В то время я впервые свела знакомство с бессонницей. Она была мне верна. И приходила каждую, каждую ночь… До тех пор, пока я не нашла занятие поинтереснее, вспомнив, как однажды наблюдала за состязанием, в котором участвовал Американец. Пойти по стопам старшего брата показалось мне отличным решением.

Но Бергман так не считал. Он был достаточно мудр и не спорил со мной в открытую. Однако, как только мы стали близки, взял с меня, засыпающей на его плече, слово, что в гонках я больше участвовать не стану.

Слово свое я держала. Пока была с ним. Ну а после подобная мелочь уже не казалась чем-то существенным. Ведь мы разошлись, и интересоваться тем, как каждый из нас проводит ночи, стало неприличным.

И так, коротая очередную ночь в компании бессонницы, я вспомнила о былом. Кажется, тогда в меня и правда вселился черт…

В ту пору я едва выписалась из больницы, в которую угодила, поймав пулю в живот. С того света меня вытащили. Но, видимо, что-то важное я все же оставила там…

Меня не отпускала мысль о боевом товарище, сложившим голову зазря. И обещании, которое он взял с меня.

Я обещала позаботиться о его сыне. И через фонд оформила все необходимые бумаги, обеспечив вдове и мальчишке комфортную жизнь.

Но этого не казалось достаточным. Деньги – это всего лишь деньги. Они не помогут воскресить мертвых. Они не спасут от предательства. И не вернут любимого.

Стоило мне закрыть глаза, как видела вдову и мальчишку, содрогающихся на кладбищенском ветру. Все это было слишком хорошо знакомо. Бередило старые раны. Сводило с ума.

Если же я не думала о них, то вспоминала Бергмана. Наш разговор в лесном домике и шум сосен.

И, словно пытаясь покончить с этим страшным наваждением, я действительно слетела с катушек той ночью.

Раскидав обувные коробки в гардеробной, я выбрала самую большую. Поставила ее на обеденный стол и позвонила Ленину.

Ночь за ночью, словно укротитель тигров, я выходила на арену, пытаясь совладать с самой собой. Совладать или погибнуть.

Я бы солгала, если бы сказала, что желала победы.

Но к рассвету я каждый раз возвращалась домой невредимой. Складывала в обувную коробку очередную кипу денег, брала с полки томик Гумилева и заставляла себя читать стихи, которые и так знала наизусть.

Когда же коробка оказалась полна, я оставила ее у порога вдовы. Долго бесцельно бродила по промозглым улицам, пытаясь придумать, что делать дальше. Я знала, пора остановиться. Но не видела ни единой причины для этого.

Все решилось само собой. Бессонница покинула меня. А в душе пробудилось давно забытое темное пламя, странная сила…

Я еще не понимала произошедших во мне перемен. Но гонки со смертью перестали мне быть интересными.

– Кайф! – проурчал Ленин и откинулся на спинку кресла.

Слопав разом два огромных гамбургера, он открыл очередную банку ледяного пива и счастливо улыбнулся.

Но тут же хитро прищурился и спросил:

– Во что играешь?

– В прятки.

– Водишь?

– Самой собой.

– А он? – Ленин кивнул на Ивана.

– У нас дуэт.

– Интересненько.

Достав из сумочки мобильный, я сбросила Ленину фото. Пошкрябав стильно подстриженную бородку, он сказал, разглядывая изображение:

– Давненько я этого гуся не видел. Уж года два как…

– Три.

– Вполне может быть. Напомни имечко?

– Александр Ястребов.

– Точно-точно, – хихикнул Ленин. – Стервятников ему бы больше подошло.

Продолжая разглядывать физиономию красавца-блондина, он сказал в раздумии:

– Была там история… поганенькая. Парниша наркотой приторговывал. По мелочи, но на красивую жизнь хватало. В игре ему не особо везло, но долги гасил вовремя. Но однажды что-то пошло не так. Искали его многие, а нашли ли…

– Вполне вероятно, что нет.

– Вероятно, но не точно?

– По весне в лесах кого только не находят.

– То бишь ищем и среди живых, и среди мертвых?

– Зришь в корень.

– С мертвяками я не очень.

– С ними я и сама разберусь. А тебя, друг мой, прошу присмотреться к игрокам. В свое время господин хороший очень уж уважал веселые затеи. Особенно те, где кровь ручьем.

– Чужая, разумеется?

– Разумеется.

– Бои и собачки?

– Включая, но не ограничиваясь.

– Ищем только в нашем граде?

– Зачем же себя сдерживать?

– И то верно, – широко улыбнулся дедуля. – Копать, так копать.

– Так может статься, что парниша понадобился не только мне. Об этом тоже было бы хорошо знать.

– Заметано.

Я пристально посмотрела на Ильича и попросила:

– Без затей, ладно?

– Жадина. Вечно все самое интересное для себя оставляешь.

– Вину свою признаю. Обещаю искупить. Чего желаешь?

Ленин хитро прищурился, прицениваясь, и сказал неожиданно:

– Попроси свою маму пирог с вишней испечь. Или с карамельными яблоками. Такие вкусные только она умеет.

– Договорились, – не сдержала улыбку я. – В среду у Пуха выходной, приезжай на дачу.

Простившись с Лениным, я понеслась вниз по лестнице, обдумывая следующий шаг. Неожиданно он окликнул меня. Обернувшись, я посмотрела в его зеленоватые глаза. В них не было ни намека на озорство. И он сказал просто и отчего-то особенно значимо:

– Я рад, что ты вернулась.

Я замерла на секунду растерявшись. Пожалуй, мой старый добрый друг прав. Я и правда вернулась. Потерялась и нашлась.

Кивнув, я тепло ему улыбнулась и заспешила дальше.

Оказавшись в салоне машины, Трофимов, доселе демонстрировавший чудеса терпения и невозмутимости, сказал:

– С нетерпением жду подробностей.

– Четыре года назад у Юльки случился неудачный роман. Первая любовь и прочий бред.

– Роль Ромео исполнял некий Александр Ястребов?

– В точку.

– И что пошло не так?

– Влюбленные познакомились на каком-то празднике. Дальше были цветы, конфеты и обещания. Но не прошло и полгода, как парень прокололся. Юлька прознала про его делишки с наркотой. За что и была наказана.

– Сильно?

– Бывает и хуже.

– Милому обиды не простила и вмешался папочка?

– Папочка до сих пор не в курсе приключений старшей доченьки.

– И кто же тогда все разрулил? – усмехнулся Трофимов. Я проигнорировала его вопрос.

– Экс-влюбленные разошлись как в море корабли. Еще через год Юлька повстречала Панфилова.

– И на горизонте вдруг возник призрак неудачного романа?

– И снова угадал.

– Девица бросилась на шею к новому воздыхателю?

– Насколько знаю, такого не было. Господин Панфилов довольно долго вызнавал, что же тогда произошло. И вряд ли узнал бы, если бы Ястребов вновь не решил потренировать удар на девице-красавице.

– После этого и начались его неприятности?

– Наркоторговля – бизнес рисковый.

– Пришлось спешно покидать город?

– Уверена, что он попытался это сделать. А преуспел ли – вопрос большой.

– Но ты считаешь, что парниша мог затаить обиду и, выждав время… Не вяжется.

– Да, на этом моя фантазия тоже дальше не идет. Гибель младшей сестры Юльки ни на что не похожа. Но раз иных идей пока нет…

– Начнем с поисков давних врагов.

– Именно так.

– Сдается мне, у Игоря их куда больше, чем у его женушки.

– Спору нет. Но кто из них стал бы так мудрить? Пуля в лоб – и все дела.

– То есть ты считаешь, девчонка не совершала самоубийство?

– Именно это нам и предстоит выяснить первым делом.

Выбрав в качестве штаба мою квартиру, мы обосновались на террасе. Последующие несколько часов пролетели быстро, но безрезультатно.

Изучив материалы дел, копии, которых были сняты людьми Шафирова, мы не получили ни единой зацепки.

Убийство ростовщика имело все шансы навсегда осесть на пыльной полке в статусе «глухаря». Любитель ценностей, не брезговавший в своем деле ничем и никем, был застрелен в собственном доме. Следов борьбы или насилия обнаружено не было. Как и взлома. Что наталкивало на очевидную мысль о том, что убийцу он впустил в свое логово самостоятельно, хорошо его зная и не ожидая подвоха.

Убиенного обнаружила приходящая домработница несколько дней спустя, она же и вызвала полицию.

Причин для расправы следаки не искали, все списали на ограбление. Оно и понятно, раз сейфы, находящиеся в жилище, были опустошены все как один.

Однако, разыскивая пропавшее ожерелье, я имела возможность пообщаться с воришками. Те, в свою очередь, клялись и божились, что ростовщика не убивали, хоть и обчистили.

Впрочем, слову домушника особой веры нет. А, учитывая ценность сокровищницы, вполне могли дяденьку и свинцом угостить.

Если же они были честны, то… других подозреваемых нет. Точнее, их слишком много, что ничуть не легче.

Смерть младшей сестры Юльки интереса у правоохранительных органов не вызвала. Все материалы уместились в тощую папочку. А все расследование свелось к банальному «неосторожное обращение с огнем».

Верила ли ее семья, что гибель юной художницы – несчастный случай? Вероятно.

Во всяком случае, до минувшей весны никто не оспаривал выводы следствия.

– Она действительно была не в себе? – спросил Иван, машинально вертя в руках исписанный мелким почерком лист протокола.

Дело об убийстве ростовщика он просмотрел по касательной, и это наводило на мысль, что изучил он его множество раз и успел запомнить наизусть.

Трагедия же Юлькиной семьи стала для него откровением. И, похоже, оставила множество вопросов.

– Мы виделись всего несколько раз, да и то мельком. Но ничего странного я не заметила.

– Ходят слухи, что в их семье…

– Дурная наследственность?

– Она самая.

Я пожала плечами:

– У кого ее нет?

Иван усмехнулся. Оба мы отлично понимали, что «хорошо» и «плохо» у всех разное. И нельзя судить о том, чего не прожил сам.

Бросив взгляд на часы, я сказала:

– Юлька приедет с минуты на минуту.

Трофимов кивнул и поднялся. Оказавшись на лестнице, сказал:

– Позвони, когда уедет.

Я выразительно фыркнула. Проводить с ним ночи напролет я вовсе не собиралась. Но ему, похоже, до этого и дела не было.

Однако не успела я толком задуматься о том, чем мне грозит столь частое общение с Трофимовым, как появилась Юля.

Выйдя из лифта, она широко улыбнулась. Но, поймав мой взгляд, тут же сникла. А улыбка так и замерла на ее губах.

Похоже, за последние месяцы, отчаянно пытаясь поддержать и подбодрить родных, она так привыкла лгать, что теперь попросту не могла снять маску.

Посторонившись, я сказала:

– Проходи.

Пока я готовила чай с листьями черной смородины, привезенными с дачи, Юлька терпеливо ждала меня на террасе. Жадно вдыхала посвежевший вечерний воздух, но не находила покоя.

Опустившись в кресло напротив, она нервно убрала золотисто-каштановые волосы за уши. Взгляд ее медовых глаз не был виден за дрожавшими длинными ресницами.

– Послушай, – мягко сказала я. – Здесь тебе не нужно держать оборону. И подбирать слова тоже не нужно.

Она робко взглянула на меня, но тут же вновь спрятала взгляд. Сжала тонкие пальцы в кулаки.

– В комнате напротив висит боксерская груша. Отличная звукоизоляция позволяет мне пинать ее изо дня в день, не сводя с ума соседей. Попробуй, быть может тебе понравится. А я подожду тебя здесь.

Юлька измученно улыбнулась, сказала тихо, уже не пряча глаз:

– Ты совершенно не умеешь утешать.

– Я и не пыталась. Утешение – это не мое. Морды бить мне лучше удается.

Она откинулась на спинку кресла и сказала устало и тихо:

– Ты всегда говоришь какие-то глупости и даже не думаешь, что кто-то может в них поверить.

– Пусть верят, мне не важно.

– Все так, – задумчиво произнесла она. – Все действительно так. Те, кто верит в подобное, совершенно неважны. Те, кто не способны увидеть нас настоящих, не заслуживают права быть в наших жизнях.