– Ты ведь знаешь, что дело совсем не в нем! Мне тоже тяжело…

Не дослушав, падаю на сиденье и закрываю дверь, чуть не прищемив ее длинные тонкие пальцы. Переключаю рычаг и выруливаю на подъездную дорогу, злорадно мечтая, чтобы милая Рози вдохнула как можно глубже взметнувшийся вверх столб дыма.

Над Хартфордом сгущаются тучи, пока я несусь по Траверс, нарушая все скоростные ограничения. Злюсь из-за собственной слабости, и все вокруг будто злиться в ответ. Пейзаж за стеклом сереет, бунтуя где-то вдалеке раскатистым громом, и я сильнее давлю на газ, чтобы закончить с последствиями выкрутасов Реймонда до прихода грозы. Не люблю дождь.

Прибыв в полицейский участок, выясняю, что шерифа сегодня не будет, и, воодушевленный этой новостью, направляюсь в кабинет дежурного. Вежливо стучусь и, дождавшись непонятного звука в ответ, попадаю внутрь.

– Привет, я за Реми.

Томас Дженкинс смотрит на меня своими рыбьими глазами и не торопится отрывать свой внушительный зад от стула. Никогда ему не импонировал, но он падок на деньги, а это именно та валюта, с помощью которой я смогу решить сегодняшнюю проблему.

– Не так быстро, Эван. – Он откладывает бургер в сторону и вытирает салфеткой пальцы, смазанные жиром. – От шерифа не поступало никаких указаний.

И это к лучшему. Тот выполняет только распоряжения губернатора.

– Что он натворил? – засовываю руки в карманы и пристально смотрю в блеклые глаза копа.

– Как обычно. Скачки по крышам, граффити. Этот прыгун когда-нибудь сломают себе шею.

Не хочу думать об одном из моих самых жутких кошмаров.

– Это все?

– Если бы. Драка в общественном месте.

– С кем?

– С каким-то пацаненком. Разнесли клумбы, испортили памятник, посвященный ветеранам войны.

– Мы оплатим реставрацию и штраф за беспорядок.

– Мы? – усмехается Дженкинс, намекая, что со дня своего рождения я не проработал ни дня.

Не спорю. Он прав. У меня не было такой потребности. Но в данной ситуации отец действительно не заплатит, а значит, придется выкручиваться самому.

– Сколько?

– По приблизительной оценке, около десяти тысяч долларов.

Это почти вся моя накопленная сумма!

С грустью вспоминаю, что доступ к трасту, оставленному дедушкой, я получу только через три года, и прихожу к интересному выводу: придушить маленького изверга выйдет дешевле.

– Хорошо, я внесу всю сумму. Теперь я могу забрать брата?

– Видишь ли, в чем дело, Эван. Твой отец…

– У отца сегодня плохое настроение, Томас, – нетерпеливо перебиваю его, понимая, что разговор движется в неверном направлении. – Но это довольно быстро пройдет. А проблема останется. Разве не разумнее будет решить ее прямо сейчас, пока еще ничего не дошло до шерифа? Я уверен, ему не нужны проблемы ни с прессой, ни с губернатором, особенно накануне выборов.

Вижу, что Том колеблется. О скверном характере Чарльза Лейквуда известно всем, и, разумеется, Дженкинс не хочет оказаться в радиусе его поражения. Надо немного дожать, и я весьма кстати вспоминаю об его увлечениях.

– У меня остался лишний билет на игру Янкиз против Ред Сокс. Пройдет на следующей неделе в Нью-Йорке.

Билета нет, и мне придется очень сильно поднапрячь Брейдена, но ход срабатывает, потому что мое предложение встречается блеском счастья. Этим фанатам бейсбола невероятно легко угодить.

Ничего не объяснив, Томас покидает кабинет, а, вернувшись, нервно поправляет значок с эмблемой департамента, криво прилепленный на нагрудный карман рубашки.

– Если у меня будут проблемы, Эван…

– Не будет, – заверяю я. Отец устроит грандиозный скандал, возможно, и впрямь начнет подыскивать интернат, но уж точно не побежит косить должностные шляпы за освобождение своего же сына.

Дженкинс грузно вздыхает и, с некой печалью взглянув на недоеденный бургер, поднимается.

– Ну, пошли проведаем твоего ямакаси.

Иду за Томом, воротя нос от воздуха с налетом плесени, и внимательно смотрю под ноги, чтобы случайно не придавить подошвой животное из семейства мышиных. Представляю внутренности крысы, морщусь, желая скорее покинуть этот лабиринт инфекций, и, мысленно наорав на себя за излишнюю брезгливость, о которой еще три года назад я и не думал вовсе, чуть не влетаю в спину Дженкинса, остановившегося возле одной из камер.

– Подъем, Рем! – командую я, вглядываясь в тело, неподвижно лежащее на кушетке.

Брат некоторое время не шевелится, но после грохота замка, снятого копом, все же принимает сидячее положение и, прикрыв рот ладонью, зевает. Отлично. Я тут, значит, из трусов выпрыгиваю ради его спасения, а он спит, как ни в чем не бывало.

Томас распахивает дверь.

– На выход.

Реми неторопливо поднимается и, лениво подтянув спортивные штаны, вновь зевает. Бесит меня. И не только меня.

– Тебе тут не курорт, Реймонд! – рявкает Дженкинс, а я не пресекаю, потому что сам хочу дать брату пинка под зад.

Падаю взглядом на его футболку, запачканную кровью, и молниеносно сбавляю обороты гнева. Скрываю волнение и, взяв Реми за подбородок, приподнимаю его голову, чтобы в свете лампы рассмотреть три синяка, разбитые губы и заплывший глаз.

Какая прелесть.

– Кроме лица что-то болит?

Брат отрицательно мотает головой.

– Ты уверен? Тошнота? Головокружение?

– Я в норме.

Прикидываю визит к врачу. Хочу быть уверен, что у него нет трещин, переломов или, не дай бог, внутреннего кровотечения.

– Надеюсь, другой выглядит хуже? – шутливо спрашиваю я.

– Лучше, – вместо брата отвечает незнакомый женский голос, и я пару секунд торможу, не сразу сообразив, что он доносится из рядом расположенной камеры.

Любопытствуя, подхожу к соседней клетке. Первое, что вижу, – ноги. Красивые, загорелые ноги в уродских босоножках на маленьком каблуке. С интересом плыву вверх: короткая юбка в клетку, оголенный подтянутый живот и красная рубашка, завязанная в тугой узел выше пупка. Лицо обладательницы блядского наряда скрыто тенью, но когда девушка делает шаг вперед, я застываю на рыжих волосах, обрамляющих идеально вылепленные черты.

Впадаю в ступор.

Не копия, но общее присутствует. И это нервирует до масштабной аритмии сердца. Тяжело сглатываю и засовываю руки в карманы брюк, подавляя нездоровое желание сбежать в уборную.

– Звезда Хартфорда пожаловала. – Из-за спины девчонки вырастает парень. Нехотя перевожу на него взгляд и, отметив его подбитое лицо, прихожу к выводу, что второй участник смертельного боя и впрямь выглядит лучше моего братца.

– С таким размахом меня еще не встречали. Не вижу красной дорожки, – наигранно озираюсь по сторонам и, усмехнувшись в его недовольную рожу, возвращаюсь к стройному женскому телу, каждым волоском ощущая злость парнишки.

Тот хрустит шеей и глазами режет меня на куски. Неприятное чувство, но мне не впервой. Его застиранная футболка, потертые джинсы и дешевые кроссовки пазлами стыкуются в неблагоприятную картину жизни: нехватка денег, пьющие предки и подружка, виляющая задом в грязной забегаловке.

– Хватит пялиться! – рычит он, а мне плевать. Интерес берет свое.

– Твоя красотка? – киваю на его молчаливую сокамерницу.

– Его сестра, – проясняет ситуацию Реми. – Она вешалась на меня и лезла в драку.

– Че ты несешь? – брызжа слюной, рычит заключенный, и я сильнее стискиваю кулаки в карманах, искренне веря, что на меня не попало ни капли. – Я тебе руки откручу и в глотку запихаю, если еще раз к ней прикоснешься.

– Закройся, Ник! – мгновенно ощетинивается Рем.

– Сам закройся! Смелый, когда брат рядом?!

– Да я и без него тебя неплохо…

– Заткнулись оба! – жестко обрубаю я, схватив за футболку бросившегося к камере Реймонда.

Он назвал его Ник? Спустя пару секунд до меня доходит, кем является второй участник драки. Николас Бейкер – личная персона нон грата для моего брата, а главное – капитан команды трейсеров Хартфорда, в которую в прошлом году вошел Реми. Без понятия, как они уживаются вместе, но не припомню, чтобы братишка отзывался о ком-то также же красноречиво, как об этом агрессивном парнишке.

Ради благополучия всех присутствующих отдаю Реймонду ключи от тачки.

– Иди в машину.

Тот прожигает меня недовольным взглядом, но спорить не решается и, отвесив пару отборных матов, уходит вместе с Томасом. Я очень надеюсь, что служитель закона не забудет на прощание прочитать младшенькому лекцию о нормах поведения. От нотаций у Реми всегда припадочно дергается глаз.

Остаюсь в компании веселой парочки и концентрирую все внимание на рыжуле. Притягательная. Но этот цвет… Мне даже смотреть на него больно.

Не хочу себя мучить. Хочу забить на их проблемы, развернуться и уйти, но в голове совсем не вовремя просыпается голос доктора:

“Вам нужно работать над собственным мышлением, Эван. Начните с малых шагов. Например, посмотрите на изображение человека с рыжими волосами, затем постепенно переходите к общению. Записывайте все свои реакции.”

А что, если попробовать с ней? Идея рождается неожиданно, принимается без особого всплеска восторга и требует срочного анализа.

Приближаюсь к прутьям, не желая представлять, сколько неизвестных рук трогали эти ржавые железяки, и сосредотачиваюсь на возможной кандидатуре своего шаткого плана.

Упираясь плечом в стену, девчонка неподвижно стоит со сложенными на груди руками и с некой насмешкой смотрит на меня в ответ. Не волнуется и в целом не источает никаких признаков беспокойства.

Прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть ее лицо четче. Отличия с моим эталоном красоты незначительны, но они есть. И, к собственному потрясению, я впервые сомневаюсь, кому из них отдать золото.

Потому что незнакомка безупречна. С глубоким оттенком зелени в скошенном кверху разрезе. Словно кошачьем. Такие глаза чаще встречаются у восточных народов. Но эту милашку с чересчур дерзким настроением мне сложно представить в той части света.

“Стоит попробовать, – говорю себе. – Она не из нашего круга, и даже если что-то пронюхает, я быстро смогу закрыть ее говорливый рот”.

Закрепляю эту мысль в избранном и спокойно озвучиваю очевидное:

– Дамам тут не место. Если только ты не нарушила статью 53a-82 Уголовного кодекса штата.

Смотрю на ее понимающую улыбку и невольно задаю себе вопрос: умная или проститутка? Не то чтобы я с предрассудками, но я не особо приветствую губы, обхватывающие член исключительно за купюры.

– А если нарушила, попросишь расценки? – с расстановкой произносит рыжуля, и я не упускаю возможности прощупать тональность. Мелодично тягучая. Сладкая.

Задумчиво склоняю голову к плечу и, еще раз осмотрев вульгарный прикид, ловлю внезапное озарение. Ее наряд очень похож на униформу официанток из бара Max Downtown, в котором мы с Брейденом не были уже несколько месяцев. Догадка приходится мне по вкусу, но я могу ошибаться, потому поддерживаю игру, чтобы узнать развязку.

– Если сама захочешь. Ты захочешь?

Незнакомка отлипает от стены, обхватывает пальцами прутья решетки и, прислонившись лбом к железу, лижет кончиком языка уголок губ. Оставляет на коже влажный блестящий след и смотрит так… томно, с поволокой. Как кретин ведусь, слежу за каждым движением и очень стараюсь не опускать взгляд ниже линии ее подбородка, прекрасно помня безумно аппетитную складочку, соединяющую два эффектных полушария в вырезе рубашки.

– Ариэль! – раздраженно одергивает сестру Ник.

Ариэль. Смакую красивое имя и еще больше хочу познакомиться с ней поближе. Пусть даже за деньги. Но кажется, что-то идет не по плану, потому что все признаки флирта на ее лице стирает глумливая ухмылка.

– В другой жизни. Хотя, – манерно растягивает гласные, – даже там нет.

Приподнимаю бровь, пребывая в легком замешательстве из-за смены чужого настроения. Месячные? Или просто стерва?

– И в чем причина столь категоричного отказа?