16

Той же ночью ему приснился дурной сон. Будто он разговаривает с братом Борисом по фону и не может понять, с кем он действительно разговаривает – с братом или с его аватаром Бенедиктом. Возникает подозрение, что Бориса уже нет в живых, а его аватар, подчиняясь закону о защите персональных данных, скрывает факт смерти, который становится все более очевиден. И вот каким-то образом открывается правда о том, что брат погиб при бомбежке. Была война, и в дом, где он жил, попала бомба (в скобках – фугас). Все погибли: брат Борис, и сестра Брунгильда, и племянник Вениамин, и какая-то безымянная племянница, не существовавшая в реальной жизни. Их тел не найдут никогда, они смешаны с землей, растворились, развеяны по ветру, а на месте дома – воронка размером с лунный кратер. И аватары погибших должны будут вечно притворяться, что их хозяева живы… С этой мыслью Филипп проснулся. Была, что естественно, ночь. Сквозь приоткрытое окно доносился тревожный гул, постепенно затихая. Наверное, где-то вдалеке пролетал самолет, уже не видный.

17

– И знаешь, я бы как-нибудь зашел к ней на чашку кофе, – говорил Филипп Флавию. – И она вроде бы намекала: «В другой раз». И ее ава тоже… В общем, ты прозондируй.

Получив от аватара добро, Филипп пошел по адресу: 3-я Нижняя, дом 5.

В списке контактной информации от Шабера был и код домофона. Филипп набрал код, поднялся по лестнице. Положил палец на кнопку звонка.

Бригелла открыла.

– Это я, – сказал Филипп.

– Вижу, – сказала Бригелла.

– Я думаю, – сказала, помедлив, – что делать: вчинить тебе иск за незаконное проникновение или нет?

– Мы вроде договаривались.

– Не знаю.

– Аватарой ты была любезнее.

– Моя ава – это не я. И я не верю в гомеопатию.

– Тогда, может быть, в рецепты тибетских монахов? – сказал Филипп.

– В монахов тем более. Ты, кстати, тоже не похож на своего Флавия.

– Угостишь меня все-таки кофе? – спросил Филипп.

– Стой здесь. – Она ушла и через какое-то время (достаточное, чтобы Филипп стал задумываться, зачем он тут вообще) вернулась с бумажным стаканчиком кофе. В другой руке держала рогалик (в скобочках – круассан). Стаканчик был белый с коричневым, в косую клетку.

– Спасибо. – Филипп взял стаканчик и – из другой руки – рогалик.

– И до свидания. Заходи, если что.

Дверь закрылась перед Филиппом.

«Откуда она знает Флавия?» – подумал Филипп.

Он сделал глоток кофе, откусил от рогалика и стал спускаться по лестнице.

18

По утрам Филипп спрашивал аватара, какова обстановка на фронте борьбы с заразой. Флавий сообщал скучные цифры о новом количестве зараженных, госпитализированных, вылеченных. О ежедневном количестве смертей, которое не становилось меньше. Но ничего про обпалец. А Филипп уже представлял, как по всем палатам реанимации разбегаются курьеры – тысячи курьеров с пакетами розовых таблеток.

– А что ты хотел? Чтоб вот так ничего не было, а потом сразу стало? Так дела не делаются, – сообщил свое мнение Флавий.

– Но день промедления – это тысячи человеческих жизней.

– Десятки тысяч, – поправил Флавий. – Но кроме жизней есть, вероятно, и другие критерии целеполагания.

Что-то могли знать в «Лабораториуме». После увольнения Филипп был отправлен в бан, поэтому пришлось пойти лично. Заодно и халат занести. За халатом, однако, никто не спустился. Филипп постоял у проходной – достаточное время, чтобы проникнуться бесполезностью этого стояния, повесил халат на перила ограждения рядом с турникетом и вышел.

19

В какой-то день Филипп благополучно пересекся с Шабером. В том самом «Баобабе», на том самом месте. Вдвоем отобедали, и Филипп снова почувствовал разницу между сервисом класса Гамма и сервисом класса Дзета.

– А как оправдался твой диагноз относительно этой дамы – как ее там – Бригелла, Елена? – поинтересовался Шабер. – Вчера, кстати, видел ее здесь.

– Я был уверен в этом диагнозе на сто сорок шесть процентов, – сказал Филипп, блуждая вилкой среди красиво нарезанных ломтиков на тарелке – красных, оранжевых, зеленых.

– Понятно, – сказал Шабер. – Она, кстати, с подругами была, я запечатлел их. Вот, посмотри.

Он повернул свой эйч-фон лицом к Филиппу. Подруг было две. Филипп посмотрел.

– Губы зеленые, синяки под глазами, что они находят в такой раскраске? И волосы в тон.

Он подцепил вилкой синий кружок, отправил в рот вслед за красиво нарезанным ломтиком мяса. Оказалось, картошка. А оранжевый кубик был непонятно чем.

– У нее на столе тоже было что-то такое, – сказал он. – В этом, я хочу сказать, духе и цвете. Наверное, ее тоже обслуживают по классу Гамма.

– Не бери в голову, – сказал Шабер. – Выпей вина.

Филипп выпил.

– Мне все равно, но выглядит фэншуйнее, когда за столом мужчина оказывается выше по классу сервиса, чем женщина. Это естественно.

– Насчет «естественно» есть разные мнения, и это дает тебе возможность выбора, – заметил Шабер. – Выпей вина.

Пискнул эйч-фон. В разговор вмешался Флавий:

– Возможно, тебе не следует пить. Середина дня – не лучшее для этого время.

– Я услышал тебя, спасибо, – сказал Филипп. – Но все-таки выпью, в твердом уме и памяти. А вечером еще выпью водки.

– Я напомнил тебе. – Аватар умолк.

– Почему-то она чуждается розового цвета, – Филипп повернулся к Шаберу, – говорит, что не переносит. И где логика – отказываться от спасительного, быть может, средства из-за какой-то цветовой прихоти?

– С диагнозом ты вроде ошибся, – заметил Шабер.

– Да, но это на всякий возможный случай, – сказал Филипп, – когда хорошо будет иметь в кармане нужное лекарство. Между прочим, странно, – добавил, – что про наш обпалец до сих пор ничего не слышно.

– Очень возможно, что мы про него вообще не услышим, – сказал Шабер.

– Почему?

– Есть в этих розовых таблетках нечто противное порядку вещей.

– Извини, но, если бы ты отдал концы там, на скамейке, это был бы порядок?

– Это не было бы нарушением порядка, – сказал Шабер.

– Если вдуматься, – добавил, помедлив, – всякое исцеление является нарушением порядка вещей. А это, с розовыми таблетками, слишком похоже на чудо. Были времена, когда тебя сожгли бы на костре за такие штучки.

– Сейчас времена другие.

– Да, тебя не сожгут, – сказал Шабер. – Но неприятности ожидают.

– Выпей вина.

– Надеюсь, карать будут не слишком строго, – сказал Филипп.

– Я познакомлю тебя со своим адвокатом. – Шабер достал эйч-фон, и адвокат возник над экраном. Тот самый, в мундире, с белой бородой и усами.

– Альфред Шиффер, всегда к вашим услугам, – произнес, отводя в сторону руку с кальяном. В воздухе поплыл аромат корицы и кофе.

20

Филиппу вспомнился запах горячих булочек с корицей, которые в его детстве пекла мама. Тесто для булочек раскатывалось в тонкий лист, который, предварительно намазанный маслом и посыпанный маком, – кажется, так – сворачивался в рулон. Его нарезали поперек широкими кусками, это были заготовки для будущих булочек. Перед тем как поставить в духовку, посыпали сахаром и корицей. Филипп помнил этот запах. Еще были сырники с корицей из того самого детства. Могли быть и без корицы. Но и с корицей тоже могли. Маленький Филипп любил сырники. Он ел их, запивая какао – много молока, много сахара. Вкусно. По непонятной ассоциации вспомнились еще картофельные драники – тоже семейное блюдо. Никакой связи с корицей и ее запахом, но вспомнились. Простое блюдо – натереть картошку на терке, добавить яиц и поджарить. Кажется, можно и без яиц. И без корицы, разумеется, потому что при чем здесь корица?

21

Вечером‚ возвращаясь домой, Филипп зашел в маркет и купил упаковку синей картошки и пару яиц. Он захотел сделать драники на ужин. Должен был прийти брат Борис, забрать обещанные таблетки, и Филипп захотел его удивить драниками из синей картошки. О своих намерениях брат сообщил, прислав стеганограмму – фото пушистого котика, в котором было зашифровано сообщение. Визит брата не был конспиративным, просто он стремился сделать свои перемещения по городу спонтанными и непредсказуемыми – во имя животворящего хаоса, так сказать, и во славу энтропии.

22

Для тех, кто не в теме: стеганография – это способ передачи зашифрованного сообщения, при котором скрывается сам факт его передачи. Например, для передачи секретного послания могут быть использованы несущественные биты в фотографии или музыкальном клипе, содержание которых не вызывает никаких подозрений. Нормальный способ обойти запрет на передачу шифровок.

23

– Мы зовем их «обпалец», – сообщил Филипп, доставая банку с таблетками.

– «Плацебо», я догадался, – сказал брат Борис. – А реально как оно называется?

– Не знаю. Мы это держали за плацебо.

– И что?

– И получилось то, что получилось.

Они выпили водки.

– Почему синие? – спросил брат Борис про драники.

– Такой сорт картошки, – сказал Филипп.

– Синий цвет мне кажется не слишком съедобным, – заметил Борис.

– Зато он полезен. Одна моя знакомая сказала, что синие овощи содержат много полезных веществ.

– Антиоксидантов, – уточнил брат Борис.

Филипп взял огурец из банки. Огурец был синий и содержал много полезных веществ. Синий, очень синий, где-то даже голубой.

– Ее зовут Елена, – сказал Филипп. – Мы познакомились в «Баобабе». Она там обедает. И работает тоже там.

Филипп выпил еще водки. Внутри стало горячо. Хотелось говорить о Елене (возможно, о Бригелле, но сейчас именно как о Елене).

– И она терпеть не может розовый цвет, – сообщил он. – Это в смысле таблеток.

– Кстати, заходил один чел, тебя спрашивал, – сказал брат Борис и положил себе еще драников. – Из какой-то социологической службы, – сказал Борис. – Проводил опрос. Почему-то ему нужен был именно ты. Я, понятно, сказал, что по этому адресу ты не живешь, а где – не знаю. Отношений с тобой не поддерживаю с пометкой «совсем». И никаких таблеток ты мне не передавал.

– Он и про таблетки спрашивал?

– Как-то прозвучало.

– Вроде у них в базе должен быть мой настоящий адрес.

– Должен быть, но люди, которые заботятся об увеличении энтропии системы, есть повсюду, – сказал брат Борис.

– Раздолбаи, – уточнил Филипп.

– Они самые.

– Левый какой-то чел, – сказал Филипп.

– Он представился, его зовут Ванадий.

– Мне кажется, есть такой металл.

– Может быть, но и человек тоже.

24

В таблице Менделеева ванадий лежит между титаном и хромом (по горизонтали) и между фосфором и мышьяком (по вертикали). Он назван по имени скандинавской богини Ванадис (ака Фрейя). Наверное, шведские химики, давшие имя металлу, предполагали, что он станет драгоценным, что соответствовало бы образу богини, у которой даже слезы, падая, превращаются то в янтарь, то в золото. Но ванадий не выбился в драгоценные (в скобках – благородные) или хотя бы полудрагоценные металлы. С какого-то боку он даже черный – в одной компании с железом, марганцем, хромом.