Его слова повисли в воздухе, но смысл был вполне понятен – это не предложение, а, скорее, издевка.

Я поднялась со стула, но прежде, чем успела что-то сообразить, он сделал шаг и обнял меня. Пуговицы кителя впились в мою щеку, и мир сузился до этого ощущения. Его ладонь, тяжелая, властная, похлопала меня по спине – спокойно и снисходительно, как ребенка.

– Бедная девочка, – голос Фрезера обволакивал липкой, отцовской нежностью. – Дональд не хотел, чтобы ты так страдала.

И я вдруг застыла, превратившись в ту самую девочку, которую утешал друг семьи.

Глава 5. Следы ведут в «Волнолом»

Правда в замкнутом мире – спутанный моток тишины. Каждый узел в ней – чей-то страх

Короткая дорога от дома к школе пролегала через торфяное болото. Ветер, не встречая на пути ни деревьев, ни холмов, гулял на просторе, трепал жухлый вереск и гнал по небу низкие, рваные тучи. Он бросал в лицо то колючую морось, то крупные капли дождя.

Я шла, засунув руки в карманы пальто. Изредка в прорехи между свинцовыми тучами прорывались лучи солнца. Быстрая смена погоды была таким же козырем Сторна, как крики чаек над гаванью.

Школа стояла в лощине, прижавшись к подножию холма, на котором высилась церковь. Это было двухэтажное каменное здание грязновато-серого цвета с рифленой крышей, покрытой подтеками ржавчины. Над дверью – знакомая надпись:

«Стойкость в малом рождает силу в большом».

Я остановилась, и меня вдруг накрыла волна воспоминаний. Здесь, на асфальтовом пятачке, мы с Мэйв играли в салки. А зимой, в редкие морозные дни, когда лужи у школы покрывались ледком, с разбегу скользили по ним к сточной канаве.

В вестибюле школы царил знакомый, ни с чем не сравнимый запах – смесь воска для паркета, старой бумаги, гуаши и еды из школьной столовой.

Ничего не изменилось. Тот же темный паркет, те же стены, окрашенные в болотно-зеленый цвет от пола до середины и в кремовый – выше, до потолка. Та же доска объявлений с расписанием.

Я медленно шла по пустынному коридору, и мои шаги гулко отдавались в тишине. Учительскую я нашла без труда – она была там же, где раньше. Я постучала в приоткрытую дверь и заглянула внутрь.

Комната была небольшой, заставленной столами и застекленными стеллажами. У окна, за своим столом, сидела миссис Элинор МакКрэй. Перед ней лежала стопка тетрадей, а на лице застыло выражение сосредоточенной усталости.

Заметив меня в дверях, она стащила с носа очки.

– Финна Древер? Боже правый, входи, милая, входи!

Элинор поднялась и, прихрамывая, обогнула стол, чтобы заключить меня в объятия. От нее пахнуло мелом и лавандой.

– Соболезную тебе, дорогая. Мэйв была… она была как свеча. Так тихо и ярко горела. Ее утрата невосполнима для нас.

– Спасибо, миссис МакКрэй, – я позволила ей себя обнять, ощущая под слоем ткани ее худобу и старческую хрупкость.

– Ты хорошо сделала, что пришла сейчас. Уроки уже закончились – сможем поговорить. Садись, рассказывай. Что привело тебя в эти стены? Чайку хочешь? Чайник только что вскипел.

– Нет, спасибо. Я хотела расспросить вас о Мэйв. О последних днях ее жизни.

Элинор МакКрэй налила чай в кружку с надписью «Лучшему учителю» и устремила на меня внимательный, изучающий взгляд.

– Конечно, конечно, все расскажу. Но сначала – ты. Мы так давно не виделись. Где ты теперь? Чем занимаешься?

Я вздохнула и, не глядя на нее, автоматически выдала заученный ответ:

– Живу в Эдинбурге. Работаю в библиотеке. Незамужем, детей нет.

Учительница пристально смотрела на меня, и в ее взгляде читалось недоумение.

– В библиотеке? – переспросила она. – Но я же помню, ты получила степень по психологии в Сент-Эндрюсе! Мы все так гордились тобой. Первая с нашего острова, кто поступил на этот факультет. Твой отец светился от счастья. Что случилось, дитя мое?

Ее вопрос повис в воздухе, острый и неудобный. Я отвела взгляд, уставившись на стеллаж и в темном стекле увидела свое отражение – бледное, отчужденное лицо потерянной, незнакомой женщины.

– В жизни бывает всякое, миссис МакКрэй, – мой голос звучал тихо, но в нем звякнула сталь. За общей, нейтральной фразой скрывалась не просто смена карьеры, но и то, о чем не хотелось рассказывать.

Элинор МакКрэй тяжело вздохнула, уразумев, что ломиться в закрытую дверь бесполезно.

– Да, увы, бывает и такое, – согласилась она, сделав глоток чая. – Что ж… Поговорим о Мэйв. Что ты хочешь узнать?

– В последнее время в жизни Мэйв что-нибудь изменилось? – спросила я.

Миссис МакКрэй задумалась, ее пальцы с распухшими суставами обхватили горячую кружку.

– На первый взгляд – ничего. Она была человеком привычки. Школа, дом и церковь по воскресеньям. Жила, как и все мы.

– Но она не выглядела расстроенной или озабоченной? – не унималась я.

– Мэйв… – Элинор МакКрэй вздохнула, голос стал тихим и доверительным. – Мэйв никогда не казалась по-настоящему счастливой, если начистоту. Но свою работу она любила. Коллеги и ученики ее уважали. Дети для нее были всем.

Горький спазм предательски сдавил мое горло.

– Когда и где вы видели Мэйв в последний раз?

– Здесь, в школе. В пятницу, за день до того, как ее нашли. – Элинор МакКрэй внезапно спохватилась, и ее взгляд стал острее. – Да, точно! В тот день у школы ее встречал Каллум МакГроу. А я как раз выходила.

Это имя прозвучало как выстрел в наглухо запертой комнате. Кровь мгновенно отхлынула от моего лица.

– Кто? – переспросила я, но смутный образ уже всплывал в моей памяти: высокий, угловатый парень с мрачным лицом.

– Каллум МакГроу. Ты должна его помнить. Он учился на год старше Мэйв.

Память выдала обрывок воспоминаний: давняя драка на школьном дворе, животный рык, перекошенное от злобы лицо.

– Гроулер^[5]… Таким было его прозвище. Неужели у Мэйв были с ним отношения?

Элинор МакКрэй сжала губы, выражая крайнюю степень неодобрения.

– Можно сказать и так. Последние несколько недель их часто видели вместе. Но, Господи, Каллум был ей не пара. Совсем не пара.

– Почему? – я чувствовала, как по спине ползет ледяной холодок.

– Во-первых, он только недавно освободился. Отбывал срок в тюрьме в Инвернессе. Во-вторых, Каллум отпетый пьяница. Да и в школе он был непутевым.

– За что он сидел? – уточнила я.

– В первый раз, лет пятнадцать назад, за то, что украл с фермы Андерсенов овцу и устроил с дружками ночной пикник. Во второй – за драку. В баре чуть не убил собутыльника.

– Связаться с таким человеком… – я с трудом подбирала слова. – Как это не похоже на Мэйв.

Миссис МакКрэй вздохнула, и в ее грустном взгляде мелькнула горькая правда островной жизни.

– Дорогая моя, на Сторне выбор женихов небольшой. Молодые парни либо уезжают, как ты, либо остаются и спиваются от скуки и безработицы. Вот и твоя подруга, Катриона, вышла замуж в тридцать лет за простого рыбака, который полжизни проводит в море. А Мэйв… Мэйв была одинокой. Одинокие женщины на острове, как маяки – привлекают мотыльков всякого сорта.

От этих слов мне стало не по себе. Я резко поднялась.

– Где ее стол? Хочу на него взглянуть.

– Конечно, идем. – Миссис МакКрэй тоже встала и направилась в противоположный угол учительской, где стоял аккуратный, прибранный стол. – Вот рабочее место твоей сестры.

Я провела ладонью по столешнице, тронула старую чернильницу, которая, кажется, стояла здесь с моих школьных времен. Потом принялась перебирать бумаги: конспекты уроков, списки учеников, благодарственные открытки от родителей. Все было аккуратно разложено и предсказуемо, как и сама Мэйв.

Я потянула на себя верхний ящик. Внутри лежали канцелярские мелочи, кнопки, ручки, карандаши. В продолговатой коробке без крышки лежали дамские часики с браслетом. Я хорошо знала эти часы, и эту коробку. Их Мэйв подарил отец в день окончания школы.

– Ты можешь забрать ее личные вещи, – напомнила миссис МакКрэй.

Я достала из ящика часы и застегнула браслет на своей руке. Прислушалась, посмотрела на циферблат – стрелки не двигались. Завести их сейчас не решилась.

– Как-нибудь потом…

– Мэйв никогда не брала на уроки свой телефон. Следила за временем по часикам. После уроков оставляла их в коробке. Она была человеком привычки.

– Это вы говорили, – заметила я, выдвигая второй ящик.

Взгляд сразу же наткнулся на групповую фотографию у здания школы. Я взяла ее и, приблизив к глазам, стала искать Мэйв. Она стояла в первом ряду.

– Это ее последнее фото с коллективом учителей, – сказала миссис МакКрэй. – Сделано две недели назад. Можешь его забрать.

Я сунула снимок в сумку и запустила руку в глубину ящика. Нащупав что-то небольшое и твердое, вынула наружу.

– Что это?

– Камень, – сказала учительница.

– Это я вижу, но почему он здесь?

– Не знаю.

Это был плоский овальный камень черного цвета.

– На нем что-то нацарапано… Цифры… Два, пять, один, ноль, девять, четыре… – Я подняла глаза. – Что это значит?

– Там есть две буквы, – заметила миссис МакКрэй. – К и М.

– Каллум МакГроу! – вырвалось у меня.

– Господи помилуй! – воскликнула Элинор.

Спустя полчаса миссис МакКрэй, все еще бледная и взволнованная, проводила меня к выходу. Когда мы приблизились к входной двери, она распахнулась, и в школу вошел высокий, прямой, словно жердь, мужчина за семьдесят. На нем было темное пальто и фетровая шляпа. При его появлении в школьном вестибюле запахло дорогим трубочным табаком.

– Элинор, – мужчина кивнул учительнице.

Я тут же узнала этот голос. Он принадлежал директору нашей школы.

– Здравствуйте, мистер Кинкейд!

– Финна Древер! – он тоже узнал меня. – Рад тебя видеть.

– Мистер Кинкейд теперь Председатель Совета нашего острова, – почтительно заметила миссис МакКрэй.

– Финна Древер, – повторил Гаррет Кинкейд, растягивая слова, будто пробуя их на вкус. – Та самая девочка, которая сбежала с острова за знаниями. Приношу свои глубочайшие соболезнования. Гибель вашей сестры – огромная потеря для нашего маленького сообщества. Мэйв была столпом нашей школы. Ее преданность делу образования служила примером для всех.

Слова Председателя Совета острова Сторна были выверенными и абсолютно пустыми. Они не выражали ни грусти, ни сожаления и звучали как заученная речь на официальной церемонии.

– Спасибо, мистер Кинкейд, – сухо ответила я, чувствуя, как под его изучающим взглядом превращаюсь в провинциальную школьницу.

– Надеюсь, ваше возвращение на Сторн, несмотря на печальные обстоятельства, принесет вам спокойствие и радость от пребывания в родительском доме. – Кинкейд перевел взгляд на миссис МакКрэй. – Директор у себя?

– В своем кабинете, – ответила та.

Кивнув нам обеим, Гаррет Кинкейд твердым шагом направился к лестнице. Его каблуки отстучали четкий ритм по паркету.

– Спасибо вам за все. – Я взялась за дверную ручку и обернулась. – Последний вопрос. Где мне найти Каллума МакГроу?

Элинор МакКрэй сжала губы, и на ее лице отобразилась гримаса брезгливости.

– В гавани, у причала, – ответила она. – Вечером найдешь его в баре.

Улицы городка были по-вечернему пустынны. И только в окнах домов горел желтый свет, отбрасывая на мокрый асфальт длинные дрожащие прямоугольники. Из-за угла с лаем выскочила белая собака и тут же умчалась в сумерки. Воздух был холодным и влажным. Сквозь морось пробивался стойкий, домашний запах торфяного дыма.

Вскоре окончательно стемнело. Я спускалась по склону к морю. С Атлантики, набирая силу, дул резкий, пронизывающий ветер. Дождь разошелся не на шутку, и я мысленно поблагодарила себя за то, что надела старую шапку Мэйв и ее дождевик, висевший в прихожей.