Наверное, это нас и погубило. Он всегда чувствовал себя приживалкой возле меня. Понимал: все, что у него есть – от моего отца. Благородства и благодарности в нем не было, потому и… Случилось то, что случилось.

Я думала, что рождение ребенка все исправит, но… Бог наказал меня бесплодием.

– А что слева, Алин? То есть Алина Михайловна? – спохватывается Давид, легонько задевая мою кисть.

По телу снова проносятся колкие, похожие на снежинки мурашки…

Я слишком отчетливо помню, как его ладонь накрывала мою… Наши пальцы дрожали, переплетаясь…

– Озеро. Склон каменный. Очень крутой. Тимофеевич живет на берегу, у него пастбище, коровы и кони. Лошади, кстати, из моей конюшни. Я обожаю у него бывать, особенно летом. Так не пахнет нигде, – улыбаюсь я, а Давид снова забирает мою руку и держит в захвате своей большой, горячей ладони.

«Скажи же что-нибудь, дура! Отшей его, пусть отвалит», – шепчет мне внутренний голос.

– А ты могла бы сделать что-то, не думая? – шепчет он, сверля меня взглядом.

– Совсем не думая? Безрассудный поступок?

– Знаешь, что мне иногда, кажется? – произносит Давид, отпуская мою ладонь. – Люди перестали слушать себя. Заменили инстинкты, веления сердца холодным расчетом. Им проще купить.

Меня словно током бьет… Сердце колотится, заглушая окружающие звуки.

– Да, я совершала такие поступки, – бросаю я равнодушно. Буднично, словно речь о походе в магазин. – Как ты сказал, безрассудные. И я пообещал себе не повторять их больше.

– Алина Михайловна, что это там? Та самая ярмарка? – меняет тему Давид.

– Да.

Черт бы побрал этого холеного красавчика. Он все собой затопил… Щекочущим нос ароматом одеколона, энергетикой, необузданной сексуальностью, которую он надежно прячет подо лживой личиной.

Я точно знаю, что в нем пожар…

Наверное, мое пламя это чувствует. Или моя тьма…

Давид выходит из машины, ждет, пока я отстегну ремень и выйду. Улыбается, расстегивая верхние пуговицы и закатывая рукава рубашки.

– Черт, сколько клубники…

– Идем, у меня тут есть свой поставщик.

– У тебя везде свои люди, да, Алина?

– Михайловна. Мы не переходили на ты, Давид Русланович.

– Хорошо, я не буду вас смущать.

Устремляюсь к лотку Армена. Давид плетется за мной, а старик с огромными усами улыбается, издали завидев меня.

– О! Алина джан, привет. Ты к Тимофеевичу едешь? – зыкает он взглядом на высоченного Давида.

– Д-да…

– Молодец, муж… Решил помочь жене. Правильно, так и надо, Егор. А ты чего шарахаешься? Обними жену, она у тебя такая умница и…

– И красавица, – подыгрывает Давид, ни капли не смутившись.

Мои же щеки пылают. Конечности немеют, а в груди ощутимо печет… Зачем он так, а? Неужели, все знает обо мне и издевается?

– Алиночка, давай я помогу тебе выбрать, детка? – сипло шепчет он, притягивая меня к груди и невесомо целуя в щеку. Еще и еще… Подбородок, лоб, веки…

Господи… Мне хочется зажмуриться… И позволить ему все…

– А чего выбирать? Алина-джан знает, что у Армена Огаджаняна самая лучшая, отборная клубника. И малина тоже. Вы пока целуйтесь нам, старикам, на радость, а мои внуки погрузят все в багажник.

– Зачем? – высвобождаюсь из его объятий я, когда шумный Армен отходит в сторону. – Просто… скажи.

– Прости, я… Я пытался сохранить твою репутацию. Или было бы лучше сказать, что я Давид. И я никакой тебе не муж? Как бы отнеслись к этому мужики?

– Я совсем не подумала об этом. Наверное, я должна поблагодарить тебя?

– Поцелуем. На нас все пялятся. Ума не приложу, как ты могла скрывать от этих милых людей мужа? Они не знают, что ты богачка и владелица завода?

– Нет. Никто. Я скромная.

Приподнимаюсь на носочки и целую его в щеку…

Глава 11.

Алина.

Я бессовестно лгу… Армен знает, кто я… Он знал моего отца и прекрасно знает Тимофеевича. И мужа моего… Вернее, того, чья фамилия стоит в графе «семейное положение».

Наверное, в городе нет ни одного человека, считающего наш с Егором брак счастливым. Его частенько видят с другими женщинами…

Он бесстыдно обедает с ними в ресторанах, катает по городу на кабриолете, сорит деньгами…

Его ухаживания мало похожи на щедрость – скорее, это подачка… Такие методы подойдут для «тарелочниц»… Никаких машин и бриллиантов, квартир и курортов.

И все знают… Сначала меня тыкали носом, как нерадивого, глупого котенка.

«Алиночка, я хотела промолчать, но… Тут такое дело… Я видела Егора выходящим из крутого отеля».

Ресторана, клуба, бара, магазина… Да, в особенных случаях Егор дарит своим девкам сертификаты на покупку нижнего белья или одежды.

Я лишь глупо моргала, слушая, как посторонний человек «открывает» мне глаза. Объясняла, что «люблю его, дурака, жить не могу и прочее бла бла».

А потом мне стало все равно…

Я утратила последнюю и единственную надежду стать счастливой… Десятки гинекологов пожимали плечами, не понимая, почему я не могу производить яйцеклетки? Их не было… Я горстями принимала таблетки, ездила на курорты, консультировалась с зарубежными специалистами, но…

Никакая стимуляция не помогала. Я опустила руки и поплыла по течению, срастаясь с навешанным на меня ярлыком плохой жены…

Разве хорошая не родила бы?

Не прогнала любовниц и не заставила мужа вести себя прилично?

Меня устраивало быть плохой, понимаете? Не было сил бороться с окружающим мнением и собственным бессилием…

И теперь нет сил…

Противостоять наполненному огнем взгляду, касаниям сильных рук, теплу нежных губ… Кажется, ниже мне падать просто некуда…

– Не бойся, Алина… Михайловна. Все будет хорошо, – отступает от меня Давид.

Помогает мужикам погрузить ящики с фруктами, садится на переднее сиденье.

– Мы разве не все купили? Я рано уселся? – улыбается он.

– Нет, – прочистив горло, отвечаю я. – Тимофеевич и за это будет ругать.

Сажусь за руль, надеваю солнечные очки и мчусь по пустой, ведущей в поселок трассе.

Давид по-хозяйски открывает панорамное окно на крыше. Меня затапливает радость… Тихая, по-детски искренняя. Я успела позабыть, что могу ТАК чувствовать мир… Впитывать синеву неба и виднеющегося вдали озера, изумрудную зелень елей, желтизну отвесных скал и колышущихся полей…

Дышу. Чувствую… Ни черта о нем не знаю, но рядом с ним мне хорошо. Какой он человек на самом деле? Что скрывает, чем живет? Сейчас мне все равно… Плевать на это. Мы никогда не будем вместе, стоит ли мечтать?

– Алинка приехала, – ворчит Олег Тимофеевич, опираясь на трость и ковыляя. Обнимает меня за плечи, целует в щеку. – Детка моя… думал, помру и не попрощаемся. А вы… – прищуривается он. – Катаракта, мать ее за ногу… Ни черта не вижу вас.

– Здравствуйте, Олег Тимофеевич. Меня зовут Давид Галеев, я…

– Дядя Олег, мы продаем завод Давиду.

– Черт бы вас побрал, вот что я скажу. И что вы хотите там поставить? Торговый центр? Один уже взялся за гуж… Развалил все к чертям, – взмахивает рукой он. – Нюра! Алиночка приехала. Собирай на стол. Опять привезла дары. Просил же…

У Тимофеевича хороший дом из закаленного кирпича. Немного старомодный, с большими, деревянными окнами и крышей из натуральной черепицы. Стены увиты плющом. Позади дома пастбище и поле, дорожка, ведущая через лес к озеру…

Я люблю у него гостить. Бегать купаться, загорать, писать картины, наблюдая за небом с чердака.

– Олег Тимофеевич, я хочу возобновить работу всех цехов, – спешит оправдаться Давид. – Я… Я технарь, физик, математик, немного химик. Меня мало волнуют торговые площадки. Или как вы там сказали –торговые центры? Я люблю производить, создавать.

Для больного Тимофеич топает слишком бодро. Мы едва за ним поспеваем. Давид носит в кухню ящики с ягодами, Анна Алексеевна охает и всплескивает руками…

– Олег, ты же так малины хотел. Сварю завтра варенье. Алиночка, Давид, проходите. Я испекла шарлотку. Парни с завода сказали, что вы едете, мы тут… Бегом на кухню, чтобы все успеть.

Давид с ящиком входит в дом. Анна тараторит, на ходу прогоняя надоедливого щенка, вертящегося под ногами.

– В конюшню прибилась беременная сука. Вот… Теперь у нас четыре щенка, – улыбается дядя Олег. – Хороший мужик, Алин.

– Ты ничего не знаешь о нем, дядюшка Олег. Он может прикидываться хорошим. Это на вид он… – прикусываю язык я.

– Не знаю… Я как-то чувствую его, что ли… Дочка, когда ты уже оживешь? Больно на тебя смотреть. Бросай все и… Тебе ничего не останется после развода? Совсем нет?

– Нет, Тимофеич. Я миллион раз консультировалась, и все адвокаты сказали, что кабальным мой договор не назовешь.

– Они все куплены. Я уверен, что должна быть лазейка. И даже если ее нет – бросай все и начинай с нуля.

Глава 12.

Алина.

– Я брошу, дядя Олег. Обязательно… – шепчу, устремляя взгляд в даль.

Река волнуется, темнеет, камыши шепчутся, будто уговаривая меня поверить старику… Неподалеку проходит груженная баржа, кричат чайки. Ветер несет с реки ароматы свежей зелени и разгоряченных на солнце камней.

– Идите купаться. Проверь, как там мой домик? Стоит? И на пастбище надо бы сходить… Я старый стал, Алинка. Не побегаю уже…

– И сеновал есть? – улыбаюсь я, бросая взгляд на Давида.

Он расстегнул ворот рубашки, обнажив крепкую, с темными волосками грудь. Носит ящики с ягодами и кивает, слушая рассказы тети Ани.

– Есть, дочка… Алинка, ты нам с Аней, как дочь. Я помру, и никто не вразумит тебя. Ну, чего ты ждешь? Молодость проходит… Бросай этого урода, начинай с нуля.

– Дядя Олег, я боюсь… Не поверишь, я… Дело даже не в имуществе.

– Не ври хотя бы мне. Мише уже плевать на все, понимаешь. Он в могиле. Поговори с мужем, Алин… По-хорошему. Может, он согласится отдать тебе хотя бы завод? Ну пускай оставит себе этот чертов дом, конюшню, помещения… Завод ему не нужен, он же…

Может, правда, поговорить? Но как? Мы не общаемся два с половиной года…

«Алин, подай соль».

«Завтра я уезжаю, буду в понедельник».

«Ты помнишь, что приезжают Галеевы?».

Наше общение свелось к необходимому минимуму. Егор перестал интересоваться моим самочувствием, настроением, планами на вечер… Мы чужие в самом прямом смысле этого слова.

– Завод ему точно не нужен. Теперь поздно говорить об этом, дядя Олег. Он продается, а деньги осядут на расчетный счет предприятия. Мы оба владельцы, так что…

– Толковый мужик этот Давид, – огладив седые, редкие усы, протягивает Тимофеевич. – Женат?

– Да, – прочистив горло, отвечаю я.

– А смотрит на тебя так, словно не женат.

– Он ходок, дядя Олег. Гуляка. О нем знаете, какие слухи ходят? Если хотите, можете в интернете…

– Да не стану я этого делать. И ты людей не суди по интернету. Иди есть, Алинка. Аня пирог испекла, я кабачки пожарил, с чесночком, как ты любишь. Тебе дать что-нибудь из одежды? Попроще? Накупят своих брендов и едут в деревню… А у нас тут навоз, между прочим.

– Да ладно тебе… Какие у меня бренды?

Я все равно соглашаюсь принять линялую, выглаженную и аккуратно сложенную футболку дяди Олега. Может, Давид прекратит ТАК на меня смотреть?

– Мойте руки, дорогие гости. Алиночка, сходите на пастбище?

– Это далеко? – интересуется Давид, потирая руки.

Выглядит он довольным. Даже счастливым… Вероятно, для искушенного заграничными курортами мажора, старенький, деревенский дом, озеро и бескрайняя степь – экзотика…

И кабачки он ест с таким удовольствием, словно ему подают устриц или лобстеров.

– Ничего вкуснее не ел. А это что?

– Мамалыга. Неужели, никогда не ел? У нас много кукурузы.

– А вы женаты, Давид? – непринужденно спрашивает Анна Алексеевна.

– Да, – коротко отвечает он. Накладывает в тарелку побольше салата из помидоров и огурцов, заправленного сметаной, наивно решив, что допрос закончен.