– Нет… причины она не называла. Но сказала: «Миссис Энси, – сказала она, – если когда-нибудь молодая женщина, с которой вы знакомы, решит поехать туда, скажите ей, что не стоит и чемодан паковать».

– А ваша знакомая молодая и красивая? – спросила я, подумав о мистере Бримптоне.

– Она? Да что ты! Она из тех, кого нанимают матери, имеющие разбитных сыновей студенческого возраста.

Хоть я и знала, что эта женщина была досужей сплетницей, ее слова запали мне в голову, и сердце мое колотилось сильнее, когда я в сумерках подъехала к Бримптону. Значит, действительно было что-то в этом доме, теперь я в этом не сомневалась…

За чаем я услышала, что приехал мистер Бримптон, и сразу заметила, что все чем-то обеспокоены. У миссис Блайндер так дрожали руки, что она с трудом разливала чай, а мистер Уэйс цитировал самые ужасные тексты, изобиловавшие упоминаниями слова «сера». Тогда никто не сказал мне ни слова, но, когда я пошла в свою комнату, миссис Блайндер последовала за мной.

– Ох, моя милая, – сказала она, взяв меня за руку, – я так рада и благодарна, что ты к нам вернулась!

Как вы можете догадаться, это меня удивило.

– А что, вы думали, будто я уехала насовсем?

– Нет-нет, конечно, – немного смутившись возразила она, – но я не могу допустить, чтобы мадам оставалась одна хоть на день. – Она крепко сжала мою руку и добавила: – О, Элис, будь добра со своей хозяйкой, ты ведь христианка. – С этими словами она поспешно вышла, оставив меня в недоумении.

Минуту спустя Агнес позвала меня к миссис Бримптон. Услышав голос мистера Бримптона в ее комнате, я решила пройти через гардеробную, чтобы сначала приготовить хозяйкино платье для ужина. Гардеробная – это большая комната с окном под портиком, которое выходит в сад. Далее следуют окна апартаментов мистера Бримптона. Когда я вошла, дверь в спальню была чуть приоткрыта, и я услышала, как мистер Бримптон сердито говорил:

– Можно подумать, что он единственный человек, с которым тебе интересно разговаривать.

– У меня зимой нет большого выбора гостей, – спокойно отвечала миссис Бримптон.

– У тебя есть я! – бросил он ей язвительно.

– Ты так редко бываешь здесь, – сказала она.

– Ну и чья в том вина? Ты сделала это место таким же оживленным, как фамильный склеп.

На этих словах я загремела туалетными принадлежностями, чтобы известить хозяйку о своем присутствии, она встала и позвала меня.

Супруги обедали вдвоем, как обычно, и по тому, как был настроен мистер Уэйс, подавая ужин, я поняла, что дело плохо. Он бормотал ужасные цитаты из пророков, а на кухаркину помощницу напустился так, что она отказалась одна нести холодное мясо вниз, в ледник. Я сама ужасно нервничала и после того, как уложила хозяйку в постель, не могла преодолеть искушения снова спуститься вниз и уговорить миссис Блайндер немного поиграть в карты. Но, спустившись, услышала, что та закрыла дверь своей комнаты, поэтому мне ничего не оставалось, как подняться к себе. Снова пошел дождь, его «кап-кап-кап», казалось, стучало непосредственно у меня в мозгу. Я лежала без сна, прислушиваясь к этой дроби и прокручивая в голове то, что поведала мне в городе знакомая. Что озадачивало меня больше всего, так это то, что горничные увольнялись сами…

Спустя какое-то время я уснула, но меня внезапно разбудил громкий звук. В моей комнате звонил звонок. Я села в кровати, напуганная этим непривычным звуком, который, казалось, не переставал звенеть в темноте. У меня так дрожали руки, что я никак не могла нащупать спички. Наконец мне удалось зажечь лампу, и я выскочила из кровати. Мне уже начинало казаться, что все это сон, но, взглянув на колокольчик, висевший на стене, я заметила, что его язычок все еще продолжает раскачиваться.

Только я начала натягивать на себя одежду, как раздался другой звук: на сей раз это был тихий скрип открывшейся и закрывшейся двери напротив моей комнаты. Я услышала его так отчетливо, что от страха застыла на месте. Потом раздались торопливые шаги, удалявшиеся по коридору в главную часть дома. Поскольку пол в коридоре был затянут ковровой дорожкой, шаги звучали очень тихо, но я была совершенно уверена, что это были женские шаги. Я похолодела и минуты две не смела ни дышать, ни шевелиться. Потом опомнилась.

«Элис Хартли, – сказала я себе, – кто-то только что вышел из той комнаты и побежал по коридору. Мысль неприятная, но ты должна просто принять это: твоя хозяйка позвала тебя, и ты обязана пойти той же дорогой, какой пошла та, другая женщина».

И я пошла. Никогда в жизни я не ходила так быстро, как тогда, и тем не менее мне казалось, что я никогда не дойду до конца коридора и не попаду в комнату миссис Бримптон. По дороге я ничего не слышала и не видела: было темно и тихо, как в могиле. Когда я добралась-таки до двери хозяйкиной спальни, тишина была такая мертвая, что я снова засомневалась, не сплю ли я, и была уже почти готова повернуть назад, как вдруг меня охватила необъяснимая паника, и я постучала.

Ответа не последовало, я постучала снова, громче. К моему удивлению, дверь открыл мистер Бримптон. Увидев меня, он отшатнулся, и в свете моей свечи его лицо показалось мне багровым и свирепым.

– Вы? – сказал он странным голосом. – Сколько вас там еще, черт возьми?

В этот момент я почувствовала, будто земля уходит у меня из-под ног, но решила, что он просто вдрызг пьян, и ответила насколько могла спокойно:

– Можно войти, сэр? Миссис Бримптон меня вызывала.

– Можете все входить, мне-то что, – ответил он и, протиснувшись мимо меня, отправился в собственную спальню. Я проводила его взглядом и, к своему удивлению, увидела, что он идет, как совершенно трезвый человек.

Хозяйку я нашла в постели очень слабой и неподвижной, но, увидев меня, она выдавила из себя улыбку и еле слышным шепотом попросила накапать ей капель. Выпив их, она лежала молча, с закрытыми глазами, учащенно дыша. А потом вдруг словно схватила кого-то за руку и слабо произнесла:

– Эмма.

– Это я, Хартли, мадам, – сказала я. – Вам что-нибудь нужно?

Она широко открыла глаза и испуганно посмотрела на меня.

– Я просто заснула, – ответила она. – Теперь можете идти, Хартли, сердечное вам спасибо. Видите, мне уже совсем хорошо.

И она отвернулась от меня.

III

В ту ночь я уже так и не смогла уснуть и обрадовалась, когда занялся рассвет.

Вскоре после этого Агнес позвала меня к миссис Бримптон. Я испугалась, что ей опять плохо, потому что она редко посылала за мной раньше девяти, но я нашла ее сидящей в постели, бледной, изможденной, но вполне оправившейся.

– Хартли, – быстро сказала она, – вы можете прямо сейчас одеться и сходить для меня в деревню? Я хочу, чтобы аптекарь сделал лекарство по этому рецепту… – Тут она замялась и покраснела, – и мне бы хотелось, чтобы вы вернулись до того, как встанет мистер Бримптон.

– Конечно, мадам, – с готовностью ответила я.

– И… подождите минутку… – вернула она меня, словно ее неожиданно осенила какая-то мысль, – пока вы будете ждать приготовления микстуры, у вас будет время дойти до дома мистера Рэнфорда и передать ему вот эту записку.

До деревни было две мили, и по дороге я так и сяк обдумывала происходящее. Мне показалось любопытным, что хозяйка хочет, чтобы лекарство приготовили без ведома мистера Бримптона, а сопоставив это с ночной сценой и многим другим, что я замечала либо подозревала, я начала подумывать, уж не устала ли моя хозяйка от такой жизни и не приняла ли безумное решение покончить с ней? Эта догадка так напугала меня, что я бегом добежала до деревни и рухнула на стул перед прилавком аптекаря. Этот добрый человек, только еще снимавший внешние ставни с витрины, посмотрел на меня таким пристальным взглядом, что я сразу пришла в себя.

– Мистер Лиммел, – спросила я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал непринужденно, – не взглянете ли вы на это: тут все в порядке?

Он надел очки и изучил рецепт.

– Выписан доктором Уолтоном, – сказал он, – что с ним может быть не в порядке?

– Ну… это лекарство не опасно принимать?

– Опасно? Что вы имеете в виду?

Видимо, вопрос поразил аптекаря своей глупостью.

– Ну… если кто-то примет его слишком много… по ошибке, конечно… – Сердце колотилось у меня в горле.

– Господь с вами, конечно, нет. Это же всего лишь известковая вода. Ею можно и младенцев поить.

Я вздохнула с большим облегчением и поспешила к мистеру Рэнфорду. Но по дороге другое соображение стукнуло мне в голову. Если мой визит к аптекарю скрывать было незачем, может, миссис Бримптон хотела сохранить в тайне другое данное мне поручение? Почему-то вторая мысль напугала меня еще больше первой. Однако мистер Рэнфорд и мистер Бримптон казались большими друзьями, а уж за добропорядочность своей хозяйки я готова была головой ручаться. Мне стало стыдно своих мимолетных подозрений, и я решила, что просто еще не пришла в себя после странных событий предыдущей ночи. Передав записку для мистера Рэнфорда, я поторопилась обратно в Бримптон и незаметно, как мне казалось, проскользнула через боковую дверь.

Однако час спустя, когда я несла завтрак хозяйке, в холле меня остановил мистер Бримптон.

– Куда это ты ходила в такую рань? – спросил он, глядя на меня тяжелым взглядом.

– Я, сэр? – переспросила я, внутренне дрожа.

– Ну же, ну! – прикрикнул он, и от злости на лбу у него проступило красное пятно. – Думаешь, я не видел, как ты час назад пробиралась обратно через кусты?

От природы я человек правдивый, но тут ложь выскочила из меня без задержки:

– Нет, сэр, этого не может быть, меня там не было, – солгала я, глядя прямо ему в глаза.

Пожав плечами, он зловеще хохотнул.

– Считаешь, что я был пьян прошлой ночью? – вдруг спросил он.

– Прошлой ночью? Нет, сэр, не считаю, – ответила я, на сей раз не покривив душой.

Он снова пожал плечами и отвернулся.

– Хорошего же мнения обо мне придерживаются мои слуги, – донеслось до меня его бормотание, когда он уходил.

Только после полудня, усевшись за шитье, я по-настоящему осознала, как ночные события потрясли меня. Теперь я без дрожи не могла пройти мимо той запертой двери, потому что была уверена, что слышала, как кто-то вышел из нее и пошел по коридору. Я хотела было поговорить об этом с миссис Блайндер или мистером Уэйсом – двумя людьми, которые, судя по всему, догадывались, что происходит, но чувствовала: если спрошу, они будут все отрицать. Я могла больше узнать, держа язык за зубами и глядя в оба. При мысли о том, что придется провести еще одну ночь напротив запертой комнаты, мне становилось плохо и охватывало желание быстро сложить вещи и сесть на первый же поезд до Лондона, но бросить подобным образом свою добрую хозяйку противоречило моим правилам, поэтому я старалась продолжать шитье, как будто ничего не случилось. Не проработала я и десяти минут, как швейная машинка сломалась. В свое время я нашла ее в кладовке, это была хорошая машинка, но немного разлаженная: миссис Блайндер сказала, что после смерти Эммы Сэксон ею никто не пользовался. Я начала искать поломку, и, пока нажимала и дергала там и сям, открылся и выехал ящик, который я никак не могла открыть прежде. Из него выпала фотография. Я подняла ее и стала разглядывать в замешательстве. В него меня повергало то, что лицо на снимке было мне знакомо, я где-то его видела, причем с тем же направленным на меня вопрошающим взглядом. И вдруг я вспомнила бледную женщину, стоявшую в коридоре в день моего приезда.

Похолодев, я вскочила и выбежала из комнаты. Мне казалось, что сердце мое бьется где-то под самым черепом и что этот взгляд никогда не прекратит преследовать меня. Я побежала прямо к миссис Блайндер. Она дремала, сидя в кресле после обеда, и вскинулась, как ужаленная, когда я ворвалась к ней.

– Миссис Блайндер, кто это? – спросила я, протягивая ей фотографию.