Человек, который любил детей (страница 10)
– Снесу, конечно, не переживай!
Разумеется, нынешнее утро, как и любое другое, было соткано из подобных инцидентов. В большой, многодетной семье это неизбежно. Но им всем удавалось пережить день без серьезных травм. Каждое такое происшествие оставляло крошечный шрам, но на детской коже раны заживали поразительно быстро.
Снизу донесся рев. Это бушевала паяльная лампа, с помощью которой их отец начал снимать краску с перил крыльца. Девочки высунулись в окно и увидели замерших в благоговении мальчишек – маленьких Поллитов, Уайти и его брата Бордена, которого родители прислали за Уайти, чтобы увести его домой.
Сол задрал голову, глядя на самолет в небе.
– Папа работает с паяльной лампой! – крикнул он, заметив сестер. – Идите посмотрите!
– Это ты там, Лулук?– пронзительно заверещал Малыш Сэм, перекрикивая рев паяльной лампы.– Лулук, скоро утренник!– Под утренником подразумевалась одиннадцатичасовая трапеза с чаем, сэндвичами и фруктами, которую дети не пропускали. Обычно им подавали бутерброды либо с нарезанными бананами, либо со сливочным маслом и сиропом. Луи поспешила вниз готовить перекус. А из кухни неслись восхитительные ароматы жарящегося мяса и румянящейся выпечки, к которым примешивался запах чуть подгорелого белья. Бонни гладила блузки – свою и невестки, – которые они собирались надеть после обеда. Спустившись почти до конца лестницы, Луи остановилась на третьей ступеньке снизу и обратила взгляд на тусклый, пожухлый и цветущий мир, видневшийся в арочном окне холла с синими, желтыми и зелеными стеклами. Затем глянула на аквариум с огненнобрюхими тритонами. И тут из кухни раздался визгливый крик Хенни:
– Бонни, смотри, что делаешь!
– О боже!
Быстрый топот ног. Луи тоже бросилась на шум. Только подскочила к двери, мачеха мгновенно повернулась к ней и с яростным ожесточением в голосе воскликнула:
– Посмотри, что натворила твоя бестолковая тетка! Вон, смотри! Моя лучшая блузка! Очевидно, теперь я должна выходить из дома голой! Как будто сговорились!– И она ринулась из кухни в свою комнату. Сэм, с ошметками старой краски на щеках, смотрел в окно, застыв в оцепенении с разинутым ртом. Бонни, с взлохмаченными влажными волосами, беспомощно держала в руках, показывая всем, блузку, из которой был напрочь выжжен кусок ткани. А это была красивая батистовая блузка с вышивкой, которая Хенни досталась от ее богатой кузины Лори из Роланд-Парка[15].
– Я лишь на секунду отвернулась, – стала объяснять перепуганная Бонни, глянув сначала на брата, потом – на Луи. – Выглянула в окно, хотела позвать всех на утренник, так как Душенька сказала, что не выносит запаха паяльной лампы. А потом мне показалось, будто я учуяла что-то… что – не поняла… что-то знакомое. Тут столько запахов смешалось, трудно определить. Я обернулась и увидела, что блузка дымится на доске. Ах, какая жалость! Так и знала. Утром сшибла вазу, что подарила мне миссис Роуингз. Лучше бы чашку разбила. Ведь это лучшая блузка Душеньки! До слез обидно. – И Бонни заплакала. – Бедная Душенька. Ты не сердись на нее, – умоляла она брата. На подоконнике лежали в ряд, словно кокосы, детские головы. Брат Уайти, Борден, даже вошел в кухню, чтобы поглазеть на испорченную блузку. Все взгляды были прикованы к виновнице происшествия.
– О боже! – причитала Хенни в своей комнате. – Что за народ! Лучше застрелиться, чем жить в доме с такими идиотами! Я, должно быть, умом тронулась, не иначе!
Эрнест, с серьезным выражением лица наблюдавший за происходящим, вдруг разразился воем, смешно так заревел, зажмурив черные раскосые глаза и широко раскрыв рот:
– Ауа-ауа, – всхлипывал он.
– Вы, женщины, вечно делаете всякие глупости! – пробормотал Сэм, отогнав мальчишек от окна. – Кухня – это лаборатория. Что можно сказать о лаборанте, у которого из рук все валится? Учености женщинам не хватает. – Вдруг услышав что-то, он отвел взгляд, подскочил к Малышу Сэму и ущипнул его за ухо. Тот, будто зачарованный, все ходил вокруг паяльной лампы, а потом взял ее в руки – просто из любопытства, чтобы понять, насколько она тяжелая. – Ах ты неслух! – вскричал Сэм в страхе и расстройстве. Малыш Сэм захныкал. Братья Уайты, стоя бок о бок, завороженно наблюдали этот странный спектакль. Хенни, перестав причитать, вплыла в кухню, где Бонни все еще суетилась, пытаясь оправдаться:
– Я отвлеклась всего на секунду… Сама не понимаю, как так получилось!
От брата, вечно находившегося в стесненных обстоятельствах, Бонни получала на карманные расходы всего пять долларов в месяц, и она не представляла, как сумеет возместить Хенни ущерб – купить подобную блузку. Хенни – трагическая фигура в грязном длинном халате, с растрепанными косами, из которых выбивались тонкие пряди, – вскричала:
– Иди наверх, с глаз моих долой. Убирайся. Я устала мириться с тобой и твоей никчемностью.
Бонни, пережившая много подобных сцен, трусливо взмолилась:
– Душенька, я куплю тебе другую… не знаю как… но ты не сомневайся…
– Не называй меня Душенькой. Я не желаю тебя здесь видеть. Я терпела тебя, твои вечные сплетни и жужжание лишь потому, что такую бестолочь, как ты, никто другой на работу не возьмет, а твой брат не хочет, чтобы ты оказалась на панели.
Бонни покраснела:
– Я не иждивенка. Отрабатываю свое содержание и свои… пять долларов.
– Твои пять долларов, твои пять долларов… засунь их себе в глотку! – заорала Хенни. – А мне он хоть раз заплатил пять долларов за все прожитые вместе годы? Он только и делает, что наказывает меня, детей, всех нас. Что ты тычешь мне в нос эти свои пять долларов? Я платила бы тебе больше.
– Лучше бы я язык свой откусила, – пробормотала Бонни.
– Думаешь, я получаю пять долларов за то, что горбачусь на него и его выводок, а сама живу впроголодь и хожу в обносках? Думаешь, я переживала бы из-за этой дурацкой вшивой блузки, будь у меня в гардеробе еще хоть что-то приличное, чем можно спину прикрыть? Тогда черт бы с ней и с тобой тоже! – нетерпеливо закончила Хенни. – Сгинь с глаз моих. Луи поможет мне с обедом, а потом я уйду, и пусть меня запрут в психушке, если я когда-нибудь еще раз ступлю ногой в этот дурдом.
– Душенька, что с тобой? – спросила Бонни. – Ты на себя не похожа. Конечно, для тебя это не самый лучший день…
– Проваливай. Иди собирай свои вещи! – завизжала Хенни. – Я не хочу, чтобы ты и твоя гнусь мозолили глаза моим детям! Собирай вещи и выметайся, или я криком ославлю тебя на всю округу!
Пунцовая, оскорбленная Бонни вышла в холл. Сэм стоял у южного входа с выражением любопытства и смущения на лице. Хенни, выскочив из кухни, заметила мужа и наградила его злобным взглядом.
– Душенька, ну что ты такой шум подняла из-за пустяка? – робко произнес Сэм. – Кузина Лори наверняка даст тебе другую блузку, – с усмешкой закончил он. Хенни, обрадовавшись этой провокации, снова взвилась:
– Я не потерплю здесь твою мерзопакостную сестру. Она вешается на каждого гнусного проходимца, что встречает в притонах, шатается бог весть где допоздна со своими коммивояжерами, ходит к ним в номера, курит. Сегодня утром в ее комнате я унюхала запах табака.
Бонни, побелев от унижения, молча поднималась в свою комнату. Хенни решительно проследовала за ней к лестнице, сознавая, что Сэм по-прежнему стоит в дверях.
– Хенни, как ты можешь? – укорила ее Бонни, остановившись на пятой или шестой ступеньке. – Ведь я всегда была тебе верным другом.
– Иди, иди, не задерживайся, не то я всем расскажу, что ты кладешь в стирку. – На щеках у Хенни из-под румян проступали красные пятна. Она распахнула дверь во двор. – И соседу нашему, Баннистеру, что живет через улицу, тому, на которого ты заглядываешься, вечно ноги ему свои показываешь, тоже расскажу, с чем мне приходится мириться.
Бледная Бонни глянула через перила на брата. Тот молчал, покрывшись красными пятнами. Полуголый, в одном лишь рабочем комбинезоне, вид он имел довольно глупый и беспомощный. Бонни пошла дальше по лестнице.