Ветер был попутный. Я даже толком обсохнуть не успел, когда в свете огней стали проступать очертания берега: деревянная пристань, дома, сараи, лежащие на берегу лодки и развешанные на просушку сети. Желтоватый свет фонаря освещал пристань и стоявшего на ней долговязого мужчину в черном плаще. Заслышав скрип снастей в темноте, мужчина поднял голову.

– Ну наконец-то! – воскликнул он. – Где вы так задержались?!

– В пути, – коротко отозвался с кормы ворчливый Сатирос.

Тот, что сидел на носу, перебросил мужчине на пристани веревку. Он поймал ее на лету и быстро пришвартовал лодку. Ворчливый Сатирос помог мне выбраться на пристань.

– А это еще кто? – спросил мужчина на пристани.

– Да так, подобрали попутчика по дороге, – проворчал Сатирос.

В ответ раздался короткий смешок.

– Пойдем в дом, – сказал мне Сатирос. – Обсохнешь нормально, да и одежку тебе найдем.

Дом стоял прямо напротив пристани. На пороге нас встретила высокая женщина в цветастом платье.

– Сегодняшний улов, да? – произнесла она тем же ворчливым тоном, что и у Сатироса. – Ну, этот хотя бы живой. Проходите, я сейчас чаю заварю.

Внутри дом весьма походил на таверну. Весь первый этаж был одним помещением, и большую его часть занимал здоровенный стол. Его столешница изгибалась наподобие подковы, и за ней, старательно уплотнившись, разместилось бы с полсотни человек. Вокруг стола и вдоль стен выстроились скамьи. В углу, отгородившись стойкой, обосновалась кухня. В очаге горел огонь. Над ним на крюке висел закопченный чайник.

– А что значит: хотя бы живой? – спросил я. – Были и мертвые?

– Случалось, – ответил Сатирос. – Даже чаще живых. Но не оставлять же их в море. Не по-людски это.

При свете я, наконец, смог разглядеть его. На вид он был далеко не молод, да и его помятый костюм с аккуратными заплатками на локтях явно был пошит еще в прошлом веке. Порывшись в шкафу, Сатирос выдал мне куртку из парусины с обрезанными по локоть рукавами и стоптанные каламаны. Последние – это что-то вроде наших лаптей, только из кожи. На европейских югах их носили рыбаки и крестьяне.

– Можешь не возвращать, – проворчал Сатирос так, что за этими словами отчетливо слышалось: "и вообще век бы тебя здесь не видел".

Однако и уйти сразу у меня не получилось. Закипел чайник. Женщина побросала в жестяные кружки какие-то травки, мало похожие на чайный лист, и залила их кипятком.

– Садитесь к столу, – откомандовала она обоим. – Это вас быстро согреет.

Аромат из кружек поднимался просто божественный, хотя и совершенно непохожий на чайный. Вот вкус вполне соответствовал, причем соответствовал приличным сортам, а не той пересушенной траве, что зачастую подают в придорожных трактирах. Женщина, сидя напротив, пристально меня разглядывала.

– Что-то не так? – спросил я.

– Да у нас сегодня весь день не так, – проворчал Сатирос. – Почему ты должен быть исключением?

– В городе, говорят, убили немецкого инженера, – неспешно произнесла женщина.

– Ну, тут уж я точно не при чем, – с легкой улыбкой сказал я.

– Да, наверное, – так же неспешно ответила женщина. – Но полиция ищет человека, который очень похож на вас. Его зовут Моравский. Слышали о таком?

Вот тебе раз! Вряд ли у меня в Болгарии нашелся однофамилец, да еще и по описанию похожий на меня. Эх, дернул же меня бес назвать Сатиросу свою фамилию. Впрочем, интуиция мне подсказывала, что юлить под пристальным взглядом этой женщины всё равно не стоило.

– Это моя фамилия, – признал я. – Но даю вам слово, что я никого не убивал.

Сатирос проворчал что-то себе под нос.

– Нам тот немец – никто, нам ваше слово без надобности, – сказала женщина. – Приберегите его для полиции. Авось поможет.

– Только не здесь, – тотчас встрял Сатирос. – Вот что! Допивай-ка, и пойдем.

Я сделал большой глоток и поднялся из-за стола. Сатирос зажег лампу и кивком предложил мне следовать за ним. Мы вышли из дома. На пристани всё еще разгружали лодку, и уж точно в тех ящиках была не рыба. Впрочем, мне эти Сатиросы показались людьми спокойными и рассудительными, так что вряд ли они были местными революционерами. Скорее всего, обычные контрабандисты.

– Идем, идем, – проворчал Сатирос. – Нечего тут смотреть.

Мы направились в другую сторону. Широкая тропинка вывела нас через заросли на проселочную дорогу. Там Сатирос остановился.

– В общем, так, – строго сказал он. – Мы тебя не видели, и ты нас не видел. Течение вынесло бы тебя вон на тот мыс, – он указал рукой на темную громаду дальше по берегу, и проворчал. – Оно бы управилось к полудню, но полиции до таких тонкостей дела нет.

– Значит, туда я и выплыл, – ответил я. – А с усталости ничего не разглядел.

Сатирос покивал, мол, сойдет, и продолжил:

– Вон там Варна, – он махнул рукой налево. – А вон там твоя Россия, – он указал направо. – Дорога у тебя прямо под ногами.

Сказав это, Сатирос повернулся и ушел.

Глава 3

До Варны я добрался, когда уже начало светать. Одежда высохла. Соль оставила на ней белесые разводы. Надо было бы сдать ее в стирку, но пока не на что, да и, по правде говоря, пока что так было лучше. Сейчас я больше походил на простого бродягу, чем на того приличного молодого человека, каким въехал в город пару дней назад.

Окраины города просыпались. Горожане шли на работу, и многие выглядели не лучше меня. Хмурые, уже с утра помятые и заранее уставшие, они в предрассветных сумерках сливались в единую угрюмую массу. Тот самый пролетариат, который мечтали разбудить наши социалисты, совершенно не представляя, с какой невероятной силой они вздумали играться. Это только в песне красиво звучит, как "весь мир насилья мы разрушим!" А попробуйте объяснить этим крепким ребятам, что "наш и новый" мир строить тоже им, причем сверхурочно и без оплаты, и я не поставлю выигранную у Гурова фигурку на целость ваших костей.

Фигурку я, кстати, сохранил. Случайно, по правде говоря. Собирая вещи в гостинице, я пихнул ее в карман брюк, планируя потом переложить в саквояж, но забыл. Так она в кармане и завалялась. Я вытащил серебряную девицу и она, казалось, подмигнула мне в отсвете фонаря. Мол, не робей, сыщик. Прорвемся!

– Постараюсь, – прошептал я, и спрятал фигурку обратно.

Затем поднял воротник повыше, втянул голову в плечи и привычно влился в общий поток. Я и сам вырос на рабочей окраине, а они, по большому счету, повсюду одинаковы. Вот деревни в разных странах различаются. Дворцы, поместья и церкви – заметно различаются. Особенно азиатские. А вот фабрики и рабочие кварталы при них – безлики. Социалисты, правда, говорят, будто бы это не безликость, а наоборот, лик единого на всех грядущего, где не будет границ и стран. Не знаю. На мой взгляд, не самый привлекательный лик. Но что-то я расфилософствовался. Надо бы лучше позаботиться о насущном.

Дорогу спросить я не рискнул, поэтому пришлось побродить по городу, покуда не нашел русское консульство. Точнее говоря, вице-консульство, как гласила надпись на табличке. Это чуть пониже статусом. Ну да мне сейчас сойдет любое. Здание окружала кованная ограда с калиткой. В отличие от посольства, у нее не стоял местный полицейский. Для меня это был большой плюс. Калитка оказалась не заперта. Я открыл ее и прошел по мощеной дорожке к крыльцу.

Справа от двери висела та самая табличка, а прямо под ней размещался дверной звонок. Слава Богу, кнопочный. У нашего клиента в Константинополе у двери была специальная ручка, которую надо было покрутить, чтобы внутри раздался звонок. Вроде бы мелочь, но меня она почему-то нещадно раздражала. А здесь просто подошел и нажал пальцем на кнопку.

Звонка я не услышал, но дверь приоткрылась почти тотчас же. Из-за нее выглянул худощавый молодой человек в сером костюме. Думаю, он был моего роста, но так изогнулся, что казался на полголовы ниже. С его светлыми кудрями и веснушками этот молодой человек сразу напомнил мне персонажа народных сказок. Я бы нисколько не удивился, если бы он представился каким-нибудь Иванушкой или Емелей, однако он лишь хмуро буркнул что-то себе под нос. Думаю, в переводе с болгарского это значило бы примерно:

– Чего надо?

Что и говорить, выглядел я не представительно.

– Я – российский гражданин, – сообщил я. – Будьте любезны доложить обо мне консулу.

– И как о вас доложить? – проворчал он уже по-русски.

Мгновение подумав, я всё же назвался своим настоящим именем.

– Моравский Феликс Викторович, частный сыщик из Петербурга.

– Ох ты ж кошки-матрешки! – отозвался "Емеля", начав свою фразу еще где-то между моим именем и отчеством.

Да уж, дурные новости разносятся быстро. Однако дверь перед носом не захлопнул, и на том спасибо. Напротив, отступив назад, "Емеля" быстро мотнул головой. Мол, заходи скорее. Я не заставил себя уговаривать.

– Обождите здесь, – велел "Емеля", и быстро ушел.

Просторный "Г-образный" холл, похоже, служил и прихожей, и приемной. В перекладине "Г" располагались дверь с вешалкой, а за поворотом я увидел массивный письменный стол, который словно шлагбаум перегораживал почти весь проход. Позади него лестница вела на второй этаж. На столе лежали бумаги. Самая верхняя бумага выглядела как объявление о розыске. Текст я не разобрал, но с портрета на меня хмуро смотрела моя физиономия.

Это был карандашный рисунок, но получилось чертовски узнаваемо. Художник мастерски подчеркнул нужное, сделав акцент на характерных чертах. Даже легко наметил шрам у левого виска, хотя тот уже почти не виден. Вот ведь японский городовой! Этот художник, кем бы он ни был, должен был хорошо меня рассмотреть. Он точно работал не по словесному портрету. Я кое-что понимал в этом. Наше агентство занималось поиском пропавших произведений искусства, так что глаз был, что называется, намётан и основные правила игры я знал.

Наверху громко хлопнула дверь. Я поднял голову. Вниз по лестнице сбежал консул. Он, как и положено консулу, был в строгом костюме и при галстуке, а вот выражение лица не очень-то соответствовало образу "представитель великой державы спешит на помощь земляку". "Емеля" поспешал следом, отставая на пару шагов.

– Это вы? – недовольно бросил консул, сходя с лестницы в приемную. – Зачем вы здесь?!

Должно быть, это вместо "здравствуйте". Ну хоть не "до свидания".

– Мне нужна помощь, Георгий Григорьевич, – сказал я, постаравшись, чтобы мой голос звучал спокойно и вежливо. – Меня ограбили и еще говорят, будто бы на меня хотят повесить какое-то убийство.

– Не хотят, а уже повесили, – резко ответил консул.

Взгляд его при этом непроизвольно метнулся к окну, словно консул хотел убедиться – не подглядывает ли кто, как он тут с убийцей беседует. Окно в приемной было большое, но сейчас зеленоватые шторы на нем были плотно задернуты. Я развел руками, и заверил его, что никого не убивал.

– И тем не менее, труп этого немца нашли в вашем номере, – сказал консул. – И полиция разыскивает именно вас. Вот, полюбуйтесь!

Он указал пальцем на объявление. Я взял его в руки. Текст, по всей видимости, был на болгарском, так что прочитать я его всё равно не мог, но выгадал несколько секунд подумать. Всё это время консул сверлил меня строгим взглядом.

– Значит, тело нашли в моем номере в гостинице? – переспросил я, одновременно прокручивая в памяти соседей по гостинице.

Наверное, парочка из них сошла бы навскидку за немцев, но судить исключительно по внешности – дело неблагодарное.

– Именно так! – сказал посол. – Уж не знаю, что вы не поделили, но вы могли хотя бы спрятать тело. У нас, знаете ли, и без вас забот полон рот, а тут еще и это!