– Не старайся, Руб. Я все равно останусь. – Захожу в ванную и, загрузив свою сменную униформу в стиральную машину, включаю самый долгий режим, чтобы выполоскать из нее въевшийся запах пригоревшей еды и сигарет. – Буду работать, помогать маме и готовится к экзаменам. Я наберу нужный бал! – делюсь с ней планами, особо не надеясь на поддержку. После собственного взлета Руб стала видеть в высшем образовании лишь потерю времени.

– Юридический? – в ее голосе предвиденная тонна критичности.

– Да.

– Может, стоить попробовать что-нибудь полегче?

Показываю средний палец в спину брату, успевшему прошмыгнуть в душевую быстрее меня и, вернувшись в комнату, падаю на кровать.

– Я хочу стать адвокатом.

А если точнее, адвокатом по бракоразводным процессам. Ничто не принесёт мне большего наслаждения, чем лицезреть тупые физиономии недомужчин, не въезжающих, почему им не удалось оставить своих жен без цента в кармане.

– Солидно, – цокает Найт. – И полезно. Поможешь отобрать имущество у моего будущего мужа-миллионера. Я не представляю, как можно добровольно учить всю эту правовую чушь, но если тебе надоест, я готова помочь. У нас пока мест нет, но у Френка есть связи в закрытом сигарном клубе…

С Руби Найт я дружу с начальных классов. И ее жизнь никогда не была легкой: пьющие родители, непомерные долги и отсутствие перспектив. Живя в Хартфорде, подруга не впадала в крайности: много работала и, как могла, училась.

Пока один случай не перевернул все.

Жестокое событие, произошедшее полгода назад, слишком глубоко вонзилось в доску ее израненной психики, сбило все настройки. Руби изменилась. Стала жестче и циничнее. Потеряв интерес к учебе, она ушла из школы, а затем и вовсе покинула город. Переехала в Нью-Йорк и устроилась официанткой в элитный ресторан. Спустя несколько недель удачно закрутила роман с Френком Мартином и попала в крупное рекламное агентство. Всего за каких-то два месяца жизни в другом штате с подругой произошли колоссальные изменения. Она стала по-другому одеваться, размышлять и говорить. У нее появились новые увлечения и друзья, о которых я практически ничего не знала. Но Найт была счастлива, и на фоне ее радостного голоса все остальное теряло значение.

На линии звучат гудки. Стискиваю зубы и, раздраженно скинув уже третий звонок от Саймона, чуть не глохну от вопля Руби.

– Ты меня вообще слушаешь?!

– Отвлеклась. Фриц одаривает меня вниманием, – сообщаю ей о всплывшем на горизонте бывшем.

– Его можно понять. Он только освободился, наверное, член дымится, как резина на дрифте.

Устало прислоняюсь затылком к стене.

– Какая отвратительная метафора, мисс Найт.

– Странно, я старалась. Какие еще новости?

О, поверь, ты очень удивишься.

– Познакомилась со звездочкой Хартфорда.

Нащупав на покрывале карандаш, принимаюсь вертеть его из стороны в сторону, словно это незамысловатое движение поможет избежать накала страстей. Но не помогает. Подруга мертвецки молчит, вспоминает.

– С какой из? – от бодрой Руби не остается ровным счетом ничего.

– Не помню, чтобы тот козел сверкал звездой! – огрызаюсь и более спокойно уточняю: – с Лейквудом.

Не упустив ни одной детали, рассказываю Найт всю историю знаменательного знакомства и на удивление не слышу комментариев, даже касательно пункта моих “приставаний” к Реймонду.

– Вели себя как свиньи. Орали, разбили посуду. Этот малолетний идиот разлил сок. Я благородно положила полотенце ему на ногу, а он своим воспаленным мозгом придумал, что я намерилась ему отдрочить и схватил меня за задницу. Ника, естественно, сорвало.

Руб не издает ни звука, заставляя испытывать неправильное чувство вины.

– Слушай…

– Ты пойдешь с ним на свидание? – перебивает она.

– Если не останется выхода! По возможности буду биться до последнего! – с жаром отвечаю я, злясь, что она могла подумать обратное. – Ты же знаешь, как я терпеть не могу всех этих пафосных индюков.

– Эван не такой, как Брейден, – Руб задумчиво хмыкает. – Но раньше я и про Монтгомери не думала ничего плохого.

На фамилии ублюдка интонация Найт меняется. Переходит в болезненно грустную и мерзко елозит по ушам. Поверить не могу, что после всего пережитого она все еще страдает по этому куску дерьма. Из последних сил сдерживаюсь, чтобы не рассказать, какое наказание понесла эта мразь за свои непростительные грехи. Руб слишком ранимая, ей такое знать не следует.

– Я ни в коем случае не отговариваю тебя от встреч с Эваном. Это твое право, и к той ситуации он по сути причастен лишь косвенно, – взволнованно шелестит Руб. – Но перед самым моим отъездом Стейси кое-что мне рассказала.

Стейси? Дочка владельца небольшого зоомагазина на Фармингтон-авеню?

– Он покупает у нее корм для своего белоснежного шпица? – уточняю я.

– У Лейквуда нет животных, я была у него дома на одной из тусовок.

– Неудивительно, – фыркаю я. – Щенок трижды обоссытся и умрет от голода, пока его хозяин укладывает свои волосы. Так что со Стейси?

– Раз в месяц они встречаются в одном и том же номере отеля.

Подруга держит паузу, и я не удерживаюсь от закатывания глаз. Она сегодня в роли немой королевы драмы?

– Ну говори уже. Что там? Маленький член? Заставляет нюхать грязные носки? Подмышки?

– Богатая у тебя фантазия, Бейкер, – безрадостно усмехается Руби. – Но ничего такого, после секса Лейквуд надолго запирается в ванне.

Какая захватывающая интрига.

– И что делает?

– Стейси не знает. Пробовала зайти, но он всегда закрывает дверь изнутри.

– Может, кончив, он просто не хочет ее видеть? А эта курица не распознает знаки, – предполагаю и тут же злюсь, не понимая, зачем домысливаю варианты. – Плевать на Эвана и на его трепливую шлюшку!

Эмоционирую беспричинно, потому что не могу сказать про Лейквуда ничего аргументированно плохого. Цепляюсь лишь за его плохие родственные связи и ублюдских друзей, которые тоже характеризуют его как личность.

– Он тебе нравится?

Непонятно, что больше настораживает: абсурдность фразы или страх в голосе подруги. Неужели она боится, что история повторится, только теперь со мной? И если так, почему ее беспокойство ощущается давящим?

– Нет, – отрезаю я.

– Лейквуд очень красивый, – Руби наседает, не может остановиться, продолжая выпытывать сокровенное.

Обычный. Симпатичный. Ладно, его и впрямь можно назвать красивым. В любом случае внешней оболочки мало. Мне банально нужна душа. И его вряд ли придется мне по вкусу. Хотя отдаю должное его целеустремленности.

Я специально записала ему неверный номер телефона. Но на следующий же день Лейквуд позвонил мне и, ни словом не обмолвившись о моей “коварности”, предложил встретиться. Я отказалась, ссылаясь на занятость. Но он продолжил отправлять в чат простые сообщения из разряда “доброе утро” или “выпьем кофе?”, периодически разбавляя односторонний диалог тупыми видео. Окей, парочка из них и правда была смешными, но даже на них я не потрудилась ответить. Я не написала ему ни разу, и полученное вчера “завтра идем на свидание” привычно осталось проигнорированным.

Меня ждет вечерняя смена в баре, которую я не буду отменять. Так что буржуйский мальчик может сводить на свидание неотразимого себя.

– У меня нет на Эвана никаких планов, – уверенно заявляю я. – И вообще, он упоминал статью о проституции. Решил, что я шлюха.

– Я могу его понять. В той блядской униформе ты выглядишь, как королева шлюх!

Оттаиваю из-за родной иронии и улыбаюсь.

– Как ты? – вопрос вырывается непроизвольно. Просто хочу знать, что она не пожалела о своем решении.

– Я счастлива, Ри, и очень по тебе скучаю, – голос Найт становится волнительным. – Обещай, что приедешь ко мне в Нью-Йорк.

– Я постараюсь.

– Буду ждать. Мне пора на пробежку. Люблю тебя.

– И я тебя.

Попрощавшись с подругой, начинаю сборы: принимаю душ, надеваю простые голубые джинсы и футболку, собираю волосы в высокий хвост и спускаюсь вниз. Раскрываю дверцы кухонного шкафа и, не найдя на верхней полке хлопьев, решаю порадовать семью омлетом. Быстро расправившись с шинковкой, скидываю измельченные ингредиенты на сковороду и, трижды постучав по крышке кофемашины, потому что только так она вспоминает свою основную функцию, ору на весь дом, что завтрак готов.

Первой на кухню входит недовольная мама, следом понуро плетется сестра, и мне хватает одного взгляда на ее испачканный шоколадом рот, чтобы понять причину их конфликта.

– Ливи! – Нора Бейкер строго смотрит на мелкую. – Сколько раз можно говорить, что нельзя есть конфеты до еды?!

– Но конфеты – это тоже еда! – бойко возражает сестра, занимая свое любимое место возле окна.

– Ты понимаешь, о чем я!

– Опять не слушаешься? – поправляю резинку на туго заплетенной косе Лив. – Кто не слушается, тот не получает сладкого.

– Будешь есть кашу, – выбрав худшее из наказаний, мама достает из холодильника молоко.

– Так нече-е-е-стно, – ноет сладкоежка и театрально падает лбом на стол, максимально красочно отыгрывая страдания.

– Честно, Ливи! – мама настроена серьезно.

Слушая их перепалку, достаю соль и некоторое время хмуро смотрю на зажаренную массу, пытаясь вспомнить, добавляла ли я специи. Решаю, что нет, и кидаю пару щепоток. И очень зря. Потому что это невозможно есть! С разочарованием закрываю крышкой испорченный завтрак и наливаю себе кофе. Бездумно мешаю черный эспрессо, наблюдая, как Лив проделывает те же бессмысленные манипуляции с кашей, вероятно, питая надежду, что овсянка испарится сама собой. Предлагаю маме сделать сэндвичи, утаивая очередной провал с омлетом, и, услышав, что у нее нет аппетита, вспоминаю нечто важное.

– Сколько у тебя осталось блистеров?

Нора Бейкер мгновенно меняется в лице, и я уже знаю, что она даст ответ, который мне очень сильно не понравится.

– Они закончились десять дней назад.

– Десять дней?! – ужасаюсь я и, заметив испуганные глаза сестры, сбавляю темп. – Прости, милая, иди одевайся, отведу тебя в школу.

Обрадовавшись, что больше не нужно давиться нелюбимой едой, Ливи уносится на второй этаж, проявляя немыслимое рвение к новым знаниям.

– Я возьму дополнительные смены, – принимаю единственное возможное решение в данной ситуации.

– Не нужно, – ожидаемо сопротивляется мама. – В связи с тем, что основные наши конкуренты закрылись и работы в магазине стало в два раза больше, Лиам пообещал поднять мне оклад. А ты и так пропустишь год. Его стоит посвятить подготовке к экзаменам, а не работе. Или я могу попросить Дейва помочь тебе поступить…

– Не хочу об этом слышать! – подрываюсь с места и излишне дергано начинаю собирать со стола посуду. У меня каждый раз начинается приступ агрессии, когда слышу имя отца. – Пусть своих близняшек радует, к нам он не имеет никакого отношения!

– Но тогда ты сможешь…

– Я смогу поступить и без его участия! Справлялись же как-то последние два года. Ты должна внимательнее относится к своему здоровью! – возвращаюсь к более важной теме, злясь из-за ее молчания. Для человека с сердечной недостаточностью десять дней – это невероятно большой срок.

– Ариэль, ты слишком много на себя взяла. Я не хочу, чтобы ты пропадала на работе. Я хочу, чтобы ты гуляла с друзьями, ходила на свидания…

Ее очередную тираду о правильной жизни девушки моего возраста прерывает негромкий стук в дверь. Обмениваюсь с мамой удивленными взглядами и, пересекши кухню, щелкаю замком. Дергаю ручку и еще с минуту беззвучно шевелю языком, пытаюсь вспомнить, как разговаривать.

Чертов Лейквуд, выглядящий как американская мечта, стоит на нашем обшарпанном крыльце с огромным букетом ультрамариновых орхидей и светится так, словно сегодня по меньшей мере выпускной бал. Весь такой из себя Кен класса люкс: в отутюженной до тошноты рубашке, в брюках с острыми стрелками и улыбкой из рекламы услуг ортодонта. Белоснежной, идеально ровной и, надо признать, очаровывающей… любую безмозглую особь женского пола.

– Что ты здесь делаешь? – недолго думая, вываливаю на него все свое “гостеприимство”.