– Заплету.

– Сегодня?

– Я подумаю.

– А если я скажу “пожалуйста”?

– “Пожалуйста” нужно говорить на любую просьбу, – усмехаюсь я и обещаю: – Хорошо, сегодня.

– Класс! Пока! – Ливи протягивает свой кулачок Лейквуду, дожидается взаимного стука и вылетает из машины, напрочь забыв о любимой сестре. Предательница.

Провожаю взглядом несущуюся по двору Ливи и, заметив, что Эван собирается уехать раньше, чем ее макушка скроется за дверьми школы, непроизвольно кладу свою ладонь поверх его руки, обхватывающей рычаг передачи. Дурею от собственных действий и, чересчур импульсивно одернув, не придумываю ничего лучше, чем свалить вину на заносчивого красавчика.

– И долго мы будем тут стоять?

Эван ничего не отвечает. Лишь широко улыбается, заставляя чувствовать себя полнейшей идиоткой. Спокойно отъезжает от школы и, вынув из подлокотника небольшую баночку с конфетами, протягивает мне. Отказываюсь, подозревая наличие в их составе наркоты или афродизиаков, и молча смотрю, как ярко-зеленый леденец исчезает между его губ. Они не пухлые. Но и не маленькие. Среднего размера. Почти идеального. И гладкие.

– Классная у тебя семья.

Удивляюсь комментарию. Не потому, что они не классные. Это вообще не обсуждается. А потому, что он так непринужденно об этом сообщил.

– И Ник?

– А почему нет? – искренне недоумевает Лейквуд.

– Может, потому что совсем недавно он мечтал воткнуть нож вовсе не в овощ?

– Ему шестнадцать.

– И?

– Сложный возраст.

Вот и весь аргумент. Теперь понятно, почему Реймонд творит полную дичь. Скорее всего, после каждого его поступка Лейквуд также пожимает плечами и вспоминает двузначное число.

Перевожу взгляд на лобовое и делаю короткий вдох. Внутрь попадает воздух, все еще непривычно пахнущий им. Что-то кедровое, по-домашнему уютное. Смешанное со вкусом мятных леденцов.

– Любишь детей? – неожиданно спрашивает он.

– А ты душных людей? – слежу за дорогой, уходящей совершенно не в сторону известного кинотеатра. Все-таки шутка про последний ряд оказалась только шуткой.

– Больше остальных.

– Странный выбор для самонадеянного придурка с непомерным самомнением.

– Красивый павлин мне импонировал больше.

Подарив мне нахальную ухмылочку, Эван останавливает машину возле двухэтажного здания и, заглушив мотор, выбирается наружу. Покорно следую за ним, ощущая сухость и тяжесть майского воздуха. После охлаждённого салона он раскаленным камнем оседает в легких и пленкой липнет к коже.

– Куда ты меня привез?

– Увидишь.

Информативно.

Лейквуд уверенно шагает ко входу, открывает передо мной дверь, сопровождая свой джентельменский поступок показным поклоном. Не реагируя на клоунаду, шефствую мимо него и, переступив порог, мгновенно ощущаю специфический запах свежей краски, резины и дерева. Надеюсь, он не привел меня сюда в качестве бесплатной рабочей силы?

Эван аккуратно подталкивает меня в спину, с намеком “не тормози”, озвучивает направление. Держится настолько близко, что вся моя спина превращается в поле, напичканное инфракрасными лампочками, реагирующими на тепло чужого тела. Ощущение дискомфортное. Жду, когда оно закончится, но все двадцать секунд, что мы молчаливо движемся между стенами, выкрашенными в спокойный оливковый цвет, я испытываю нервное напряжение. Чувствую его присутствие, слышу его дыхание и еле сдерживаюсь, чтобы не обернуться.

Эта каторга длится до тех пор, пока мы не попадаем в большую зеркальную студию. Прикрываю глаза, щурясь от света, проникающего через огромное панорамное окно, и недоуменно хмурюсь, видя, как Эван по-хозяйски снимает свои начищенные туфли и проходит вглубь помещения.

– Buenos días (доброе утро), Серхио! – окликает он темнокожего мужчину, сидящего на полу рядом с небольшой оранжевой колонкой.

Вскинув голову, незнакомец поднимается и чересчур бурно приветствует Лейквуда: обнимает, хлопает по плечу, пристально рассматривает, а затем, что-то сказав, смеется.

Я же не спешу заходить. Топчусь на месте и молчаливо слушаю диалог на испанском, в котором не понимаю ни слова. Впервые жалею, что дополнительными языками в школе выбрала французский и арабский.

– Тебя парализовало? – его высочество вспоминает о моем существовании.

Отвечаю ему взглядом, знаменующим “катись в ад”, и, скинув кроссовки, ступаю на нагретый ранними лучами паркет.

– У коз есть редкая порода – миотонические. При испуге или стрессе у них отказывают конечности, и они валятся на бок, – Эван поигрывает бровями. – Улавливаешь связь?

– Вероятно, у тебя есть ссылка, по которой я могу посмотреть полную версию твоего дерьмового стендапа?

Серхио громко хлопает в ладоши.

– Chica caliente (горячая штучка).

– Indiscutiblemente (бесспорно), – не сводя с меня взгляда, отвечает ему Эван и дарит мне улыбку “Мистер очарование 2014”.

Злюсь, что не знаю сути разговора. Но открывать браузер и гуглить, раскрывая свою неосведомленность, – совершенно не в моем стиле.

Пока мы с Лейквудом меряемся взглядами, мужчина проводит манипуляции с телефоном, и спустя короткий промежуток времени по помещению разносится незнакомая, но довольно динамичная композиция.

Серхио поворачивается к нам спиной и разминает шею.

– Сначала выучим движения по отдельности, потом соединим.

Ничего не понимаю и, влипнув в Эвана требовательным взглядом, приподнимаю бровь, ожидая, когда он наконец-то соблаговолит прояснить суть сегодняшних странностей.

Лейквуд молчит, продолжая расшатывать мою нервную систему. И только, вдоволь упившись моим возмущением, растекается в таинственной улыбке.

– Мы будем танцевать румбу!

Глава 7

Одиннадцать лет назад. Штат Коннектикут. Хартфорд

Ариэль

Что, блядь? Румбу? Да я из румбы знаю только слово “румба”!

– Ты шутишь?!

– Хочу посмотреть, как ты танцуешь румбу.

Он серьезно? Из всех возможных вариантов Эван выбрал танец?! Это не укладывается в голове. Разве он не должен был затащить меня на последний ряд самого популярного кинотеатра, попытаться облапать, получить по яйцам и навсегда свалить из моей жизни?

Извергая беззвучный поток недовольства, распиливаю Лейквуда взглядом и еще больше бешусь, улавливая в его глазах понимание, присыпанное игривой иронией. Он смотрит так, будто знает каждую мысль, пролетевшую сквозь мой полыхающий мозг, и ждет, когда я взорвусь и пошлю его в дальний путь. А значит, не выполню обещание и должна буду встретиться с ним вновь. А этого не будет!

Эван хорош. Но и меня не в сарае родили. Румба? Окей! Будет ему румба.

Полностью сосредотачиваюсь на Серхио, который, заняв позицию справа от меня, показывает первое движение.

– Максимально выворачиваешь стопу и бедро, проносишь через коленный треугольник и выносишь свою шикарную ногу назад.

Неуклюже повторяю за ним, чувствуя себя самым деревянным бревном в мире.

– Перемещаешь вес и делаешь маятник бедром.

Виляю указанным местом и слышу первый смешок. Приостанавливаюсь и мысленно транслирую зарвавшемуся пижону будущую расправу.

– Не отвлекайся, chica bonita (красивая девушка), – Серхио входит в танцевальный раж, увеличивая скорость движений. – Закручиваешь бедро вовнутрь. Да, вот так, молодец! Снова ведешь носком по полу назад, маятником переносишь бедро влево. Готовишься соединиться с партнером, высоко поднимая левую руку…

Снова бросаю взгляд на Лейквуда. Проклятие! Лучше бы я этого не делала. Он выглядит невозмутимым, но блеск в глазах и дрожащий подбородок выдает еле сдерживаемый гогот. Его реакция не задевает, наоборот, подогревает желание доказать, что циркач здесь только он.

– Серхио, покажи ей еще раз маятник, – притворно откашлявшись в кулак, подначивает придурок, и мужчина, не чувствуя подвоха, начинает подробнее объяснять мне упомянутый элемент танца.

Не сдаюсь. Пыхчу, кручу задом и выгляжу всяко, но точно несексуально. А зачем мне показывать ему секс? Обойдется. Пять минут гитлеровских пыток, и я, стерев со лба выступившие капли пота, уступаю эстафету звездному мальчику.

Честно, я думала, раз выбор Лейквуда пал на румбу, то он умеет хоть что-то. Ничего подобного. Он, как хламидия под приходом. Пытается изобразить пресловутый маятник, но эти потуги больше напоминают предсмертные судороги, чем жаркий кубинский танец. Скептично наблюдаю за комедией с элементами цыганского рынка и, проследив взглядом за его задницей, вильнувшей по замысловатой траектории, не выдерживаю и начинаю истерично ржать.

Лейквуд искрится довольством и с присущим ему пафосом зачесывает назад влажные от усердий волосы. При дневном свете их оттенок схож с цветом жженой карамели. Насыщенно тягучей.

– Теперь все, что вы выучили, повторите в паре, – с энтузиазмом дает задание Серхио, и мое веселье улетучивается со скоростью ветра.

Встаем друг напротив друга. Не делаю никаких попыток изобразить страсть. Жду, пока Лейквуд сам проявит инициативу. И он не разочаровывает. Берет меня за руку и делает выученные шаги в медленном темпе.

Подстраиваюсь, но думаю не о комбинации, а о нашем первом телесном контакте. Контакте с его теплой, приятной на ощупь ладонью. Слегка шероховатой. Но от того более мужественной.

Получается ли у нас? Ответ прост: теперь в зале на одну хламидию больше. Топчусь ему по ногам, извиняюсь и тут же злюсь, что извиняюсь. Сам виноват!

– Аааа! – коротко вскрикиваю от боли в мизинце, который он приплюснул своей пяткой. – У тебя грация асфальтоукладчика! Все пальцы утрамбовал! – пихаю хохочущего Лейквуда в плечо.

– Вы должны думать не об удобствах, а о партнере! – порхает вокруг нас Серхио. – Не обращайте на меня внимания. Меня нет! Думайте друг о друге!

– Слышала? – сократив обратно дистанцию, шепчет Эван. – Ты должна думать обо мне.

Что за чушь? Не хочу думать о Лейквуде. Но думаю. Когда он, опять исполнив проклятый маятник, дергает меня к себе и кладет руку на мою талию. Его ладонь прожигает ткань. Жалит разгоряченную кожу. Где-то между лопатками сквозь поры проступает капля пота и лениво стекает в район поясницы. Непроизвольно вдыхаю выдох Эвана, ощущая вкус леденцовой конфеты.

– Ты слишком напряжена, – еще один ментоловый порыв колет холодом губы. – Говорят, хорошее настроение передается половым путем. Попробуем?

– Половым путем ты передашь мне только гонорею.

Лейквуд дразняще ухмыляется и, чуть согнув ноги в коленях, вплотную прижимает меня к себе. Двигает нашими слипшимися бедрами, неторопливо выводя ровную восьмерку. Ведет уверенно и, придерживая за спину, тянет меня к полу, заставляя прогнуться в пояснице. Не отводит взгляда и, склонившись надо мной, гулко сглатывает.

Это волнительное действие отзывается легким спазмом в груди. С каким-то отчаянием разглядываю его лицо. Безобразно идеальное. До единой черточки, до каждого штриха. И родинка в форме четырехугольной золотистой звездочки, расположенной чуть ниже мочки его левого уха, рождает внутри меня лишнее щемящее чувство.

– У тебя линзы? – внезапно спрашивает Эван и вглядывается так пронзительно, словно вкручивает гайку мне прямо в зрачок.

– Нет. – Не успеваю перехватить чужую реакцию. Кончик его носа утыкается в мой, и когда до поцелуя остаются считанные дюймы, я резко отворачиваюсь.