Перебежав проспект в неположенном месте, мы вошли в здание бизнес-центра. Поднялись на последний этаж и оказались в ресторане, расположенном на крыше.

Панфилов нас уже ждал за столиком на самом краю. Мне его выбор понравился – отсюда открывался самый лучший вид на набережную и стрелку Васильевского острова. А все столики по соседству были свободны, и можно было говорить без обиняков.

Заприметив нашу троицу, Игорь поднялся. По случаю жары он был одет в светлый костюм, но от пиджака и галстука отказаться себе не позволил. Темные, слегка вьющиеся волосы были идеально подстрижены. Каждое движение привычно спокойно и выверено. Никакой суеты, безукоризненные манеры.

Ходили слухи, он происходил из древнего дворянского рода. И, надо признать, при одном взгляде на него как-то сразу верилось, что это так.

Мужчины пожали друг другу руки. Я кивнула, машинально отметила приятный аромат, исходивший от собеседника. У супруги Панфилова отличный вкус.

Трофимов представил Степана. Между собой же мужчины уже были знакомы. И когда только Трофимов, лишь недавно вернувшийся в родной город, все успевает?

– Давно не виделись, – ожидая, когда официант подаст кофе, сказал Игорь. Я согласилась.

– Давно.

В другой жизни, если быть точной.

Два года назад, а именно тогда наши пути пересеклись последний раз, моя жизнь мало напоминала теперешнюю. Тогда мой мир походил на дивный сон.

Сон, который не может длиться вечно.

А Игорь был хмельным от счастья новобрачным. Он женился на женщине, с которой (очередная проказа судьбы) его познакомила я.

– Зачем ты собрал нас?

– Сразу в бой. Беспощадна и бескомпромиссна. К себе и к другим. Как и всегда.

– Не потому ли ты попросил Бергмана прислать именно меня?

Это была всего лишь догадка. Но Игорь нервно передернул плечами и на долю секунды отвел глаза. И стало понятно, что я не ошиблась.

– Я знаю, что вы трое работаете над делом антиквара…

– Лично я ни над каким делом не работаю.

Ничуть не растерявшись, Игорь зашел с другой стороны:

– По весне в собственном доме был застрелен некий господин Мирошник. Известный в городе ростовщик…

Я кивнула. И посмотрела на Трофимова. Безмятежен и спокоен. Даже как-то завидно.

– Мой источник уверяет, Бергман поручил тебе найти ожерелье, которое было украдено из сейфа усопшего.

– Источник не врет. Ожерелье найдено и возвращено хозяину.

– Это не совсем так, – вкрадчиво сказал Игорь. И стало ясно, мы перешли к самому главному. – Достопочтенный представитель рыбной промышленности, полюбивший на седьмом десятке юную деву, не является хозяином ожерелья. Он купил его на черном рынке. А до этого… оно принадлежало семье Никитиных. Если быть точнее, Слава купил его в подарок на помолвку младшей дочери.

По спине пробежал холодок. Игорь же продолжал обманчиво спокойно:

– Колье было утеряно. Все считали, что оно было уничтожено в ночь пожара. Но внезапно оно появилось вновь. И сразу после этого ростовщик, продавший его, был застрелен.

Я призадумалась. В этих простых коротких фразах было слишком много всего. И больше всего боли, от которой не было ни спасения, ни исцеления.

Я посмотрела в глаза Игоря и спросила прямо:

– Ты уверен, что хочешь ворошить прошлое? Многие знания – многие печали.

Игорь горько усмехнулся. Покачал головой.

– Шутка судьбы – о печалях и знаниях говоришь мне ты.

– И о чем говорю, знаю.

Панфилов перевел взгляд на набережную. Никто не торопил его, давая возможность все еще раз обдумать. Но от принятого решения он не отступил.

– Неведение уничтожает не хуже правды. Я вижу, как яд сомнений день за днем убивает мою жену. Я надеялся, что она справится. И она отчаянно делает вид, что ей это удается. Но это не так… Если мы не узнаем, что произошло той ночью – никому не будет покоя. Все мы застрянем в прошлом без всякого шанса на спасение.

– Воля твоя. Но дороги назад не будет. Ты должен это понимать.

Трофимов бросил на меня быстрый странный взгляд. Игорь вновь горько усмехнулся:

– Пока не покончу с прошлым, никакого будущего для нас с Юлькой не будет. Так что я рискну. А ты мне поможешь. Точнее, вы оба.

Оказавшись на солнцепеке, я даже не успела собраться с мыслями, как объявился Бергман. Точнее, не он, а Грета.

Без смущения подслушивавший мой разговор Степан поинтересовался, едва я повесила трубку:

– Вы теперь через секретаря общаетесь?

– Согласно высокому статусу работодателя.

– Круто… Может, и мне секретаря завести?

– Заведи, – кивнул Трофимов. – Зарплату платить из своего кармана будешь.

– Не, тогда я лучше как-нибудь сам.

Вновь нарушив правила дорожного движения, мы вернулись к своим машинам. Но едва я села за руль, как Трофимов плюхнулся на соседнее кресло.

– Ничего не напутал?

– Вовсе нет, – лучезарно улыбнулся он. – Или ты забыла, что господин Панфилов ждет от нас плодотворной совместной работы?

– С каких пор он для тебя господин?

– Вот уже десять минут как.

Я закатила глаза к потолку, демонстрируя свое отношение к услышанной глупости. А Иван заботливо посоветовал:

– Не зли Витеньку, трогайся уже.

Прекрасно понимая, что так просто от нежданного соратника мне не отделаться, я покорно взяла курс на Невский.

В ателье, где сейчас пребывал Бергман, никого с улицы не пускали. И не с улицы тоже. Попасть сюда могли лишь избранные представители отечественной элиты, способные оценить изысканные костюмы группки итальянских портных (или хотя бы оплатить их). Нашу тройку тоже, пожалуй, не пустили бы за порог. Но Сашка, водитель Бергмана, коротавший время в машине, демонстративно вышел навстречу. И наблюдавший за обменом приветствиями привратник тут же отворил дверь.

В ателье пахло сигарами, кофе и большими деньгами. Персонал из зала в зал перемещался абсолютно бесшумно и был чрезвычайно услужлив и ненавязчив одновременно.

Высокий шатен с небольшим акцентом поспешил нам навстречу. Заверил в своем несказанном счастье от лицезрения наших персон и повел сквозь залы вглубь ателье.

В просторной комнате подле огромного трехстворчатого зеркала в деревянной раме замер Бергман. Стоял он неподвижно, ибо сразу двое портных колдовали над его костюмом, представлявшим в настоящее время множество лоскутов, скрепленных нитками и булавками.

Рядышком с любимым порхала вдохновленная примеркой костюма Стефания.

Взглянув сквозь зеркало, Виктор заметно поморщился. Кто ему больше досаждал – я или Трофимов со Степаном, было не ясно. Но, что настроение мы подпортили, было очевидно.

Стефания же как будто произошедших перемен не заметила. Порхая словно птичка, перезнакомилась с мужчинами, поведала о подготовке к свадьбе и даже прочитала краткую лекцию о тонкостях мужского костюма.

Когда оркестр играет, зритель молчит – истина, о которой я не забывала. Потому речам невесты не мешала.

Подле стены стояли диван и несколько кресел из темно-зеленой кожи. На журнальном столике какие-то брошюрки и журналы, фрукты и вода. Выбрав кресло в уголке, я замерла, наслаждаясь прохладой. Взгляд упал на выпавшую из чьего-то кармана монетку в один евро.

Пропустив ее между пальцев, я призадумалась. И воспоминания тут же отбросили меня на четыре года назад.

В то время я покончила с одним не слишком приятным дельцем и возвращалась домой. Виктор был в командировке, и спешить мне было некуда. Однако зима стояла хоть и бесснежная, но холодная. А часы показывали начало второго ночи. Потому я спешила и думала лишь о том, как быстрее добраться до брошенной в переулке машины.

Один проходной двор сменял другой. Окна квартир в массе своей не горели, уличные фонари внутренних дворов тоже были редки. Но я знала все эти закоулки наизусть и без труда передвигалась во мгле дворов-колодцев и полусвете подворотен.

Когда до финиша осталось всего несколько метров, а в высокой арке показались огни переулка и силуэт моей машины, я услышала, как с грохотом хлопнула железная дверь одного из подъездов, выходящих во двор.

Тут же, фактически рухнув на меня, появилась девушка. Инстинктивно подхватив падающую девицу, я неприлично выругалась.

И было отчего.

Тусклый свет фонаря на мгновение осветил ее лицо. Оно было сплошь залито кровью. И разбитыми губами она смогла лишь прошептать:

– Помоги…

В этот миг дверь подъезда вновь распахнулась. Показался удалой здоровячок. Заприметив рядом со своей добычей постороннего, он напрягся. Но тут же расслабился и даже развеселился, осознав, что на его пути появилась еще одна женщина.

Бережно опустив незнакомку на покрытый инеем асфальт, я шагнула вперед.

– Шла бы ты отсель, пока я добрый, – пакостно разулыбался здоровячок. – Иначе и тебя не пожалею.

– Ладно, – легко согласилась я. – Жалеть никого не будем.

Он радостно осклабился, предвкушая новую забаву. Я же, сделав еще шаг, выкинула вперед руку. Еще два удара – и он, как его жертва, оказался без движения на асфальте.

Вернувшись к девушке, я перекинула ее руку через свои плечи и сказала:

– Тебе придется мне помочь.

Она попыталась что-то сказать, но разбитые губы не слушались. И все же она была умницей и очень старалась быть полезной, пока мы ковыляли к моей машине.

Определив ее на переднее пассажирское сиденье, я сорвалась с места. Убедившись, что никто за нами не следует, спросила:

– Куда тебя отвезти?

Все ее лицо было залито кровью, и золотисто-каштановые локоны растрепались и слиплись. Но взгляд медовых глаз был ясен, хоть и затуманен болью.

Она попыталась что-то сказать, но с губ слетел лишь неразборчивый хрип. Вдруг выражение ее глаз изменилось. Сообразив, чем вызван ее ужас, я сказала:

– Не бойся. Я не причиню тебе вреда.

И поправила полу распахнувшейся куртки, за которой показались наплечная кобура и мирно дремавший в ней пистолет.

– Куда…

Чертыхнувшись, я резко остановилась прямиком посреди дороги. Проверила пульс. Выдохнула с облегчением. Девица была жива, хоть и потеряла сознание.

Выбор был невелик. Пух или фонд. Пух недавно закрутил роман с медсестричкой и в сей поздний час вполне мог быть занят.

Оставался фонд. Туда я и направилась, не забыв позвонить по пути коллегам мамы, которые несли свою вахту на ниве попавших в беду круглые сутки.

По пути девушка так и не очнулась. Зато в фонде нас уже ждали. Бережно перенеся ее в медкабинет, принялись оказывать помощь.

Я же переместилась в кабинет к маме. Налила себе чашечку латте и открыла плитку шоколада. Мне бы следовало вернуться домой. Но что-то держало меня здесь.

За свою жизнь я видела множество израненных людей. Одни заслужили то, что с ними случилось, другие – нет. Последних всегда было больше и с этим ничего было не поделать.

Но людей со столь светлым взглядом я практически не встречала. Оттого, должно быть, я продолжала ждать, коротая ночь в мамином кресле.

Когда же девушку перевели в номер (в фонде комнаты для постояльцев были сродни номерам отелей), я вновь почувствовала себя свободной. И со спокойной душой поехала на Крестовский остров, домой.

После полудня следующего дня мне позвонила мама:

– Твоя барышня пришла в себя.

– Она не моя.

– Теперь твоя. Приезжай навестить.

Мама и не подумала бы настаивать, если бы я отказалась. И в любой другой ситуации я бы и с места не сдвинулась. Но в этот раз что-то не давало мне покоя. Тут еще вспомнилось, что Виктор прилетит только к вечеру, а значит, ближайшие часы мне совершенно нечем заняться… И неожиданно для самой себя я сказала:

– Ладно. Сейчас приеду.

А не прошло и часа, как я вошла в ее номер. Села в мягкое кресло напротив постели и сказала:

– Привет.