– К нам перестали приезжать, с тех пор как закрылись оранжереи. Наш городок стал не интересен туристам. И мы, жители Апельсиновой долины, оказались предоставлены сами себе.

– Апельсиновой долины? – я удивилась ещё больше. – Город правда так называется? Мне казалось, что для вызревания апельсинов нужен более тёплый климат.

Госпожа Берри вздохнула.

– Это долгая история. И невесёлая. Я обязательно расскажу её, но не сейчас, если ты не возражаешь.

Я не возражала. Послушать истории одинокой старушки – это, конечно, очень интересно. Однако гораздо больше меня интересовало, как вернуться домой.

– Здесь ходят автобусы? Или поезда? Может, есть аэропорт? В кармане джинсов у меня лежала кредитка. Если вы вернёте мою одежду, я смогу купить билет.

Однако госпожа Берри смотрела на меня так, словно я сыпала терминами из квантовой физики. Вроде всё очень интересно, но ничего не понятно.

А затем она протянула руку и накрыла мою ладонь своей. Сжала мои пальцы, легко так, осторожно, сочувствующе. Я подняла на неё взгляд и поняла, что не ошиблась. В этом пожатии было сострадание и поддержка. Так делают, когда собираются сообщить о смерти близкого человека. Или ещё о чем-то столь же ужасном. Например, что я никогда не смогу вернуться домой.

Я почувствовала, как холодок бежит вдоль позвоночника, распуская по плечам волны озноба.

– Вы ведь знаете, что со мной случилось, да? – я смотрела на неё, ловя каждый оттенок эмоций на старческом лице и пытаясь отыскать для себя надежду.

Госпожа Берри вздохнула. Однако ответила не сразу. И с каждым мгновением тишины надежда таяла, сменяясь мраком отчаяния.

Наконец она заговорила.

– Я знала одного человека, с которым случилось похожее…

– И где он? Он сумел вернуться домой? – обрадовалась я, чувствуя, что надежда вновь воспрянула.

– Не перебивай меня, детонька, тогда я всё расскажу. Хоть и не хотела торопиться, – попросила госпожа Берри.

Я смущённо кивнула.

– Простите меня, я готова слушать.

– Это случилось почти пятьдесят лет назад и тоже ранней весной. К нам в дверь постучались, – начала она.

И я увидела, как лицо пожилой женщины преобразилось. Оно словно помолодело. В глазах загорелся озорной огонёк. Госпожа Берри улыбалась воспоминаниям, словно заново их переживая.

Глава 4

– Это был юноша, немногим старше меня. Он заблудился, замёрз и попросился переночевать. Мой отец впустил его, велел нам с братом накормить гостя и подобрать ему сухую одежду. У него не было того, что ты называешь «телефоном» или «кредиткой», но выглядел он тоже очень странно. Одежда, не похожая на нашу. За спиной – огромный рюкзак. А в руках – карта.

Он представился Валентином.

У нас с братом незнакомец вызвал живое любопытство. Ведь после смерти мамы отец особо ни с кем не общался, почти не покидал усадьбу. С нами осталось лишь несколько старых слуг, остальные разбежались от угрюмого хозяина.

Мы строили предположения, кем может оказаться этот юноша. Шпион из соседней страны. Путешественник, чья карета сломалась, а сам он отправился за помощью и заблудился. А может, Добрый волшебник, что оставляет детям подарки под подушкой в самую долгую ночь года.

Правда в Доброго волшебника я давно не верила, потому что, когда не стало мамы, подарков под подушкой тоже не стало.

Весь вечер гость провёл с отцом в кабинете. Они изучали карты. Ту, что принёс с собой Валентин. И отцовскую, которую он заказывал картографу из столицы, чтобы следить за миграцией дичи. Наш отец был заядлым охотником, но не сумел привить эту страсть ни одному из своих детей.

Мы торчали под дверью отцовского кабинета. По очереди подглядывали в замочную скважину и подслушивали, о чём там говорят. Похоже, карты различались так сильно, что ни один не мог найти знакомые места.

Отца сильно заинтересовала эта загадка, и он предложил Валентину помощь в поиске его дома. Они составили маршруты. И следующие несколько недель уходили в лес, пытаясь найти то место, где Валентин заблудился.

Иногда они проводили в лесу по два-три дня. А когда возвращались, снова запирались в кабинете и сличали карты, на которых не было общих мест. Ни одного.

К началу лета мы уже знали, что Валентин пришёл из другого мира. И пути назад для него нет.

В самый первый вечер наш гость сказал, что у него нет денег, чтобы отблагодарить за помощь и приют. Однако в его рюкзаке оказалось то, что мы с братом сочли настоящим сокровищем.

Валентин сказал, что везёт своим сёстрам гостинцы.

Они были похожи на маленькие солнца. Небольшие, круглые, желтовато-оранжевого цвета, почти золотые. Сначала мы решили, что это мячи. Но он посмеялся над нами. Взял нож и срезал верхушку.

В нос мне ударил такой яркий и сильный аромат, что от неожиданности я чихнула. Валентин посмеялся. Затем показал, как счищать кожуру. Внутри оказались такие же жёлто-оранжевые дольки, сочные, кисловато-сладкие, с множеством маленьких капелек сока. Долек было ровно десять, друг от друга их отделяли тонкие, почти прозрачные перегородки.

В тот миг, когда я положила в рот первую дольку, подумала, что к нам всё же попал Добрый волшебник.

Валентин назвал эти маленькие солнца апельсинами.

Он попросил не выбрасывать косточки, потому что хотел вырастить апельсиновые деревья у себя дома. В этот момент я почувствовала грусть. Я поняла, что не хочу, чтобы Валентин вернулся домой. Мне хотелось, чтобы он остался. Сначала из-за необычных и ужасно вкусных фруктов, которые заполняли его рюкзак. А затем… затем во мне зародились иные чувства.

И моё желание исполнилось. Валентин остался в нашей усадьбе.

Госпожа Берри снова улыбнулась, но затем вздохнула.

– Однако сам он не был этому рад. У нас всё было иначе, отлично от того, к чему он привык. Другой мир, другие нравы. Как он сам говорил – «иной менталитет». К тому же Валентин скучал по дому, по матери и сёстрам.

В своём мире он был студентом университета, поэтому отец нанял его к нам в наставники. Он считал, что это принесёт пользу всем троим. Валентин получит знания о нашем мире, а мы научимся общаться и грамотно разговаривать. Ведь, несмотря на то, что он пришёл из другого мира, язык у нас был один.

Мы с братом проявляли равнодушие к учёбе. В точных науках так вообще путались. Прежние наставники сумели научить нас разве что считать. Зато мы обожали книги о дальних странствиях и приключениях. Наверное, поэтому Валентин виделся мне ожившим воплощением мечты. Мы с Гевином рассказывали прочитанные нами истории, а он правил нам слог, учил составлять слова в предложения, подбирать синонимы и эпитеты.

Я влюблялась всё сильнее с каждым днём.

Однако видела, что Валентин тосковал. Он часто бывал задумчив, уходил в себя. Иногда приходилось тронуть его за руку, чтобы он услышал вопрос. Мне хотелось сделать для него что-то приятное. Такое, чтобы Валентин понял, что он не один, что здесь у него тоже может быть дом, если сам этого захочет.

В первый вечер я утаила одну из апельсиновых косточек и прорастила её. А когда у ростка появились два листочка, подарила Валентину.

Нужно было видеть его лицо в тот момент. Ведь потеряв надежду вернуться домой, он забыл и о своей мечте выращивать необычные фрукты. А я напомнила о ней.

С того дня Валентин переменился. Он стал проводить со мной и Гевином меньше времени. Сначала сидел, закрывшись, в своей комнате и что-то писал. Затем попросил у садовника горшки и ящики для рассады. Мы с братом соорудили наблюдательный пункт на дереве напротив окон Валентина. У нас была подзорная труба, и мы наблюдали, как он расставлял ящики по подоконникам и возился с ними до самого вечера.

А на следующий день пришёл к отцу. Мне не удалось подслушать весь разговор, потому что Гевин капризничал и требовал, чтобы я чаще подпускала его к замочной скважине. Из-за этих споров большую часть мы пропустили.

Однако я поняла, что Валентин предложил некий грандиозный проект, которым отец увлёкся так же сильно. Недели две они считали и чертили, а затем начали строить оранжерею. Сначала одну, где посадили апельсины.

Валентин пропадал там с утра до вечера. Отец же ездил по соседним и по дальним городам, привозил оттуда саженцы и плоды. Нам с Гевином позволяли помогать по мере наших сил. Мы пололи сорняки, поливали. Однако всю работу с саженцами проводил сам Валентин. Я не могу сказать, что именно он делал, потому что ему не приходило в голову объяснять нам этапы выращивания. Что-то он обрезал, что-то соединял вместе, но затем неизменно сажал в землю.

Уже следующей весной в оранжерее зазеленели молодые деревца. А ещё через год на них появились первые плоды. Правда они были зелёными снаружи, но внутри скрывалась та же ярко-оранжевая сочная мякоть.

На осенней ярмарке апельсины произвели фурор. Однако их было ещё слишком мало. Я видела, как загорелись глаза отца, когда всё, что мы привезли, раскупили за полчаса. Я знала, что на оранжерею и саженцы он потратил почти все наши сбережения. И вечером отец плакал в кабинете, потому что боялся и переживал, что апельсины не придутся по вкусу горожанам, и он не сумеет вернуть потраченные деньги.

Зимой работа в оранжерее не прекращалась. Валентин хотел, чтобы деревья давали урожай круглый год. Он постоянно экспериментировал и улучшал. На стеклодувном заводе специально для нас изготовили особо прочные стёкла для стен. Они пропускали солнечный свет, но удерживали тепло.

Отцу пришлось рассчитать слуг, поскольку нечем было платить им. С нами осталась только старая няня. Мы с ней всю зиму готовили весьма скромные блюда, иногда даже без мяса. Ведь купить его было не на что, а охоту отец забросил из-за оранжереи.

И вот весной деревья снова зацвели.

В тот год мы сняли урожай дважды. На следующий – уже четыре раза. А затем деревья начали плодоносить круглогодично.

– Ты не представляешь, какая это красота. Апельсиновое дерево, украшенное одновременно белыми изящными цветами и золотистыми плодами, – на её лице появилось мечтательное выражение. – Как бы я хотела увидеть это снова. Хотя бы раз, прежде чем отправлюсь в мир иной.

Госпожа Берри вздохнула и покачала головой. С пару минут в кухне стояла тишина. Затем я не выдержала. Рассказ пожилой дамы оказался столь увлекателен, что моё терпение долго не выдержало.

– Что было потом? – перебила я её размышления.

– Потом? – она снова вздохнула. – Потом Валентин с отцом начали строить ещё оранжереи. Апельсины раскупали как горячие пирожки. Сначала мы привозили их только на большие ярмарки. Затем стали ездить каждые выходные. Уже без Валентина, он почти перестал покидать усадьбу. Он занимался саженцами, экспериментировал, скрещивал, получая новые виды растений. Не всё удавалось. Некоторые деревья не плодоносили. Однако Валентин не унывал, он любил свои растения. Больше всего на свете.

О наших фруктах заговорили. Оранжереи стали популярны. Многие приезжали, чтобы посмотреть, как мы выращиваем экзотику, чтобы повторить наш успех. И тогда отец ввёл плату за вход. Мы начали формировать группы и водить экскурсии по оранжереям. Я и Гевин рассказывали о деревьях. Ничего важного мы не знали, поэтому не могли выдать никакой тайны.

Над въездом появилась огромная вывеска «Оранжереи Берри». Её было видно издалека. Наш городок стал популярен, его наводнили туристы.

Штат работников оранжереи расширялся. Как-то охрана поймала шпиона, который пытался вынести саженец.

Госпожа Берри усмехнулась.

– В процессе погони растение помяли. Валентин был безутешен. Он долго объяснял неудачливому воришке, что этот саженец не будет плодоносить. А значит, от него никакой пользы. На вопрос, почему тогда это растение находилось в закрытой оранжерее, где как раз и проводились эксперименты, Валентин смутился и почему-то взглянул на меня. А затем ответил, что создал красивый цветок для красивой девушки.