На утреннем совещании в главке у начальника отдела было все, как обычно. Полковник Серов монотонно, как старый учитель в школе, ставил новую задачу и времени на ее выполнение, как всегда, давал с гулькин фиг, практически для вида. А вопросы иногда возникали такие, что на местах их годами не могли сдвинуть с мертвой точки. Тогда за дело брался главк, и отступать было некуда, да и некому. Главное управление по борьбе с организованной преступностью было конечной точкой принятия решений и конечной инстанцией, которая срамиться прав не имела. Если ты служишь в главке, хоть убейся, но задачу выполни! Только вперед, назад ходу нет, раз ты опер. С этой мыслью жили офицеры главка, с ней каждый божий день ходили на службу, с ней вставали утром ни свет ни заря, с ней же и ложились спать далеко за полночь.

И потому спать в эти долгие минуты совещаний не просто хотелось, но и моглось. Спать могли с открытыми глазами, с выражением глубокой мысли на лице и даже с ручкой в руках, которая что-то автоматически записывала за большим начальником.

– Так что вот такие пироги с котятами, – не говорил даже, а как-то ворковал полковник Серов, по всему хорошо отдохнувший за ночь. – В Воронеже было создано практически МММ, финансовая пирамида местного розлива. Денег уворовали немало даже по московским масштабам. Уголовное дело возбуждено по мошенничеству в особо крупных размерах. Как я уже сказал, был задержан бухгалтер из местных, но от него толку мало. А вот учредителем фирмы оказалась личность куда более интересная, господин хороший по фамилии Рябушкин Марк Моисеевич, вор в законе с десятью судимостями. Зачем он лично стал учредителем, а не использовал подставное лицо, история умалчивает, но крышей он был качественной. Два года деньги делались фактически из воздуха, и никто не мешал. Когда бухгалтера задержали, из Воронежа была прислана шифровка с просьбой оказать содействие в задержании этого авторитета. Так что надо помочь. У вас на все про все пять суток и два воронежских опера в помощь, капитаны Телегин и Хропачев. Вот они.

Все лениво посмотрели на Телегина и Хропачева. Мужики как мужики. С такими мордами полстраны ходит.

– Вы уже, надеюсь, с ними познакомились. Большаков, ты меня понял? Пять суток – и ни часом больше!

– Так точно! Разрешите выполнять? – мгновенно отреагировал Большаков, за секунду до этого пребывая в состоянии то ли сна, то ли медитации.

– Действуйте, – кивнул седой головой начальник отдела. – Все свободны. А ты, Андрей, останься, у меня к тебе разговор.

Когда все вышли из кабинета, полковник Серов и капитан Большаков взяли по сигарете. Андрей ждал, когда начальник отдела объяснит причину задержки, но тот лишь молчал и с наслаждением втягивал в себя дым с ментолом. И, только докурив почти до фильтра и раздавив в пух и прах бычок в пепельнице, он приступил к делу.

– У нас на проверку поступили материалы. Прямо скажу, материалы скользкие, как сопли. Ни много ни мало – компромат… и не на кого-то, а на одну одиозную личность, члена правительства по фамилии Турнепс.

– О как! Личность известная. И чего там?

– Да по нынешним временам сущий пустяк. Но ты и сам понимаешь, как там наверху реагируют.

– Болезненно?

– Не то слово. Так вот, слетал, значит, этот господин в дальние страны и погрел пузо на очень теплых островах, которые, как оказалось, находятся под юрисдикцией США. Посол США в России написал нашему министру письмо, в котором проинформировал о том, что в Америке ведется программа по контролю за госслужащими. У них там, оказывается, коррупционеров ловят всем государством. Ха-ха. И распространяется эта программа не только на США, но и на другие страны. Так вот, они пишут, что с такого по такое число в течение недели на территории этих самых островов отдыхала делегация из России и возглавлял ее этот самый член.

– И в чем прегрешение?

– А вот в чем. Все расчеты происходили в наличной валюте, в долларах США. Господин министр жил в номере стоимостью пятьдесят тысяч долларов США в сутки и расплатился наличными.

– Иди ты. Ой, простите! Ничего себе! Триста пятьдесят тысяч долларов за неделю?! Это сколько же лет мне надо работать, чтобы так жить?

– Всё? Выговорился? Мне можно продолжать?

– Извините, товарищ полковник, просто такие суммы! Я еще не привык…

– Да я сам, как бы это помягче сказать… в шоке. Но эмоции в сторону, это к делу не относится. Вот это письмо. Оно направлено к нам в порядке взаимодействия и обмена информацией. Министр отписал нам. Вот ты и занимайся.

– А что тут делать?

– А ты что, не понимаешь? Не первый день в милиции. Делай все как положено.

– Так сейчас этим заниматься или воронежским помогать?

– Делай все одновременно, и делай хорошо, понял меня?

– Понял. А что там с моей квартирой? Вы обещали уточнить.

– Тьфу ты, черт! Совсем забыл. Забегался совсем. Ну ладно тебе! Узнаю, обещаю. Все, ступай с богом.

Когда Андрей уже открывал дверь кабинета, чтобы выйти, за спиной снова раздался голос полковника Серова:

– Две тысячи.

– Что две тысячи? – не понял Андрей.

– Две тысячи лет тебе надо, чтобы заработать деньги, которые были уплачены членом Правительства Российской Федерации Турнепсом за рубежами нашей родины всего за неделю проживания в гостинице на очень теплых островах. Таблетку дать от сердца? Нет? Тогда варежку закрой и топай работать.

В комнату общежития молча зашли четыре человека. Рязанский зажал в углу Большакова и, смотря прямо в глаза, спросил:

– Андрей, ты чего такой?

– Какой?

– Никакой.

– Да так, смысл своей жизни ищу с помощью математических вычислений.

– И как?

– Никак. Еще вопросы будут?

– Всё. Проехали. Ну что, братцы-кролики, с чего начнем?

«Братцы-кролики», Телегин и Хропачев, синхронно сбросили с плеч массивные рюкзаки. В одном были плотно уложенные бутылки водки, в другом – огромные помидоры. Каждый помидор упакован в газетку, каждая бутылка – в шерстяной носок.

– Мама дорогая, откуда зимой вся эта роскошь? Это я не про водку, – воскликнул не своим голосом Рязанский. – Что же со всем этим делать? И, главное, когда?

– Ну что ты на меня смотришь? – равнодушно спросил Андрей. – У нас всего пять дней, а в доме нет даже куска хлеба. Вот ведь зараза. Две тысячи лет!

– Ты о чем? – напрягся Рязанский, видя, что напарник явно не в себе.

– О жизни.

Через трое суток ничего не изменилось в комнате, где жили своей странной жизнью уже не два, а четыре человека. С утра до вечера и с вечера до утра за столом сидели четыре мрачных, мало соображающих человека в майках. Время от времени они перебрасывались короткими фразами, а так час за часом пили водку, закусывали помидорами и мечтали о куске черного хлеба, за которым надо было идти так далеко, что переплыть море казалось делом куда более легким, чем этот фантастический поход в гастроном на соседней улице.

И все это время звонил телефон. Надсадно, как комар возле головы. Но только через семьдесят два часа Андрей неторопливо поднялся и медленно снял трубку. Еще потребовалось какое-то время, чтобы приставить ее к уху, но потом, собрав в себе все силы, громко и отчетливо выговаривая каждое слово, произнес, как породистый артист на большой сцене:

– Слушаю! Здравия желаю, товарищ полковник. Да, я. Что делаем? Работаем, товарищ полковник. Роем копытом землю. Пашем с утра до вечера, как лошади. Света белого не видим. Одна работа на уме. Почему я издеваюсь? Я не издеваюсь. Нет. Нет, по телефону не могу доложить. Информация, сами понимаете, закрытая. Так еще сколько времени впереди. Как среда на исходе? Сегодня что, среда? Надо же. Да, совсем заработались. Нормальный у меня голос. Конечно, понял, чего тут не понять?

Когда трубка снова улеглась на телефонный аппарат, очнулся Рязанский.

– И? Что там?

– Выйдем на балкон.

На балконе разговор получился коротким, но деловым. Начал его Большаков:

– Смотри, они приехали в понедельник, а сегодня уже среда.

Рязанский чуть за голову не схватился:

– Среда?

– Среда, среда! У них командировка до пятницы. Мы три дня на работе не были, нам надо как-то шевелиться.

– Да тут еще столько водки и помидоров!

– Все, давай завязывай! Завтра едем в главк.

– А с ребятами, с ними что делать?

– До пятницы пусть отдыхают ударными темпами. Не везти же им обратно в Воронеж свои помидоры. А в пятницу чтобы были с утра в главке.

* * *

Следующим утром самой желанной была простая вода. Большаков каждые пять минут дул ее из графина и все время перелистывал какие-то бумаги на рабочем столе, словно не мог найти нужные. Потом внимательно посмотрел на Рязанского, вспомнил что-то и с облегчением сказал:

– Доставай-ка, Серега, все материалы, какие они нам дали, все, что у нас было, будем думать, как искать этого говнюка. Как нам можно его пробить.

Папка с бумагами пролетела полкабинета и приземлилась прямо перед Большаковым. В другой бы раз Андрей что-то сказал бы на такое бесцеремонное поведение Рязанского, но тут он просто распустил завязанные бантиком тесемочки на папке и принялся внимательно изучать содержимое.

– Так-так. Да, богатенький Буратино. Серега, да на нем одном зарегистрировано двадцать четыре машины, и машины все, как одна, очень дорогие. И квартир полтора десятка, и все в пределах Садового кольца. Тьфу, ну почему так?

Рязанский в это время забрызгивал полиролем свой рабочий стол:

– Не знаю. Ты о чем?

– О социальной справедливости, вот о чем. Серега, ну, что будем делать?

Рязанский мутными глазами посмотрел на Большакова и продолжил тщательно натирать стол до только ему ведомого блеска.

– Может, по пивку? – спросил он, ни на что не надеясь. Большакову это предложение не понравилось.

– Уйдем в штопор. А сегодня уже десять утра четверга. Давай-ка мы проделаем с тобой одну оперативную комбинацию.

– Давай, но давай сначала по пивку!.. Ладно, тема исчерпана. Так что там за комбинация вырисовывается в твоем воспаленном мозгу?

– Смотри, у нашего Рябушкина, Ряпушкина… как его там… из его автопарка угнано целых пять машин, и все они который год находятся в розыске. Безрезультатно. И для него это очень плохо, а для нас очень хорошо. Мы сейчас с тобой быстренько напишем повестки.

– Ага, и он тут же к нам прибежит.

– Да ты дослушай! Напишем повестки и отошлем их по всем его адресам. А в повестках укажем, что в результате оперативно-разыскных мероприятий были обнаружены все пять его автомобилей и он немедленно должен забрать их. Иначе мы не сможем гарантировать их сохранность. А так как почта в Москве уже сегодня доставит эти повестки адресату, то завтра он обязательно проявится. И при правильном стечении обстоятельств мы его завтра накроем.

– Ну, помечтай. А почему он должен поверить Главному управлению по борьбе с организованной преступностью?

– А мы повестки напишем от имени ГАИ, а телефончик наш укажем.

– Так он что, дурак? С телефоном понятно, прокатит, но когда он подойдет к нашему зданию, он что увидит?

– Государственную автомобильную инспекцию. Мы поменяем вывеску. Лишь бы почта не подкачала.

– Ну, не знаю, в любом случае делать что-то надо. Давай попробуем. Где у нас бланки повесток?

* * *

В пятницу Большаков и Рязанский уже несли по коридорам главка табурет и вывеску, на которой было четко указано, что представляет она не что иное, как Государственную автомобильную инспекцию Москвы. Встав на табурет, Рязанский аккуратно, чтобы не повредить, снял вывеску главка и за пару минут превратил его в обычное ГАИ. Дежурный офицер, довольный уже тем, что может выйти на свежий воздух, помогал им изо всех сил.

– И что это будет? – спрашивал он.

– Цирк, – охотно отвечал ему Рязанский.

– А клоунами кто будет? Ну, типа, весь вечер на манеже!

– Не думаешь ли ты, смерд, что ими станем мы? – спросил грозно Большаков.

Дежурному офицеру, только заступившему на смену, было в радость подурачиться, и он, на лету приняв правила игры, заговорил заискивающе и подобострастно:

– Да чтобы это был я? Да ни в жисть. Мне, барин, еще дорога моя голова.

– И это правильно! Ну а если серьезно, хотим мы с Серегой одного деятеля взять за ягодицы. Вдруг получится? Так что ты сегодня гаишник и дежурный по городу. Не все время, а только когда мы сделаем отмашку. Понял?

Дежурный офицер кивнул:

– Что тут не понять? Сделаем! Мы цирк любим!

* * *

И уже через пару часов цирк заработал на полную катушку.