– Сначала я действительно преподавала искусство в школе для девочек в Хартфордшире. Потом стала волонтером в психиатрической больнице, занималась с бывшими военными. Там была замечательная женщина, Пэм Хики, она как раз вела арт-терапию.

– О, так я ее знаю! – неожиданно оживленно воскликнул Гил. – Больница в Нэпсбери?

– Да! Пэм и посоветовала мне устроиться в Уэстбери-Парк, потому что здесь придерживаются тех же этических принципов. По ее словам, мне было бы комфортно с вами работать. Следующие три года я продолжала им помогать во время школьных каникул, и арт-терапия понравилась мне больше преподавания.

– Тогда ты наверняка знакома с Ронни Лэйнгом, – сказал Гил.

– Едва ли. У него совершенно другой уровень, я же была всего лишь волонтером. Вряд ли он обратил на меня внимание.

– Еще как обратил! – заверила ее Кэтлин.

– Можно сказать, я его поклонник, – объяснил Гил. – У него очень любопытные тезисы. Есть у него одна книжка, “Расколотое «Я»”, советую почитать. Довольно занимательно.

– Я читала, – ответила Хелен.

Гил посмотрел на нее так, будто она обыграла его на собственном поле.

– Что думаешь?

– По-моему, сложновато, – призналась она. – Причем и по языку, и по смыслу. Но тем не менее очень интересно.

– А я даже предисловия не осилила, – весело отозвалась Кэтлин.

– У него хватает оппонентов, – примирительно заметил Гил. – Лайонел Франт, например. Но я склонен согласиться с Хелен, мне тоже понравилось.

– Буду рада, если ты посоветуешь еще что-нибудь из хороших книг, – сказала Хелен, довольная разговором на близкую им обоим тему. С его стороны, признать в ней равную по интеллекту было самым надежным способом сделать ее своей союзницей.

– У меня в кабинете их много, поройся на полках и выбирай любую.

Они продолжили обсуждать общих знакомых, с которыми когда-то довелось поработать, как вдруг раздался скрип двери и на пороге появился Колин. Потирая глаза костяшками пальцев, мальчик сообщил, что ему приснился страшный сон.

– Ложись в постель, я скоро приду, – пообещала Кэт, а Хелен расценила это как сигнал к тому, что ей пора прощаться.

Вечер выдался отличный, к тому же было интересно понаблюдать за Гилом в кругу семьи, в уютной атмосфере загородной жизни с ее дорогим фарфором, мягкой мебелью и аляповатыми безделушками, и обнаружить, что не такой уж он и строгий. И все же Хелен показалось, что всю эту обстановку организовала Кэтлин, а Гил здесь совсем ни при чем – слишком он из нее выбивался.

Вряд ли ее снова пригласят. О том, чтобы звать кого-то в свою комнату у миссис Гордон, – завтрак, обед и ужин входят в стоимость аренды; никаких гостей после десяти вечера – и думать было нечего. При этом неизвестно, как поддерживать отношения без взаимности. Теперь, когда семейная обязанность выполнена, а любопытство удовлетворено, про Кэтлин можно забыть.

На следующий день, в субботу, Хелен написала открытку, в которой лаконично поблагодарила хозяев за вкусный ужин (не упомянув несъедобную говядину), интересную беседу и знакомство с замечательными детками. Правильнее всего было бы отправить ее по почте, чтобы пришла в понедельник, но вместо этого Хелен положила открытку в сумку, решив собственноручно отдать Гилу, убеждая себя, что марка тоже стоит денег.

Идти на ухищрения, пускай и неосознанные, Хелен не пришлось, поскольку к ее приходу Гил уже ждал ее в художественной мастерской. Он сидел, закинув ногу на ногу, в плетеном кресле, составлявшем часть заготовленного натюрморта. При ее появлении Гил вставать не стал.

– Привет, – поздоровалась она и протянула ему открытку. – Спасибо, что пригласили меня в гости в пятницу. Я чудесно провела время.

Гил фыркнул:

– Скучно было?

– Вовсе нет!

– Я не ожидал увидеть тебя, думал, будет кто-то из оравы неприятных родственников Кэт.

– В каком-то смысле ты не ошибся.

Он улыбнулся, взял из вазы с фруктами яблоко, собираясь его надкусить, и удивился, обнаружив, что оно восковое.

– Если бы я знал, что придешь ты, приложил бы больше усилий.

Ее щеки вспыхнули – комплимент, кажется, переходил все границы дозволенного. Чтобы скрыть смущение, Хелен повесила пиджак на деревянную вешалку, накинув вместо него свой привычный испачканный красками халат. Гил оставался спокоен и уходить не спешил.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, не без удовольствия отметив пренебрежение канонами буржуазной чопорности.

– Не знаю, например, пригласил бы для тебя более интересную компанию.

Хелен чувствовала, что он наблюдает за тем, как она застегивает пуговицы на халате и кладет в нагрудный карман ножницы с тупыми концами, ластик и любимый угольный карандаш – если не держать все эти вещи при себе, они в любой момент могут испариться. За те пару недель, что она отработала в Уэстбери-Парке, Хелен научилась при отсутствии прочих улик определять статус человека по содержанию его нагрудного кармана. У врачей – авторучка, у медсестер – градусник, а у пациентов – зубная щетка.

– Нет, правда, мне очень понравилось у вас, – заверила его Хелен, закончив подготовку к рабочему дню. – Так бы коротала вечер одна, а компанию мне бы составил разве что пудель миссис Гордон.

– “Пудель миссис Гордон” – как будто название песни Ноэла Кауарда! Ну-с, пора и мне приступать к работе, – сказал Гил, поднимаясь с кресла. – Очень уж мне у тебя нравится, так спокойно.

– Здесь никого не бывает с часу до двух, пока я в столовой. Приходи.

– Спасибо, но без тебя будет совсем не то.

Как только за Гилом закрылась дверь, Хелен медленно выдохнула. Она вдруг осознала, что стоит, вцепившись в спинку стула, сердце бешено колотится, как если бы кто-то вдруг выдернул ее из глубокого сна, – в душе мешались ощущение физического возбуждения и легкое предчувствие опасности. Ей никогда не приходилось испытывать таких чувств: ничего общего с ровной привязанностью, характерной для ее отношений с бывшим любовником и несостоявшимся женихом. Она пообещала себе впредь любой ценой избегать Гила, но подспудно знала, что не станет этого делать и с нетерпением предвкушала следующую встречу.

На следующей неделе после тяжелого рабочего дня и неприятного эпизода с одним пациентом Хелен вышла из кабинета позже обычного и внезапно обнаружила, что скутер не заводится. Поворот ключа в замке зажигания не вызвал даже легкую вибрацию. Что за невезение! Пока она жила в Хартфордшире, всегда обращалась в местную автомастерскую, где полностью обслуживали “веспу” и при необходимости могли пригнать пикап.

После недавнего переезда в Кройдон она еще не успела обзавестись полезными связями и не представляла себе, что делать. Именно в подобных ситуациях Хелен начинала особенно сильно переживать из-за отсутствия мужа. Это замечательно, конечно, когда есть любовник, но вот на такой, сугубо практический случай, когда требуется поработать гаечным ключом, мужчина необходим.

Она подумала позвонить Клайву, но тут же отбросила эту мысль. Шесть часов, Джун наверняка накрыла ужин, к тому же слово жены значит больше, чем просьба сестры. Придется ехать домой на автобусе, а утром вызвать механика, наугад, на свой страх и риск ткнув пальцем в строчку телефонного справочника.

От мерзкой измороси тщательно уложенные утром волосы спутались и разлохматились. Хелен решила вернуться в клинику и позаимствовать в шкафчике для забытых вещей зонт. На крыльце она столкнулась с Гилом, который, жмурясь от струйки дыма, пытался прикурить сигарету от окурка.

Должно быть, у нее все было написано на лице, потому что он отвлекся от своей сигареты и спросил:

– Все в порядке?

– Да. Нет. Дурацкий скутер заглох.

– Подвезти?

– Нет, спасибо, все нормально, честно. Доеду на автобусе, а утром буду разбираться.

Гил проигнорировал ответ Хелен, взял ее под локоть и направился к “Форду-Зефиру”, как обычно, припаркованному у входа.

– Я настаиваю. Где ты живешь?

– В Аддискомбе.

– Ну вот, мне почти по пути. А утром попросим Артура разобраться со скутером.

– Что за Артур?

– Мастер на все руки, он здесь все ремонтирует. И нет ничего, чего бы он не смог починить.

Хелен смутно припоминала, как седовласый мужчина в комбинезоне песочного цвета с помощью вантуза и крепкого словца прочищал в комнате для персонала раковину. Тогда он не показался ей особенно дружелюбным, и она задумалась о том, как он отреагирует на просьбу починить мотоцикл – дело, выходящее далеко за рамки его обязанностей.

– Но ведь чинить мой скутер – не его работа, – запротестовала Хелен, но Гил усадил ее в машину и кинул на заднее сиденье пару туфель и карту Лондона с окрестностями.

Салон был прокуренный и грязный, сзади валялась куча хлама: детские спортивные сумки, поломанные теннисные ракетки с лопнувшими струнами, мужские парадные туфли и пачка журналов, перевязанная бечевкой. Все это говорило о привычке откладывать неприятные дела, такие как уборка, на потом. Хелен предполагала, что он, как все мужчины, относится к машине с трепетом и любовью, но в очередной раз ошиблась на его счет.

– Ты права, он не обязан чинить твой скутер, но если его умаслить, то он будет рад помочь. Я время от времени дарю ему бутылку виски.

– Да у тебя к каждому сердцу есть ключик.

– Не к каждому, – ответил Гил, покосившись на нее.

Дождь полил сильнее. Он потушил сигарету в наполненной окурками пепельнице и закрыл окно. Они выехали с территории Парка и двинулись по тихим улочкам; по обеим сторонам дороги тянулись живые изгороди и фермерские поля. Всего в двадцати минутах от активно строящегося центра Кройдона – городок только зарождался – простиралась бесконечная сельская местность. Хелен доставляло особенное удовольствие наблюдать в поездках на работу и с работы, как постепенно редеют красные кирпичи и бетон, уступая место полям и деревьям.

Теперь, когда вопрос со сломанным скутером решился, ее мысли вернулись к другой проблеме, с которой только предстояло разобраться. Не сумев сдержаться, Хелен тяжело вздохнула.

– Что-то случилось? – спросил Гил.

– Тяжелый день, – призналась она. – На одном занятии произошла неприятная ситуация, с которой я справилась не лучшим образом. Вот и все.

– Расскажешь подробнее?

– Один из пациентов, Перри, – он не в первый раз пришел, но раньше все было в порядке, – сегодня вел себя немного… Несдержанно. Рисовал картинки подчеркнуто сексуализированного характера, наверное, чтобы меня шокировать, а затем принялся громко и довольно агрессивно рассказывать, что ему хотелось бы сделать. Сперва я старалась не обращать на него внимания, и он перешел на крик, а когда я попыталась с ним заговорить, его это только раззадорило. Я понимала, что никакой реальной опасности нет, но другому пациенту показалось, что Перри мне угрожает. Он решил вмешаться, замахнулся на него кулаком, и ситуация вышла из-под контроля. Мне пришлось позвать на помощь, прибежали четыре санитара, скрутили и увели Перри. Я видела такое раньше, в другой больнице, и такая мера всегда казалась мне чрезмерной, слишком жестокой.

– Понимаю.

– Он кричал: “Я сам пойду, я сам пойду!” – но его трясло, и они едва могли его удержать. Чуть позже я зашла к нему в палату, чтобы проверить его состояние, – ему дали успокоительное, и он уснул. Мне кажется, это полный провал.

– Иногда мы вынуждены ставить на первое место безопасность других пациентов – и свою собственную.

– С тобой такое случалось?

– Конечно! И я тоже всегда воспринимал такие ситуации как свою ошибку. Но с годами я стал гораздо более терпим к применению спецсредств с целью обезопасить окружающих от буйного пациента, да и его самого от себя – в отличие от практики ежедневного приема лекарств.

– Думаешь, лекарства не работают?