Я собрался с духом, зная, что не должен сдаваться перед этим щенячьим взглядом.

– Не думаю, что тебе следует снова играть, Джонни.

– Я буду играть, мам, – тихо ответил я.

– Нет.

– Да, мама.

– Джонни, пожалуйста…

– Я в игре.

– Мне не выдержать мысли, что ты снова получишь травму.

– Мам, но это то, чем я хочу заниматься, – объяснил я, стараясь говорить как можно мягче. – Я понимаю, это не то, что ты выбрала бы для меня, но я это сам для себя выбрал, так? Я в порядке, мам. Я лучше чем в порядке. Я именно так намерен распорядиться своей жизнью. Я не могу бросить игру просто потому, что ты боишься травм. – Я пожал плечами. – Такое случается даже тогда, когда ты переходишь улицу.

– Но ты не улицу переходил, – возразила мама. – Все те больничные койки, где ты лежал, – а их было больше, чем я могу сосчитать на пальцах двух рук, – это непосредственный результат игры в регби. – Она покачала головой. – Я не понимаю, почему ты так адски одержим тем, чтобы причинять себе боль.

– Тебе и не нужно понимать, – ответил я, осознавая, что бессмысленно объяснять ей что-либо, когда она так упрямо стремится отговорить меня от игры. – Ты просто должна меня поддерживать.

– Почему бы тебе не заняться гольфом? – всхлипнула мама, закрыв лицо ладонями. – Ты же хорошо играешь в гольф, милый. Или плавание, или теннис?

Я потянулся к ней и погладил по плечу.

– Потому что я регбист.

– Ох, Джонни…

– Просто поддержи меня, мам, – резковато сказал я. Выпрямившись сидя на кровати, я привлек ее к себе и неловко обнял. – Обещаю, ты будешь мной гордиться.

– Я уже тобой горжусь, дурак ты здоровенный! – фыркнула мама, смахивая слезы. – И это никакого отношения не имеет к твоему проклятому регби.

– Приятно слышать, – пробормотал я.

– Ладно, хватит доводить меня до слез, – сказала мама с натянутой улыбкой и встала. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично, – осторожно ответил я. – Я ведь уже говорил.

– Морально, – уточнила она, придвигая ко мне поднос с едой. – Я хочу знать, что ты чувствуешь в глубине души. – Развернув салфетку, она положила ее на мои колени и налила чай в чашку. – Ешь, Джонни, милый. Кушай, и твой малыш поправится.

– Страшно, – выдохнул я, хватая вилку. – Морально я хер знает как испуган, мам.

– Эй, выбирай выражения, – выбранила она меня, шлепая по затылку той самой левой рукой, от которой я уворачивался большую часть своей жизни, как в сраной «Матрице». – Ты уже не накачан лекарствами!

Прикусив язык, я сунул в рот остывший кусок бекона и стал энергично жевать.

– Хороший мальчик, – похвалила мама, ероша мои волосы.

Милый Иисус, спаси меня.

Прошу, спаси меня от этой ужасной женщины…

– Как тут наш герой? – до меня долетел знакомый голос Гибси, давая долгожданную передышку от женщины, нависающей надо мной, как чертов вертолет.

– Нормально, – ответил я, встречаясь взглядом со стоявшим в дверях палаты обормотом со светло-каштановыми волосами, своим лучшим другом и сообщником в преступлениях с самого детства.

– Доброе утро, Джерард, – радостно защебетала мама. – Хорошо спал, милый? Я утром оставила у тебя под дверью свежую одежду… – Мама умолкла и быстро оглядела Гибси с головы до ног, потом одобрительно улыбнулась. – Хорошо, что ты ее нашел. Бежевый цвет тебе очень к лицу, дорогой.

– Нашел, мамочка Ка, – ответил Гибси с самой сладкой улыбкой. – Вы очень добры ко мне.

Я закатил глаза.

– Ну, я оставлю вас, мальчики, дам возможность поболтать.

Чмокнув меня в макушку, мама пошла к двери, где получила от Гибси поцелуй в щечку.

– Я буду в столовой, если вдруг понадоблюсь.

– Обожаю эту женщину, – заявил Гибси, когда мама ушла.

Я прищурился:

– Знаешь, вилкой тоже можно убить.

– Она такая чертовски…

– Договоришь – и останешься без глаз, – предупредил я, держа вилку, как копье.

Гибси хихикнул:

– Как ты себя чувствуешь?

– Как будто в пятницу вечером меня грузовик переехал.

– Это хорошо, да?

– Не начинай, Гибс! – Расслабив плечи, я схватил сосиску и откусил кусок. – Я еле живой от боли, и мне кажется, что я месяц не спал. Сегодня не до шуток.

– Ладно, по крайней мере аппетит это тебе не испортило, – заключил Гибс, оглядывая огромную тарелку с беконом, сосисками и тостами.

– Не осуждай меня, – проворчал я. – Мне яйца разрезали ножом. – Проглотив сосиску, я потянулся к бекону. – Я заслужил порцию жира.

Гибси состроил гримасу:

– Справедливо.

– Да, – невозмутимо произнес я. – Знаю.

– Итак? – вопросительно произнес Гибс, глядя на меня с едва скрываемым волнением. – Ты можешь сказать, что уже полностью пришел в себя?

– К несчастью, – пожал плечами я.

Гибси кивнул:

– А твое сердце?

– Ты о чем? – прищурился я.

– Бум, бум, сраный бум – этого больше нет?

– Нет, – медленно ответил я, понимая, что каким-то образом сам себя загоняю в ловушку, но не представляя, где засада. – Все в порядке.

– Блестяще! – воскликнул Гибси. – Потому что это чересчур – мне было не справиться. У меня просто все кипит внутри, чел. Серьезно, я ночь не спал от волнения. Дожидаться, пока ты очнешься от своего кайфа, было почти как дожидаться рождественского утра… а ты же знаешь, как я люблю Рождество.

Да чтоб тебя…

– Продолжай, – махнув рукой, потребовал я. – Договаривай.

Гибси, явно пребывая в восторге, прошелся по комнате, потом сел в ногах моей кровати. Откашлявшись, он сказал:

– Прежде чем я начну, должен попросить тебя определиться, где мы должны устроить мальчишник.

Я разинул рот:

– Что?

– Подумываю о Килкенни, – продолжал он беззаботным, веселым тоном. – Но можем отправиться и в Килларни, если предпочитаешь место поближе к дому.

– Что за хрень ты несешь?

– Ну, забавно, что тебе приходится спрашивать. – Усмехаясь, он устроился поудобнее и вывалил такое, что уже не лезло ни в какие ворота: – Ты же обручен, или помолвлен. Я не слишком разбираюсь в терминах… хотя, если верить тебе, ты уже женат.

Я таращился на него во все глаза.

– Как ты сказал?

– Ох, чел! – Он откинул голову и захохотал. – Ты что, правда не помнишь?

– Посмотри на меня. – Швырнув вилку в тарелку, я показал на свое лицо. – Это, по-твоему, лицо человека, который понимает, что происходит?

Мой ответ лишь заставил его захохотать сильнее.

– Я в восторге, – ржал он, явно наслаждаясь моей растерянностью. – Такого стоило дожидаться! Лучший день в жизни!

– Объясни, Гибс, – рявкнул я, разволновавшись. – Сейчас же… пока я не воткнул в тебя одну из этих чертовых игл из своей руки!

– Шаннон, – хихикнул он, – в ночь с пятницы на субботу была здесь вместе со мной.

– Да, я знаю, – проворчал я, потирая лоб. – Это я отлично помню.

– А ты помнишь твой разговор с ней? – продолжил Гибс, хитро глядя на меня. – И со всеми теми, кто был у тебя в палате?

– Нет, – бросил я. – Вся та ночь как в тумане.

Я припоминал лишь некоторые фрагменты субботнего утра. Фрагменты, когда я вел себя с Шаннон как последний мудак. Я позволил гордости взять верх над собой и выгнал ее. А потом пал духом, запаниковал и потребовал, чтобы меня отправили домой. Боль была такой зверской, что меня накачали лекарствами, и я отключился.

– И что я делал?

– Суть не в том, что ты делал, – насмешливо ответил Гибси. – А в том, что говорил.

– Гибс, Богом клянусь, если не объяснишь, о чем речь…

– Мужик, ты сказал, что любишь ее, – смеялся Гибс, хлопая себя ладонями по бедрам. – А потом попросил родить тебе детей.

– Нет! – Глаза у меня стали еще шире.

– Да! – Ухмылка у Гибси стала еще довольнее.

– Боже, Гибс, – прошипел я голосом выше обычного. – Почему ты меня не остановил?

– Потому что это было прекрасно, – сказал он и со смехом добавил: – Я уж думал, ты собираешься заставить ее подписать что-то, ты так этого требовал.

Я уронил голову и закрыл лицо ладонями.

– Да что со мной за хрень?

– Без понятия, – фыркнул Гибс. – Но если бы я играл на деньги, то поставил бы на то, что ты выложил свои настоящие чувства.

– Да что ты несешь? – изумленно уставился на него я. – Я не хочу никаких гребаных детей.

– Меня-то не пытайся одурачить, – подмигнул Гибси.

– Хватит, – буркнул я, подавляя дрожь в теле. – Ты знаешь, что не хочу.

– Ты ее умолял.

– Нет, – снова разинул рот я.

– Шаннон, пожалуйста, скажи, что родишь мне детей, – передразнил он. – Прошу, Шаннон! Расти моих отпрысков и трогай мой член.

– Перестань, – взмолился я. – Пожалуйста, больше ничего не говори.

– Ты твердил медсестре, что Шаннон твоя жена, – добавил Гибси соли мне на раны. – Объяснял матери, какая у Шаннон прекрасная грудь и как ты дождаться не можешь, когда ты ее…

– Ох, боже! – Я задохнулся и оборвал его прежде, чем он окончательно разрушил мою жизнь. – Так, значит, она поэтому меня избегает? – в ужасе спросил я. – Наверное, думает, что я постараюсь обрюхатить ее при первой же возможности.

– Ну, у тебя же теперь член работает. – Гибси явно наслаждался моими муками. – Эту важную новость ты ей поспешил сообщить, жеребец.

Надо ли удивляться, что Джоуи не отвечает на мои звонки?

Если Шаннон рассказала брату хотя бы половину того, что я, видимо, наговорил ей, можно не сомневаться, что он держит наготове дробовик и в Баллилагине меня ждет вендетта.

– Я просто идиот, – простонал я, опуская голову.

– Не-а, – возразил Гибси, хлопнув меня по плечу. – Девчонка тоже тебя любит. Она так и сказала ночью.

Я громко застонал, пронзенный стыдом до глубины души.

– Потому что я ей угрожал.

– Нет, потому что так оно и есть, – поправил меня Гибси.

– Сомнительно, – хмыкнул я, – очень, на хрен, сомнительно.

– Послушай, Джонни, я сейчас скажу тебе прямо, чел, – продолжил Гибси, теперь уже чуть более серьезным тоном. – Ты месяцы врал себе и всем вокруг насчет своих чувств. Это было уже слишком. Все подавленные эмоции должны были рано или поздно вырваться наружу. – Пожав плечами, он добавил: – Анестезия и морфий просто ускорили процесс, вытащили из тебя правду.

– Нет, – продолжал отрицать я. Понимал, что это бессмысленно, но должен был за что-то цепляться. – Я ничего такого не имел в виду.

Гибси выгнул бровь:

– Вот только не надо ссать мне на спину и говорить, что это дождик!

Мои плечи бессильно опустились.

– Ладно, хорошо, я именно это и имел в виду. Теперь ты рад?

– А ты? – спокойно спросил он.

– Я – что?

– Рад?

– Нет, не рад, Гибс. – Я зло уставился на него. – Посмотри на меня, – потребовал я, выразительно хлопая себя по груди. – Мне до усрачки страшно!

– Из-за члена?

– Из-за него, из-за яиц, из-за девчонки, из-за игры… – Я замолчал и судорожно вздохнул. – Я здесь просто с ума схожу. – Оттолкнув поднос, я откинулся на подушки. – И я волнуюсь.

– Вполне понятно, – согласился Гибс. – Но с тобой все будет в порядке…

– За нее, – со стоном пояснил я. – За нее волнуюсь, Гибс.

– Почему?

– Она в ту ночь сказала мне кое-что, – признался я, теряясь. – А я не могу вспомнить. – Проведя рукой по волосам, я выложил лучшему другу все свои сомнения. – Что-то насчет ее отца. – Скривившись, я постарался поймать воспоминание, но оно продолжало ускользать от меня. Я опять разочарованно вздохнул. – Думаю… – Резко замолчав, я потер переносицу, понимая, что, если скажу это вслух, забрать слова назад не получится.

– Думаешь?.. – подтолкнул меня Гибси.

– Только между нами, – предупредил я.

– Всегда, чел, – кивнул он.

Снова вздохнув, я сел и обеими руками отвел назад волосы, полный неуверенности и тревоги.