«Пескара» как раз готовилась к сезону в Серии А недалеко от Пертегады – лучше и не придумаешь. Отец не возражал и поехал со мной на тренировку. Там я испытал первое в жизни потрясение. Меня поразила игра футболиста, которого сегодня почти никто не знает. Блаж Слишкович. Полузащитник. Босниец из Мостара, вытворявший чудеса ногами; вживую он показался мне почти божеством, обращался с мячом так мягко, будто гладил его. По-моему, Слишкович был ничуть не хуже Зико или Пеле, и я совсем не удивился, когда в первом матче Серии А он забил пенальти на «Сан-Сиро», сделав счет 2:0 – так «Пескара» обыграла «Интер».

Вот это поворот событий! Как можно не любить такой футбол? «Пескара», только что попавшая в Серию А с составом для игры в Серии С1, приезжает на «Сан-Сиро» и дает отпор «Интеру», используя зональный прессинг, высокую линию обороны, открывания полузащитников в свободные зоны. Подумать только, что чувствовали тогда игроки «Пескары» – просто голова кругом! В конце концов, перефразируя Васко Росси, футбол, который я люблю, – это хаос в равновесии^[3]. Это «Пескара» Галеоне и Ребонато. Философия, вдохновляющая ребенка стать вратарем. Ведь жизнь вратаря – безумие, приправленное необходимой щепоткой баланса.

Я уже говорил, что сначала играл на позиции полузащитника в «Каналетто» из Специи, команде, которую тренировал отец. Был на хорошем счету и даже завоевал несколько трофеев. Как-то раз мне пришлось встать в ворота. У нас не было основного вратаря, и отец решил попробовать меня. Случайный выбор. Но его ждал сюрприз. Отец заметил, что некоторые движения выходят у меня довольно естественно. Я падал на поле так же, как в снег в четыре года на глазах у бабушки Лины, – разницы никакой. И играл с огнем в глазах, потому что бегал меньше других и не так уставал.

Потом я перехожу в «Пертикату» – команду, связанную с «Интером». Правда, ненадолго, потому что они видят меня на другой позиции. Поэтому перебираюсь в «Бонасколу», заменяю их травмированного вратаря. Вскоре он возвращается, и мне предлагают встать на место полузащитника, но потом оставляют голкипером. Так я продолжаю защищать ворота.

Поля, на которых мы играли, были просто чудовищными. Истоптанные вдрызг. В солнечные дни над сухой землей стояло облако темной пыли, как буря в пустыне. В дождь мы топтались в грязи, а мяч превращался в камень. На этих полях я научился терпеть боль. Постоянно был весь в крови, синяках и ссадинах.

В «Бонасколе» меня сначала тренировал человек, недавно потерявший сына. Помню его потухшие глаза в первые недели. И все же он продолжал жить, продолжал тренировать этих балбесов в шортах и майках с разбитыми о кочки коленями. Невозможно облегчить чужую боль, которая тебе незнакома, но я понял одно: футбол – это важное дело, оно может отвлечь от боли. А царапины – просто фигня.

Футбол – изобретение человечества, призванное, как и другие игры, держать в форме тело и в определенной степени мозг, а также узнавать людей. Играя в команде, ты учишься общаться и начинаешь понимать, что такое командный дух. В этом плане я многим обязан футбольному мастеру Ренцо Уливьери, который через несколько лет стал моим тренером.

Мне исполнилось 13. Вскоре после перехода в «Бонасколу» меня начали ставить в матчи не только со сверстниками, но и с ребятами постарше. Часто по субботам я играл с мальчишками 78-го года рождения, как и я, а по воскресеньям – с парнями 76-го. И хотя это был любительский уровень провинциальной команды, меня заметили. Помню, мы со старшими ребятами играли против сильного соперника – по-моему, опережали их в таблице при равенстве очков. Я был одним из лучших на поле, вытащил мяч из «семерки», а главное – много играл ногами. Тогда правило обратного паса еще не ввели, и все же в паре эпизодов я позволил себе сделать несколько передач, не беря мяч в руки. На игру приехали два скаута от «Пармы», тосканцы из провинции Масса-Каррара. Меня взяли на карандаш. К тому времени мной и еще несколькими ребятами заинтересовался «Милан». Я мечтал туда поехать. В «Милан» Сильвио Берлускони. Где играли Гуллит и ван Бастен, а Арриго Сакки устроил революцию с высокими линией обороны и прессингом.

Однако мной интересовался не только «Милан», но и «Болонья». Мать с отцом съездили в Лоди, чтобы посмотреть, где я буду жить, если выберу «Милан». Дома начались разговоры о моей новой жизни. Привычное дело: родители сами были спортсменами, а моя сестра Гвендалина занималась волейболом, поэтому у нас дома нередко бывали скауты и спортивные менеджеры. Гвендалина станет первой чемпионкой Европы в нашей семье.

Весной меня пригласили на просмотр в «Парму». Шел 1991-й. Для себя я уже решил, что перейду в «Милан». Поэтому даже не хотел ехать на просмотр. И снова сработала интуиция отца. Помню, он сел напротив меня в гостиной и сказал – мягко, но убедительно: «Прежде чем принять предложение “Милана”, давай съездим в “Парму”. Я думаю, стоит и там попробовать».

В тот вечер я сидел, смотрел на свои белые хозяйственные перчатки в черных пупырышках и думал: «Никуда меня в таких не возьмут, ни в “Милан”, ни в “Парму”, вообще никуда». Я чувствовал себя никудышным, но решил не сдаваться. Обычно я, наоборот, слишком о себе воображаю, а тут… В общем, взял себя в руки и сказал: «Джиджи, раз тобой многие интересуются, значит, ты не так уж плох». И решил съездить в «Парму» для галочки, а потом отправиться в великолепный «Милан».

Когда идешь на просмотр, ты либо невероятный талант, которого уже знают, и тогда с тобой все милы и обходительны, либо просто один из многих. В таком случае ты чувствуешь что-то вроде: «Для нас, профессионалов, ты такой же претендент, как другие». Это очень унизительно, ощущение такое, будто мы стадо. Я побывал на бесчисленном количестве просмотров, так что поверьте, знаю, о чем говорю.

Поэтому просмотр в «Парме» меня просто поразил: никакого намека на стадо, абсолютно человечное отношение.

Вот меня встречает тренер вратарей Эрмес Фульгони. Добродушное лицо, седые волосы, глаза человека, немало повидавшего на своем веку. Фульгони невысокий, но в молодости наверняка был очень взрывным. Он здоровается, улыбается мне, представляется – я поначалу немного смущаюсь – и ведет на первую тренировку. На просмотре обычно просят сделать несколько базовых упражнений, а потом всех претендентов объединяют в группы, чтобы понять, кто как поведет себя в команде. Вот там-то и случается чудо. Минут через 15 я понял, что нравлюсь тренеру. Не знаю, что именно его впечатлило, но Эрмес доволен тем, как я выполняю упражнения. «Никогда такого не видел», – бросает он после одного из моих прыжков. «Эх, знал бы ты, сколько раз я нырял в снег», – проносится у меня в голове.

В тот день я прыгнул за мячом раз 100. А тренировались мы тогда в ужасных условиях, и падения были очень болезненными. Никакой идеально ровной пушистой травы – только жухлые сорняки и засохшая грязь. Мне 13 лет, и хотя по дороге домой у меня все болит, а ободранные и в синяках ноги местами опухли, я счастлив. Я ходил на просмотр в команду Серии А и понравился тренеру вратарей! Сработало. Дело пошло. Через много лет мне рассказали, что после тренировки Эрмес подошел к спортивному директору молодежных команд и заявил: «Этого парня нельзя отпускать, надо его подписывать».

После просмотра мать и отец интересуются, как все прошло. Переживают. А меня терзают сомнения. В руководстве «Пармы» родителям сказали, что в команде довольны просмотром и уже подготовили контракт. И снова поддержка семьи придает решимости. Учебный год подходит к концу. В один из дней после тренировки на футбольном поле у школы мы с отцом садимся в машину, но папа не включает двигатель. Мимо спешат мальчишки со спортивными сумками на плече. Постепенно дорога пустеет. Мы остаемся одни.

– Джиджи, скажи мне кое-что. Ты бы хотел играть за «Парму», готов уехать из дома в этом году? Как думаешь?

Мне показалось, отец боялся, что я захочу поехать на просмотр в «Милан». Помню, я посмотрел на него и с облегчением сказал:

– Конечно.

Так начался мой путь в «Парме». Новая жизнь. Вдали от дома, в школе-интернате Марии Луиджи, где я проводил почти все время, свободное от тренировок.

Мы были самыми младшими: один мальчишка из Массы, уехавший через три месяца, Андреа Тальяпьетра и Стив Балланти. Самыми младшими и больше всех тосковавшими по дому. Недавно мы виделись со Стивом, он теперь занимается семейным бизнесом. Стив очень талантливый, но футбольная карьера у него, к сожалению, не задалась. В интернате мы подружились и поддерживали друг друга, иначе сошли бы с ума. Уехать от любящей семьи в школу со строжайшей дисциплиной, где у тебя почти нет личного пространства и нельзя ни погулять, когда хочешь, ни поиграть, ни сходить в кино или на дискотеку… К этому очень тяжело привыкнуть.

В Парме я стараюсь вести себя безупречно, соблюдать распорядок дня, быть вежливым со всеми. К сожалению, бывать в центре города, где кипит жизнь, удается редко, но я начинаю регулярно посещать баптистерий – восьмиугольное здание романо-готической архитектуры, построенное как место для крещения католиков. Хожу на утренние мессы, не только чтобы поговорить с Богом, но и услышать себя. Со временем в высоких стенах этого священного сооружения я научился молиться более сосредоточенно и проникновенно.

С родителями мы видимся раз в месяц: я не из тех, кто любит болтать по телефону, – лучше сесть на поезд и съездить домой в Каррару.

Моего первого клубного тренера зовут Эрмес Полли. Он всю жизнь работал почтальоном, даже когда играл профессионально, и в команде его так и прозвали – Почтальон. Настоящая легенда пармского футбола. До сих пор помню, как Эрмес злился, когда мы надевали бутсы сидя. Он считал, что надо встать на одно колено и наклониться. С тех пор я всегда делаю только так, как учил Почтальон.

Полли не в восторге от меня: я слишком часто нарушаю правила. Тренируя детей, он следил за их поведением не только на поле, но и за его пределами и, думаю, был совершенно прав. Должен признать, первые месяцы в Парме я, горячая голова, на тренировках много чего говорил (наверное, слишком много). Огрызался. Дерзил. Нарочно – хотел показать, что у меня есть характер. Это выводило Полли из себя. Но со временем он начал ценить меня – и не только за умение брать сложные мячи, – просто понял, что я не могу по-другому. Как сказали бы сейчас, я был «нацелен» на результат команды. Полли увидел, чего я стою. И что за излишней резкостью скрывается целеустремленный мальчишка, который учится жить в этом мире.

Примерами для меня служили родители и бабушка Тереза из Тосканы, мать отца. Она родилась в конце Первой мировой войны и, как многие женщины в то время, рано оставила школу, но очень уважала образованных людей. Каждый вечер бабушка записывала в дневнике все, что сделала за день и чему научилась. Ребенком я не мог это оценить, но сейчас ее взгляд на мир кажется мне заслуживающим большого уважения. Шестидесятилетняя женщина отмечала, что нового узнала за день. Это поразительно. Я любил везде сунуть свой любопытный нос и, конечно, листал страницы бабушкиного дневника, видел записи о маме, папе, о нас, детях, и всей семье. Чудесные слова. Возможно, бабушка знала, что его будут читать ее внуки, и хотела, чтобы мы помнили: самое главное в жизни – никогда не переставать учиться. Она же показала мне, как важно быть щедрым – не деньгами и подарками, которые нам дарила, а своими поступками. Например, в детстве я обожал запускать петарды в канун Нового года, но дедушка не разрешал. И бабушка, чтобы меня порадовать, на следующий день ходила со мной в каменоломню, где мои забавы никому не мешали.

Можете себе представить, как я скучал по друзьям и особенно по семье: раньше мы так весело вместе проводили время, по воскресеньям рассказывали друг другу новости за неделю – теперь все это в прошлом. К счастью, в Парме у меня появились друзья не только среди футболистов. После средней школы я поступил в колледж на бухгалтерское дело. Выбрал его просто потому, что не хотел постоянно находиться в школе-интернате. Поступи я в лицей, весь день был бы заперт в одних стенах, а колледж находился в другом районе.