустила кончик языка в янтарную жидкость.

Язык обожгло, сразу же разлилось приятное тепло, обдав насыщенным древесным ароматом с послевкусием табака.

Ничего себе три звезды…

– Так ты, Марфа, действительно ничего не помнишь? – спросил Мирон, с интересом разглядывая меня, словно я зверюшка в зоопарке.

– Что-то помню, что-то нет, – нервно дёрнулась я. – Про себя ничего, про мир вообще – почти всё. Число, год, имя президента, столицы стран, сайты, мемы – помню, а как пользоваться стиральной машиной – показала на накрытую салфеткой с вышивкой стиралку, – нет.

– Машинка дело нехитрое, – небрежно махнул рукой Мирон. – А что себя не помнишь – плохо. Но ничего, память дело такое… сегодня нет, завтра появится. Может, ещё рада не будешь… не всё приятно помнить, – задумчиво проговорил он.

– Всё равно лучше, чем не помнить ничего, – выдавила я из себя хрипло.

– Согласен, – кивнул он, налил себе рюмку, посмотрел на меня вопросительно.

Я благоразумно отказалась. Употреблять в компании незнакомого мужчины – плохая идея.

На один из базовых принципов безопасности хватало и ударенного мозга, тем более в голове уже шумело и кружило, несмотря на то что выпила я совсем мало.

Может, я совсем не пью?

Мирон выпил рюмку махом, закусил груздём, встал, направился в сторону уборной. Я осталась за столом одна, разглядывая нашу трапезу, стены, которые меня окружали, снова и снова пытаясь вспомнить хоть что-нибудь.

Георгий Степанович уверял, что торопить себя не надо, всё придёт, когда психика, по какой-то причине блокирующая доступ к моей личности, сама решит.

Не получалось.

Существовать, реагируя через раз на собственное имя, отвратительно.

Жить будто не свою жизнь, смотреть на чужие лица, умом понимая, что они вовсе не чужие, чувствуя при этом пустоту – убийственно.

Я словно кошмарном сне блуждала, где-то между горькой реальностью и больной фантазией, и никак не могла найти выход к самой себе.

– Мара! – вдруг раздался грозный, громкий окрик, заставив меня крупно вздрогнуть всем телом.

– Что?! – подпрыгнула я на стуле, уставилась на стоящего у окна Мирона, который произнёс моё имя.

Моё имя?

– Да кошка моя, Мара, повадилась ботву свёклы грызть, как валерьянкой ей намазано! – открыл окно, крикнул ещё раз: – Мара, уйди, уши оторву!

– Витаминов не хватает, – повела я плечом, подходя к окну.

Действительно, на грядке Антонины, среди ботвы, развалилось трёхцветное, пушистое создание, лениво грызло ботву у корня, обхватив двумя лапами.

– Всего ей хватает. Балу́ется.

Я покосилась на Мирона, который грозил кулаком кошке. Интересный горщик с девятью классами образования…

Глава 4

– Так ты сама сходи, соберёшь на компот да на варенье, брусники наберёшь, мочёной наделаешь на зиму, в детстве, помнится, любила, – рассуждал Николай, откладывая из своих корзин в мою пластиковою тару ягоды, некоторые из которых я видела впервые. – Костяника это, – поймал мой взгляд гость на ягоды, отдалённо похожие на малину. – Чего дома-то сидеть? Одуреть ведь можно со скуки-то… работу не нашла? – дежурно спросил он.

– Не нашла, – покачала я головой.

Честно сказать, мне казалось, я уже с ума схожу от безделья.

Ходить некуда, общаться не с кем, развлечений – ноль.

В какой-то момент посетила идея найти работу, всё равно какую, на многое не претендовала. Баба Груша тогда покачала головой, говоря, что здоровым-то бабам здесь не найти работы, что говорить про меня, головой ударенную.

В школе все места заняты, на почте, в медпункте тоже, и кто меня возьмёт с неизвестно каким образованием.

Институт окончила, если верить Антонине, и на вид – девушка не глупая, только какой именно институт-то? Кто я по образованию?

Может, бухгалтер, а может, компюторщик – так и сказала, «компюторщик». У соседа её, Володьки, дочь системный компюторщик, тоже с виду умная, как я.

На всякий случай я прошлась по всем местам, где могут дать работу, безрезультатно. Место технички в школе – и то оказалось занято.

Большинство женщин в Сапчигуре работали вахтами, сменами в городе почти за сто километров, преодолевая расстояние на рейсовом автобусе или на электричке, сначала пройдя несколько километров пешком до полустанка, где вокзала даже не было, одна деревянная платформа у первого вагона.

Думала отправиться на поиски удачи в тот же город или Москву, но врач настоятельно рекомендовал держаться места, которое мне уже знакомо, где знают меня, и я кого-то знаю.

Неизвестно, чем была вызвана амнезия, травмой, сильным психологическим потрясением или ещё чем-то, гарантировать, что не случится рецидива, невозможно.

И что тогда делать?..

В Сапчигуре, если повторится амнезия, мне расскажут кто я, откуда, а в Москве некому.

Временно я смирилась с тем, что на неопределённый срок останусь в селе Забайкальского края, тем более на мой счёт упала приличная сумма, происхождение которой выяснить не удалось – перевод от юридического лица, условного «Рога и Копыта».

Может, я действительно компьютерщик, и оказывала услуги фирме-однодневке.

– Куда идти? Далеко? – вернулась к насущному вопросу сбора ягод.

Правда, я не представляла, зачем они мне нужны, не стану же я, в самом деле, варить варенье, хотя… чем-то заниматься нужно, чтобы окончательно не свихнуться.

Достаточно того, что память отшибло, не хватало душевную болезнь заиметь. Шизофрению, например, на этом мои познания в сфере психиатрии бесславно заканчивались.

– Рядышком, – довольно кивнул Николай. – Сначала вниз по реке, с километр, не больше. Русло повернёт, лес начнётся, вон, отсюда видать, – указал на видневшуюся сине-зелёную полосу. – Так вдоль леса и иди, река рядом, не заблудишься, по ней вернёшься, мимо Сапчигура не пройдёшь.

– Понятно, – кивнула я, всё ещё раздумывая, идти ли…

Лес вызывал у меня безотчётный страх, необъяснимый какой-то, будто я понятия не имела, что это.

Привыкла бродить средь пейзажных садов, и настоящий лес, тем более тайга, вызывали первобытный ужас.

– Вглубь не заходи, только если совсем немного, если брусники захочешь, там как раз болото начинается, – крякнул Николай.

– Ладно, – кивнула я.

Николай, щедро поделившийся ягодами, сел в Ниву и уехал.

Я осталась во дворе, не зная, чем себя занять. От скуки я уже перебрала и изучила всё, что нашла в доме деда Петра. Ни одна вещь не вызвала никаких ассоциаций, не мелькнуло проблеска воспоминаний, зато теперь я знала, что имеется в моём скудном хозяйстве.

Например, ручная мясорубка, деревянное корыто и сечка для рубки капусты, кадки разного размера, пельменница и позница.

Наследство пришлось опознавать с помощью интернета, все эти предметы не вызывали в моей ударенной голове ничего, кроме недоумения.

Невозможно так существовать…

А если вся моя жизнь теперь будет состоять из таких никчёмных, заполненных пустотой и беспамятством дней?

Жалко стало себя невыносимо, до слёз. Сама не заметила, как щёки покрылись горячей влагой, глаза защипало, губы скривились в обиженной гримасе.

Вытерла лицо, шмыгнула носом, как маленький ребёнок, решительно направилась в дом.

Переоделась в тёплые тренировочные штаны, худи, ветровку и трекинговые ботинки. Схватила висящую на крючке корзину, закрыла дом на навесной замок и отправилась в сторону реки и леса.

Пойду, наберу ягод, наварю варенья, компотов, сделаю мочёную бруснику, что бы это ни значило, капусты заквашу, не зря же нашлась сечка!

И… и… и не знаю, что ещё.

Грибов соберу и засушу, чтобы на всю зиму хватило.

Вот!

Проходя мимо дома Мирона, невольно покосилась на тёмные окна, лишь в одном горел тусклый свет, и из трубы бани вдали двора шёл дым.

Сосед вызывал у меня необъяснимый интерес.

Он не был интересен мне как мужчина, скорее наоборот, провоцировал какую-то оторопь, желание замереть, напрячься всем телом – и это несмотря на то, что ничего плохого не сделал.

Всегда здоровался, пусть в снисходительном тоне. Помогал, если я просила, иногда вызывался сам, заметив, что у меня чего-то не получается.

Растопил дедову баню, увидев, как я направляюсь к маленькой избушке на задах с охапкой дров. Показал, как открывается погреб, помог справиться со старым замком на сарае, иногда чистил двор от листьев, которые начали осыпаться с деревьев.

Всё это словно между делом, свысока, с налётом лёгкого раздражения, будто само моё существование нервирует его. За неимением других помощников я была рада и такому подспорью. Себе же признавалась, что лишний раз общаться со смурным, вечно недовольным соседом не хотелось.

И, тем не менее, постоянно ловила себя на том, что смотрю в сторону его дома, бросаю взгляд на окна, если там горит свет.

Особенно если горит… ведь там может мелькнуть хозяин.

Мирон словно загадка, которую необходимо разгадать… ключ к моему прошлому, но ведь он никак не мог быть связан со мной. Даже если я была знакома с ним, как почти с каждым жителем Сапчигура – о чём не помнила, конечно же, – он должен помнить меня, как помнили остальные.

Правильно?

А из коротких реплик соседа выходило, что родился он под Тобольском, откуда уехал в поисках лучшей доли, покатавшись по стране, осел здесь.

Душе здесь, видите ли, дышится легко.

В то время, когда я жила здесь с дедушкой, Мирон не знал о нашем селе. Обо мне, до нашего знакомства, ничего не слышал. Пустует дом напротив и пустует, не его ума дело. В Сапчигуре много пустого жилья, какое-то заселяются на лето, а какое-то годами разваливается.

Можно списать любопытство на то, что в округе не было мужчин подходящего для меня возраста. Либо старики, либо дети, либо женатые, некоторые из которых бросали заинтересованные взгляды, но держались в стороне, как и я от них. Только мужчины, именно как мужчины, меня совсем не интересовали.

Женский интерес совершенно не мелькал в моей ударенной голове, попросту не умещался под спудом миллиона других вопросов, начиная с главного: как вспомнить себя?!

И, всё равно, Мирон не выходил из моих мыслей, и мне это почему-то нравилось.

Протопав мимо соседского дома, я свернула к реке.

Прошла в нужную сторону примерно километр, дождалась, когда река свернёт, уткнулась в сплошную стену леса, начинающегося с короткого подлеска и опушек, ещё покрытых густой зеленью.

Пригляделась. А вот и первая удача.

На невысоких кустиках, стелющихся вдоль земли, висели тёмно-фиолетовые ягодки, покрытые светлым налётом – черника. Поодаль виднелась костяника. Действительно много, больше, чем я себе представляла.

Бабу Груша говорила, что сапчигурцы не успевают обрабатывать все дары леса. На продажу мало кто собирал: нужно добраться на автотрассу, местным без толку продавать, ехать же – нужна машина и бензин – затраты могут не окупиться.

Вот и росли ягоды и грибы щедро, любому вдоволь хватало.

Через полчаса у меня затекла спина и ноги, руки покрылись чернотой, казалось, несмываемой, корзина же оставалась полупустой. Ягода маленькая, ёмкость большая, умаешься, пока наберёшь полную.

Ничего, зато как следует устану, вернусь к вечеру, буду спать без задних ног и сновидений, которые всё чаще заставляли меня вскакивать в холодном поту от необъяснимого страха.