– Куда? Когда? – посыпались вопросы, ответа на которые следователь, впрочем, не дожидался, – мне нужно сначала вас допросить!

– Меня уже допросили, сразу после того, как я заявление написала…

– Еще раз, как потерпевшую, – устало сказал мужчина, не желая подробно разъяснять юридические тонкости.

– Хорошо, я не сейчас уезжаю. Я просто хотела спросить, мне вообще можно уехать? Уголовное дело…

– Можно, – немного подумав сказал мужчина, – завтра приходите ко мне прямо с утра.

Связь оборвалась, едва Настя успела пролепетать свое: «хорошо», и она с некоторым недоумением смотрела на зажатую в руках телефонную трубку. Спонтанное решение, принятое ею после тяжелого дня, в пылу ссоры с мужем, получило одобрение неизвестного малознакомого мужчины и теперь казалось единственно верным. Она не представляла себе дальнейшую жизнь в этом городе, рядом со злополучным парком и шепчущимися за спиной коллегами. Она не представляла себе, как после всего случившегося сможет снова лечь в одну постель с разочаровавшим ее супругом. Впрочем, судя по его поведению, он тоже не жаждал близости. Настя еще раз посмотрела на железнодорожный вокзал и решительно пошла в его сторону.

Через две недели стоя на пероне с зажатым в руках чемоданом, девушка не могла поверить в то, что делает. Казалось, только вчера она купила билет на единственную оставшуюся не боковую нижнюю полку, пускай и у туалета, и вот уже ищет свою платформу. Еще тогда, в момент покупки, она не была уверена, что сядет в поезд. Она еще допускала мысль, что ей придется сдать билет, помириться с мужем и забрать опрометчиво написанное заявление об увольнении, но ничего этого не случилось.

С наслаждением вдыхая запахи железнодорожных путей, она вспоминала детство и ежегодные вылазки к морю с отцом и матерью. Она помнила, что ездили они всегда в купе, что мама брала в поезд копченую колбасу и огурцы, и все эти атрибуты предстоящего путешествия приносили радость любознательному малышу. Сейчас, сквозь года, она почувствовала легкое возбуждение. Стоящий у соседней платформы товарный поезд тронулся с места, и девушка хотела пересчитать вагоны, но голова закружилась, и ее пришлось поддержать проходящему мимо мужчине.

– Извините, – улыбнулась девушка, проверяя крепкость своих ног.

– С вами все в порядке? – спросил сердобольный человек, а она кивнула.

Поддерживать беседу Настя не стала, но ожидающий свой поезд мужчина решил скоротать время:

– Вы далеко едете?

Девушка легко назвала свою станцию, и очень удивилась реакции собеседника:

– Я тоже! – искренне обрадовался он, – меня туда по работе перевели. Я – детский хирург.

– Надо же, – улыбнулась Настя, и только тут дала себе труд посмотреть на незнакомца чуть пристальнее.

Широкоплечий, хорошо сложенный молодой мужчина лет тридцати с небольшим вызывал симпатию. Одет он был неброско, но со вкусом: серые брюки благородного оттенка и белая, абсолютно чистая футболка, так мало подходившая для путешествий и несомненно украшавшая ее обладателя. Светлые глаза смотрели благожелательно, а волосы приятного пшеничного оттенка выглядели так, как будто их только что касались руки парикмахера.

– У вас какой вагон? – спросил одинокий мужчина.

– Тринадцатый, – ответила Настя, – а у вас?

– У меня десятый, – с нотками сожаления сказал он. – Меня зовут Филипп, а вас?

– Анастасия, – представилась девушка, сожалея о том, что сама выглядит куда как скромнее.

– Очень приятно, – успел сказать ее новый знакомый, и в отдалении послышался громкий паровозный гудок, – выходите на станциях, поболтаем!

Нумерация вагонов шла с головы состава, и десятый вагон быстро прошелестел мимо Насти, а чуть позже прямо напротив остановился ее собственный – тринадцатый. «Число-то какое нехорошее», – подумала она, подавая проводнику документы и краем глаза отмечая, что в десятый вагон на этой остановке сел один-единственный пассажир.

Расположившись на своем месте, Настя с замиранием сердца наблюдала, как поезд тронулся с места, унося ее в другую, новую жизнь.

«Надо начать все с чистого листа, – думала она, пропуская мимо ушей инструкцию молодого проводника о биотуалетах. – Надо оставить весь случившийся кошмар в прошлом, и начать с начала, иначе я сойду с ума!»

Здания мелькали все быстрее, унося от нее привычный город, и девушка мысленно прощалась с ним, надеясь на то, что там останутся и все ее злоключения.

Почему-то сейчас вспоминались последние два допроса и поездка в то место, где она очнулась. При свете дня пустая, сильно облезлая остановка советских времен выглядела еще хуже, чем в памяти молодой женщины. В углу, возле скамейки были обнаружены ее кроссовки, заботливо оставленные преступником, но незамеченные ею в предрассветной темноте . Странно, что на них так никто и не позарился. Видимо, остановка действительно не функционировала.

Настя показала, где очнулась, где шла домой и даже про лилию вспомнила, хотя изначально вовсе выпустила ее из вида.

Неулыбчивые люди в форме заглянули в мусору, обнаружили там сухой цветок, но извлекать его не стали, чему Настя даже порадовалась.

Муж, отношения с которым дали трещину задолго до последнего скандала, согласился с ее решением слишком легко. «Наверное, и ему это все надоело, – поняла Настя, – может он тоже хотел чего-то подобного, не в силах принять меня после… После другого мужчины…»

Думать о муже было неприятно, и она не стала.

– Новый город – новая жизнь, – озвучила свои мысли Настя, запрещая себе возвращаться к старым переживаниям.

– Далеко едешь? – спросила тучная женщина с сиденья напротив нее, и тут же принялась доставать откуда-то из-под стола колбасу.

Настя вежливо ответила, впитывая заполняющие купе памятные запахи из ее детства.

– Это близко, – отозвалась дама, отправляя субтильного супруга «за кипятком», – а мы до Москвы.

Настя не отвечала, вспоминая, не забыла ли она ключи от бабушкиной квартиры, а если забыла, то что делать? Пошарив для верности в сумке, она поняла, что нет, не забыла, и немного успокоилась.

– Меня Даша зовут, – не унималась словоохотливая тетка, обходясь по-свойски, без отчества.

– А меня Настей, – ответила девушка, убирая подальше сумку.

– Да ты бери колбасу-то, не стесняйся, – говорила женщина, – у меня ее много, боюсь, испортится. Гришка не ест – желудком мается.

Настя поспешно отрицательно покачала головой, но дама этого не заметила.

– Скоро станция на восемнадцать минут, – тихо сказал вернувшийся супруг соседки и плюхнул на столик две дымящиеся кружки. – Будем выходить?

«Станция? – удивилась про себя Настя, – вроде только отъехали. Неужели, я уже давно бездвижно пялюсь в окно?»

– Станция – это хорошо, – крякнула тетка, складывая бутерброд из нарезанного огурца, колбасы и черного хлеба, – может, лекарства какие тебе найдем.

Сверху завозился спящий одинокий пассажир мужского пола – волшебное слово «станция» подействовало и на него. Атмосфера поезда девушке нравилась, она отличалась какой-то спокойной размеренностью, даже семейностью, которой ей так не хватало в последнее время.

– Ты сама-то выйдешь? – поинтересовалась соседка, прикидывая, кто останется караулить ее баулы.

– Да, – ответила Настя, не желая упускать хоть какое-то развлечение.

– Тогда сумку возьму, – сказала Даша, доставая из-под подушки самое дорогое. – Пирожков возьмем и еще чего-нибудь к чаю.

Залитая солнечным светом платформа после полумрака плацкартного вагона показалась Насте нестерпимо яркой, и она зажмурилась.

– Вышли погулять? – услышала она, пытаясь привыкнуть к яркому свету.

– Да, надо ноги размять, – улыбнулась она, увидев перед собой красавца Филиппа, неизвестно каким образом успевшего так быстро перескочить через разделяющие их два вагона.

– Я тоже вышел подышать, – продолжил он, – как у вас в вагоне? Не жарко?

– Нет, кондиционер работает, да и вообще, очень даже неплохо, по сравнению с тем, что осталось в моей памяти. Я не ездила на поезде уже лет десять и могу сказать – уровень сервиса значительно вырос. Почище стало, и розетки в вагонах есть.

Они шли по заполненной людьми платформе, и девушка то и дело обращала внимание на выстроившиеся у киосков очереди из пассажиров.

– Ваш вагон, – сказала она, обратив внимание на цифру десять в окне.

– Да, – ответил ей Филипп, – но, если вы не возражаете, я провожу вас. Настя не возражала. Она рассказывала о том, какие у нее интересные попутчики, и как хорошо, что проводник дал стакан, потому что своей кружки у нее, естественно, не было.

Филипп слушал всю эту ерунду очень внимательно, сам говорил мало, а на вопросы отвечал как-то абстрактно. Под конец этого короткого свидания, в освободившемся окне киоска он купил ей мороженое и нежно попрощался «до следующей станции».

«Интересный парень», – думала про себя Настя, когда вагон покачнулся и поехал, – а говорят, сейчас сложно найти нормального мужчину. Из дома уйии не успела, а уже ухажер нарисовался». Настя с интересом смотрела в окно, в котором все быстрее проносились и здание вокзала, и опустевшие киоски, и перрон незнакомого города.

«В поезде все по-другому и пресловутые условности стираются, люди сближаются легче, – думала она о своих попутчиках, – совершенно незнакомая соседка пыталась накормить меня подпорченной колбасой, а приятный мужчина – мороженым».

Сосед Гришка, шумно залез на свою полку и засопел, а его дражайшая половина достала дамский роман, и погрузилась в чтение. У Насти книг не было, и она, по примеру соседа, улеглась в надежде подремать. Что еще в поезде делать?

Колеса мерно постукивали, где-то в отдалении капризничал ребенок, а прямо рядом с ними молодежь играла в карты. Звуки поезда убаюкивали, но сон не шел. Голову будоражили мысли о том, как она устроится на новом месте и вообще, правильным ли было ее импульсивное решение уехать. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть», – твердо решила она, не испытывая особых сожалений от расставания с супругом. Вся ее любовь и привязанность к этому мужчине как будто испарились еще после злосчастного выкидыша, когда он совершенно спокойно заявил: «Ничего страшного, не надо так убиваться». Поначалу Настя решила, что он ее так нескладно утешает, и, в силу мужской скупости на эмоции, правильных слов подобрать не может, но нет. Чуть позже стало понятно, что Лешка действительно так думает и к произошедшему выкидышу относится едва ли не с чувством легкого облегчения. После этого осознания, ей сделалось еще хуже, и поддерживать хоть какие-то отношения с мужем казалось просто невозможно.

Получалось, что решение об уходе было хоть и спонтанным, но имеющим под собой более чем твердую почву. «Интересно, все же, что это за барышня? – задавалась вопросом Настя, вспоминая блондинку с найденной в квартире фотографии. – Никогда ее не видела. Впрочем, было бы странно, если бы Лешка знакомил меня со своими любовницами». В том, что неизвестная дама именно любовница ее уходящего в прошлое супруга, Настя не сомневалась. Гораздо больше вопросов у нее возникало к способу появления фотографии под зеркалом. «Неужели, Лешка сам ее распечатал и принес в дом? Зачем? Фотография явно сделана кем-то издалека и тайно. Вряд ли супруг просил сделать фото со столь неудачного ракурса и тут же побежал распечатывать паршивенький снимок. Это скорее похоже на тайного папарацци, но вопрос в том, кто и зачем? Допустим, кто-то из знакомых увидел и узнал Лешку в компании чужой женщины, а потом, сохраняя инкогнито, решил поставить меня в известность. Не понятно, как он попал в квартиру? Я, конечно, не знаю, давал ли сам Лешка ключи кому-то из родных, но я точно не давала… Или мой доброжелатель вошёл, когда кто-то из нас был дома? Интересно, кто бы это мог быть? Я помню сосед дядя Володя заходил, они с мужем потом пошли к нему что-то собирать, курьер из доставки был, но он вроде бы не оставался в коридоре один, или оставался?»