Внимание!

Проверка прав доступа…

(Нулевой)…

Принято.

Цензура (51 %) снята…

Цензура? Какая ещё, к лешему, цензура? Неужто эта инфернальная машина доселе оберегала мою тонкую душевную организацию от каких-то особенно неприглядных сцен? Какая трогательная забота…

И тут же я понял, от чего именно меня «оберегали». Видения, до этого напоминавшие учебный фильм для фехтовальной школы, взорвались цветом, звуком и запахом. Они приобрели яркость, объём и стали осязаемыми, реальными до тошноты. Моё сознание швырнуло прямиком в тело того самого первого воина, того бородатого мужика с полуторным мечом. Я больше не был зрителем, созерцающим действо со стороны. Я был внутри его головы. Видел всё его глазами, чувствовал пот, стекающий по лицу и застилающий взор, ощущал, как протестуют натруженные мышцы, брызги крови на лице.

Соперники больше не были бесплотными тенями, бесцветными манекенами для отработки приёмов. О, нет! Теперь они оказались сделанными из тёплого, трепещущего мяса, из хрупких костей и горячей густой крови. Вот последней-то и было особенно много. Кровь хлестала из разрубленных артерий, заливая доспехи, землю и моё лицо. Она пахла ржавым железом и страхом.

В меня теперь впитывались не просто знания. Не сухое умение правильно наносить и парировать удары. В мозг, словно яд, вливали нечто иное – умение убивать. Убивать с наименьшими усилиями, с максимальной и почти математической эффективностью. Умение убивать в ближнем бою без тени сомнения, без малейшего колебания. Сказать, что это меня потрясло? Пожалуй, нет. Потрясать меня было уже поздно. Но я совершенно точно почерпнул многое из этого скрытого, «нецензурного» слоя обучения.

Я ощутил истинный вес меча в руке – не как спортивного снаряда, а как инструмента для умерщвления и разделки человеческих туш. Почувствовал тупое, вязкое сопротивление, когда клинок входит в живую плоть. Услышал омерзительный хруст перерубаемых хрящей и треск ломающихся костей. Я слышал вопли агонии, булькающие хрипы и жалкие мольбы о пощаде, на которые мой новый, чужой опыт не позволял обращать никакого внимания.

Но главное и самое чудовищное в этом было то, что ситуации сменяли одна другую с калейдоскопической быстротой. Вот я стою в узком коридоре против двоих с короткими мечами. Вот на меня несётся бронированный верзила с секирой. Вот я окружён толпой оборванцев с копьями. Каждая симуляция повторялась снова и снова, безжалостно, до тех пор, пока я не начинал действовать с удовлетворительной, с точки зрения невидимых учителей, эффективностью. Пока не переставал делать лишние движения, пока не начинал бить наверняка, в самые уязвимые места.

И постепенно лёгкое изумление всем происходящим сменилось иным чувством. Ледяным, мёртвым спокойствием ветерана, для которого смерть – это просто работа. Уровень реализма был запредельным. Словно я сам, в своей шкуре, прошёл все эти бесчисленные схватки, выжил в сотне безнадёжных боёв. Кроме того, что я в совершенстве научился владеть полуторным мечом, я накрепко усвоил ещё один урок – в этой дьявольской игре можно встретить не только людей и прочих гуманоидов. Ярко, словно выжженные калёным железом, отложились в памяти несколько разновидностей тварей. Чешуйчатые ящеры, быстрые и злобные, с жёлтыми немигающими глазами. И инсектоиды – отвратительный хитиновый кошмар, гигантские насекомые с жвалами, способными перекусить стальной прут.

Когда очередная кровавая картина начала тускнеть и расплываться, я уже приготовился к следующей смене декораций, к новому уроку в этой академии смерти. Но оказалось, что курс молодого бойца был закончен. Фантасмагория прекратилась, оставив после себя гулкую, звенящую тишину в сознании, холодное знание и лёгкую дрожь в руках, которые мне ещё не вернули назад.

Из груди моей вырвался не вздох, а судорожный, рваный хрип, словно утопленник, годами лежавший на дне омута, вдруг изверг из лёгких всю застоявшуюся воду и втянул первый, обжигающий глоток воздуха. Грудь тяжело вздымалась, жадно втягивая прохладный, с металлическим привкусом воздух. Нет, это уже ни на гран не напоминало сон. Это была грубая, осязаемая действительность.

Яркие, кровавые образы, вбивавшие в меня науку обращения с мечом, теперь не просто мелькали в сознании – они захватили его, стали частью меня, словно чудовищный паразит, вросший в мозг. Нереальность, абсурдность всего происходящего требовала немедленного трезвого осмысления, но я не мог сосредоточиться. Каждая мышца, каждое сухожилие отзывалось тупой, ноющей болью, сведённые от немыслимого усилия. Моё тело, в общем-то привыкшее и к физическим нагрузкам, и к тяжёлому, изнурительному труду, вопило от перенапряжения. Оно болело так, словно я без передышки несколько суток кряду разгружал вагоны с чугунными чушками. Тело, не принимавшее в этом кровавом балете никакого участия, теперь сполна расплачивалось за фантомные подвиги.

Из горла вырвался сдавленный стон. Я попытался дотянуться до плеча, чтобы хоть как-то размять окаменевшие мышцы. Был, конечно, во всём этом и один позитивный момент – у меня снова было тело. Живое, страдающее, но вроде бы моё. В памяти всё ещё стояли яркие, как клеймо, сцены тренировочных боёв. Я помнил их в мельчайших, отвратительных подробностях, но, что самое странное, никаких особых эмоций или переживаний они не вызывали. Они лежали в памяти на ровных стеллажах, аккуратно разложенные по полочкам, как курс молодого бойца для начинающего палача. Они словно бы были не моими. Или произошли так давно, в прошлой, забытой жизни, что успели выцвести и истлеть. Но опыт и знания никуда не делись. Они были при мне.

Глава 4. Шаг вперёд

Я обнаружил себя лежащим нагишом на идеально ровной каменной плите, и задница уже начала основательно подмерзать. Не то чтобы мёрзнуть всерьёз, но холод камня был неприятен. Осмотревшись, понял, что нахожусь в комнате, совершенно не напоминавшей мою убогую квартиру.

Странности продолжали множиться, как кролики в клетке.

Мускулы ещё не отошли от судороги, но я заставил себя, кряхтя и проклиная всё на свете, перекатиться на живот, а затем, опираясь на дрожащие руки, встать на четвереньки. И уже так, с усилием, поднялся на ноги. И теперь огляделся куда внимательнее.

Я стоял голый посреди зала без окон размером примерно десять на десять метров. Потолок был неестественно высоким и источал ровный, мертвенный, абсолютно безжизненный свет, в котором не было ни теней, ни полутонов. В одной из стен виднелись исполинские ворота. Или не ворота, а двери, но из-за их циклопических размеров так и подмывало назвать их именно воротами. Стены были сложены из огромных обработанных, но не отполированных каменных блоков невнятного серого цвета. Хм… Возможно, они были уложены даже без раствора, но грани их примыкали друг к другу с такой нечеловеческой точностью, что проверить это не представлялось никакой возможности.

Какая, к лешему, ерунда лезет в голову? Раствор! Блоки! Вместо того чтобы задаться главным, единственно важным вопросом – где я? – мой разум цепляется за строительные мелочи. А я, между прочим, стою тут в костюме Адама до грехопадения…

Температура в помещении была, в целом, комфортной, и воздуха тоже хватало, хотя никакой вентиляции я не замечал. Как я сюда попал? Последнее, что я помнил – это пустота и выбор оружия… А это точно я? Я недоверчиво ощупал себя. Руки, ноги, торс… Всё на месте. Тело было моё, знакомое до последней родинки, шрама и мозоли. А вот то, что набили в черепную коробку… чьё оно? И что мне теперь с этим наследством делать?

Моментальная, почти рефлекторная ревизия собственной телесной оболочки показала, что да – это точно был я. Уродливый шов, оставленный на память коновалом-хирургом после удаления аппендицита, привычно белел на своём месте. Щетина на подбородке, отросшая за неизвестное мне время, жёстко царапнула ладонь. Язык инстинктивно нащупал знакомый скол на коренном зубе… Всё было на месте. Эта инвентаризация подействовала на меня отрезвляюще. Ледяные пальцы паники, уже было поползшие по позвоночнику, я задавил одной простой, но твёрдой как сталь уверенностью. Если я сюда как-то попал, то, бес возьми, и выбраться отсюда тоже смогу. Если есть вход, должен быть и выход.

Логично?

Логично.

Осмотрелся ещё раз и… От сюрреализма происходящего захотелось не просто протереть глаза, а вырвать их и промыть в чистом спирте. Прямо в воздухе, в паре метров от моего горемычного голого тела, парила, левитировала, висела… Сумка. Обыкновенная на вид сумка с лямкой через плечо, вот только была она полупрозрачной, призрачной, сотканной будто из уплотнившегося воздуха. Готов был поклясться на чём угодно, что мгновение назад на этом месте не было ровным счётом ничего. И вот, поди ж ты, висит!

Прочистив горло, я ещё раз обвёл взглядом стерильное пространство камеры. Нет. Никого и ничего больше не появилось. Только этот полупрозрачный, словно нематериальный предмет, сквозь который отчётливо просвечивала грубая кладка противоположной стены.

Ну что ж. Я решил её коснуться. Но сделал это со всей возможной осторожностью, выставив вперёд левую руку и коснувшись призрака лишь кончиком мизинца. Да, к странностям я уже был готов. И если вдруг этот нематериальный артефакт вздумает отрастить зубастую пасть и цапнуть меня, то пусть уж лучше отхватит то, чего не так жалко, – мизинец, а не всю кисть правой руки.

Опасения мои, впрочем, оказались напрасными. Всего-то и произошло, что в миг касания сумка из призрачной иллюзии стала совершенно материальной и с глухим шлепком упала на каменный пол. Пришлось, кряхтя, наклоняться за ней. И она, к моему удивлению, не была пустой. В ту же секунду перед мысленным взором вновь всплыла эта дьявольская табличка:

Бездонная сумка

Класс: F

Статус: артефакт Системы

Описание:

– Сумка новичка. Входит в базовый комплект, выдаваемый всем игрокам.

Свойства:

– Позволяет переносить между локациями (83 %) системные предметы. Предметы, не принадлежащие к Системе, при переносе исчезнут.

– Скрадывает объём.

– В десять раз уменьшает вес хранимых предметов.

– Незначительно замедляет порчу хранимых предметов.

– Масштабируемость (1\7). Есть возможность улучшить путём объединения с идентичными предметами.

Внутри обнаружилась целая россыпь полезнейших вещей. Нижнее бельё, грубая, но прочная рубаха, штаны, высокие сапоги из толстой кожи, куртка. Имелись даже портянки. Первым делом я, запустив руку внутрь и убедившись, что больше там ничего нет, отбросил сумку в сторону. Моё внимание привлекла плоская металлическая фляга.

Я поднял её, отвинтил тяжёлую крышку, поднёс к носу. Никаких посторонних запахов. Чистота. Я сделал небольшой глоток, не проглатывая. Вода. Чистейшая, безвкусная, как слеза дистиллятора. Прополоскал рот, снова огляделся по сторонам.

Никого.

Ничего.

И только после этого проглотил.