Делаю быструю оценку внешности гостя. В мире денег она играет далеко не последнюю роль. На вид ему около пятидесяти, но легкая седина в темных волосах быстро теряется на фоне отличного телосложения. Совершенно точно занимается спортом, а значит, дисциплинирован. Идем дальше: роскошный костюм. Скорее всего, Италия. Заморачивается с портным, вероятно, дотошен. Учитывая сферу деятельности, любопытен и совсем не консервативен. Думаю, любит экспериментировать – и не только в рабочем аспекте своей жизни.

Опускаю взгляд на его руку, которой он приветствует Миллера. Левша. Не особо важная информация, но часы Patek Philippe Grandmaster вызывают прилив удивления и любопытства. Этот экземпляр – единственный в мире. Продан несколько лет назад на аукционе за тридцать миллион долларов. Такой раритет должен храниться в сейфе и надеваться в честь нового заработанного миллиарда. Останавливаюсь на мысли, что сверкают им неспроста. Показать уровень? Впечатлить? Возможно, Зенон еще не в курсе, что Миллера можно впечатлить только умом. Пожалуй, еще хитростью. Но точно не запредельно дорогим аксессуаром.

– Эван Мур, – босс произносит мое имя, и я делаю шаг вперед, чтобы ответить признанным всем миром ритуалом вежливости.

Ладонь Фелдмана сухая и чуть теплая. Он полностью раскован. В принципе, весь его вид так и кричит о типичном представителе аквариума с акулами, плавающих вокруг меня ежедневно.

Обозначение моих обязанностей не следует, и, глядя в лицо расслабленного Зенона, я растекаюсь в своей фирменной улыбке, которая расстраивает меня осечками крайне редко.

– Добро пожаловать, мистер Фелдман. Как перелет? Пасмурный Нью-Йорк уже навел на вас тоски?

Бровь гостя в легком удивлении приподнимается вверх, а затем он делает то, ради чего, собственно, я и посещаю стоматолога раз в полгода – непроизвольно улыбается мне в ответ.

– После бесконечного пекла я словно попал в рай.

Отлично. Контакт налажен.

– Мне сообщили, что ты прибыл не один. – Алекс садится в одно из кресел, расставленных вокруг переговорного стола.

Зенон занимает место напротив.

– Верно. Она сейчас подойдет.

На подобных встречах женщин можно встретить нечасто, так что я скрываю удивление, вызванное данной новостью, и располагаюсь рядом с боссом.

Около десяти минут идет обычная светская болтовня. Зенон рассказывает об интересных обычаях жизни на Востоке и дает исключительно положительную реакцию на мои легкие, прощупывающие почву шутки. С каждой пройденной минутой я воодушевляюсь все больше, буквально окрыляюсь тем, что мне не достался противный сноб с замашками царя. Мне не нужно седьмое чувство, чтобы определить высокую вероятность нашего с Зеноном успешного сотрудничества, и я, не стесняясь, вовсю предаюсь мечтам о своем будущем кабинете в Edelman. Вид на Центральный парк, стол из закаленного стекла…

– Прошу, миссис Фелдман, – поток эйфоричных мыслей прерывает голос Сюзи, доносящийся со стороны открывшейся двери.

Автоматически поворачиваю голову и…

И ловлю нереальный приход галлюцинаций. Самых чудовищных на моей памяти. Медленно моргаю, желая сбросить наваждение. Но видение остается, движется и даже что-то говорит.

Стук шпилек по полу безжалостно сверлит перепонки, пока прошлое хлещет по щекам явившимся образом, который, наверное, и через двести лет не выпилится из памяти.

Это лицо… я узнаю его из тысячи.

Лгу. Из миллиарда.

Глава 3

Настоящее время. Нью-Йорк

Эван

Вокруг раздаются голоса, но я – вне их. Я в вакууме. Мой мир сузился до маленького круга, в котором все, на что я способен, – это изумляться личности обладательницы четвертой кружки кофе.

Она неторопливо приближается к столу и садится рядом с Зеноном, который собственнически кладет руку на спинку ее стула.

Ариэль Бейкер и десять лет назад была красива, но сейчас эта красота стала дьявольской. Загорелое под эмиратским солнцем тело затянуто контрастным белым платьем, губы окрашены в кровавый оттенок, а черное каре, челкой спадающее на яркую зелень подведенных глаз, придает тонким чертам еще более хищный вид.

Она уничтожила свой рыжий цвет волос, и я не знаю, что чувствую по этому поводу. Но я совершенно точно знаю, что проклинаю чертову серость за окном, потому что только при солнечном свете возможно увидеть невероятную особенность ее глаз, которые сейчас смотрят на меня без единого проблеска узнавания.

Спустя неопределенный отрезок времени, понимаю, что на меня смотрит не только она. Скрываюсь за ширмой короткого поддельного кашля, стараясь взять себя в руки.

– Ариэль, – наверняка не в первый раз повторяет Зенон, – моя жена.

Точно. Сюзи назвала ее миссис Фелдман. Значит… Дыхание спирает. Ладони потеют, и мне не сразу удается воспроизвести в голове это слово из четырех букв.

Жена? Жена этого престарелого? Почему не сотрудник, личный ассистент, да хоть нашедшаяся дочь! Но жена… Все мои положительные наблюдения относительно Фелдмана разбиваются о жестокую реальность.

– Прошу меня простить, задумался, – исполняю кульбит вежливости, чувствуя бешеные удары слетевшего с орбиты сердца. – Эван Мур.

Ариэль слегка склоняет голову в знак холодной учтивости, а я держусь из последних сил, чтобы не потянуться и не ослабить узел галстука. Потому что жарко. Невыносимо. Горят даже колени. По спине течет липкий пот, пропитывая рубашку солевыми пятнами. А от блеска бриллианта на ее безымянном пальце болезненно ноют зрачки.

Чтобы окончательно не потерять контроль, убираю нервирующее обстоятельство из поля зрения, беру лежащую передо мной ручку и неторопливо прокручиваю ее по одному и тому же радиусу, пристально наблюдая за позолоченным кончиком, взбивающим воздух.

– … в течение недели юристы подготовят новый договор с внесением дополнений с вашей стороны, – улавливаю обрывок фразы Миллера. – По подсчетам аналитиков весь процесс займет не больше полугода.

– Мы останемся в Нью-Йорке до полного слияния, – оповещает Фелдман.

Скальпирую его взглядом, надеясь не выглядеть шизанутым на всю голову, и прикидываю, сколько еще он проживет. Затем вспоминаю свои же заключения об аспектах его жизни, перехожу в колонку “секс” и начинаю испытывать тошноту, представляя Ариэль, скачущую на его морщинистом члене.

– Эван займется прессой, – акцентирует на мне внимание Алекс, и я, не удержавшись, смотрю прямо, встречая взгляд зеленых глаз. Из рваных книзу прядей их разрез выглядит еще более воинственным, из-за чего дикий оттенок, до краев напичканный равнодушием, вызывает тревожный диссонанс.

От меня ждут выдающегося выступления, и я не разочаровываю: разрываю контакт с бывшей и двигаю красивую речь ее далеко не молодому мужу. Ни разу не сбившись с уверенного темпа, в красках расписываю примерную схему работ и почему-то раздражаюсь, когда вижу, что Зенон полностью удовлетворен услышанным.

Интересно, дома Фелдман тоже всегда удовлетворен? Зная аппетиты Бейкер, я готов поспорить, что он умрет от инфаркта раньше на десятилетие. В сотый раз напоминаю себе думать о работе, а не о его жене, которая смотрит на Зенона так, словно он – воскресший долбанный Иисус.

– У меня есть подарок для тебя, Алекс, – Фелдман продолжает радовать Миллера и бесить меня. – Со дня на день Шейх Халиф бин Зайд возвращается в Абу-Даби. Его люди сообщили, что он готов встретиться с тобой и обсудить возможность строительства твоего медицинского центра в Дубай.

Алекс долгое время размышлял над восточными путями развития, и Зенон весьма умно и вовремя подъехал на самом бесценном верблюде.

– Я приятно удивлен, – Миллер скрывает эмоции, но я слишком хорошо его знаю, чтобы не расслышать, как сильно он доволен этой новостью. – Предлагаю пройти в мой кабинет и обсудить нюансы.

Зенон согласно кивает и, поднявшись, тянется рукой к Ариэль.

– Разговор не займет много времени, Ари. – Он касается ее шеи, легко проводит пальцами по вьющейся голубой вене. Бейкер прикрывает глаза, а меня потряхивает, как на американских горках. Внутренне мотает и, кажется, тошнит.

Я совсем забыл симптомы этого поганого чувства.

– Будь любезен, Эван, проведи моей супруге небольшую экскурсию. Я уверен, в Miller Health Corp. есть на что посмотреть.

Ты даже не знаешь, кого и о чем просишь, чертов мудак.

Пресекаю себя, задавливая ненависть к человеку, который ее не заслуживает, и, наконец-то, включаю голову, обещая исполнить его пожелание на всю тысячу процентов.

Когда сильные мира сего покидают конференц-зал, я целых пять секунд мечусь в поисках решения: сбросить фальшь или же отыграть кино под названием “Видим друг друга впервые”. Выбираю второе, более комфортное состояние и, резво поднявшись, подхожу к двери, чтобы проявить свои джентельменские качества и придержать даме дверь.

Но в проеме появляется тот самый неизвестный мужчина в строгом костюме, которого я приметил еще на подходе к переговорной.

Без сомнений – араб. Грозного вида, с непроницаемо застывшим выражением лица и темными пронзительными глазами. Я каждый день вижу таких индивидов и быстро разгадываю ребус, в котором неизвестный икс – громила, охраняющий нашу звездную гостью.

Выразительно приподнимаю бровь, ожидая, что он сообразит: пройти сквозь него я не в силах. Но чуда не происходит.

– Могу заверить, что в этом здании миссис Фелдман ничего не угрожает.

Миссис Фелдман. Звучит мерзко. Когда-то давно я примерял к ее имени совсем другую фамилию. Фамилию, которую теперь не ношу даже я. Удивительно, как мы наивны в восемнадцать. Возраст, деньги и статус уничтожают это качество, стирают до пыли.

Мое убедительное заверение не срабатывает. Амбал продолжает стоять и травмировать меня ледяным взглядом.

– Лаи Мансури подчиняется только моему мужу, – Ариэль бороздит по больному, и я, скорее, чувствую, чем вижу ее приближение.

Она останавливается рядом со мной. По общепринятым меркам – прилично выдержано, по моим личным – непозволительно близко.

– И если он решил, что Лаи пойдет с нами, значит, так и будет, – заканчивает Бейкер и выходит из кабинета, оставляя за собой шлейф парфюма. Вдыхаю глубже и не нахожу знакомых нот. Роскошно, дорого, но слишком тяжело. Так пахнут элитные эскортницы Манхэттена.

Весь путь до лифта ощущаю на себе подозрительный арабский взгляд.

Зенон мне не доверяет. Я его не виню. Он, как и положено всем всемогущим, стопроцентно навел обо мне справки.

Учитывая жесткие законы Эмиратов, Фелдман должен был сразу отказаться от услуг такого парня, как я. Но либо он не верит слухам, либо он представитель более широких взглядов, чем я смел предположить изначально.

Немного обидно, потому что, вопреки большинству мнений, держать половой орган при себе я умею. Не всегда и в некоторых случаях с трудом, но ради крупной сделки и карьеры я готов трахать исключительно свою ладонь.

Так я сказал бы, если бы его женой оказалась любая другая женщина на земле. Любая, кроме Ариэль Бейкер. Сейчас, разглядывая ее зад, я теряю нить собственных утверждений. Эту сучку слепили в аду и доставили на землю, чтобы разбивать мужские сердца и иссушать члены.

В ее внешности нет изъянов. Но я знаю, что они существуют внутри. Один безусловно точно. Маленький дефект, который покажет только рентген.

Она уничтожает то, чего не имеет сама. У сучки из ада нет сердца.

Следующие полчаса я участвую в поистине великолепном цирковом шоу, срежиссированном лично мной. Я вожу Ариэль по самым унылым кабинетам, рассказываю самые примитивные вещи, по типу: из чего сделан карандаш, и даже не думаю показывать ей наш маленький музей последних разработок, который, я уверен, и имел ввиду Зенон, когда озвучивал свою маленькую просьбу.

Наш музей уникален. В нем представлены самые навороченные модели рук и ног, которые Бейкер не заслуживает увидеть. Почему? Да потому что когда-то перед алтарем она сказала “да” непонятному деду. И мне плевать, что это не мое дело. Плевать, что между нами давно ничего нет. Сам факт меня злит и раздражает. А эти эмоции я привык нейтрализовывать в зародыше. И мелкая пакость отлично справится со столь легкой задачей.