Дело теневого сыска (страница 7)
Собаки несли быстро, подскакивая на снежных ухабах и виляя среди деревьев. Ничего даже отдаленно похожего на дорогу здесь, конечно же, не было, только узкая полоса протоптанного пути петляла впереди. Камчатская тайга разрасталась во всю ширь и вскоре уже обступала путников со всех сторон. Полозья нарт чуть заметно отливали холодным голубым светом, оставляя за собой быстро исчезающий след. Они скользили легко и быстро, не проваливаясь и не застревая в сугробах, словно едва касались плотного снежного покрова. Деревья в тайге росли густо, но не слишком плотно, позволяя нартам лавировать между высокими стволами. Заснеженные тяжелые ветви свисали низко, стряхивая снежную пыль от поднимаемого упряжками ветра.
В лесу стояла тишина, только тяжелое дыхание собак и покрикивания каюров разбивали ее. Никакой живности, никаких следов, словно все вокруг давно уже умерло. По словам проводников, эти леса буквально кишели медведями. Летом, и уж тем более весной, сюда без хорошего ружья и должной подготовки можно было даже не соваться. Огромный бурый зверь был выше и крупнее своих собратьев из империи и после зимней спячки мог загрызть любую подвернувшуюся под лапу живность. Но сейчас каюров волновало другое – волки. Худые и оголодавшие, они частенько нападали на путников и сжирали как собак, так и людей. Озверевшие и яростные, будто подпитанные чьей-то злобной силой, они рвали плоть и вгрызались в теплые внутренности… Так, по крайней мере, рассказывали каюры. Сколько из того было правдой, Евгения не знала, да и за весь день пути не заметила ни одного волчьего следа. Были заячьи, лисьи и, кажется, даже оленьи, но вот волчьих видно не было. И все-таки она держалась настороже, укладывая поближе к себе и нож, и выданное ей охотничье ружье. Про спрятанный в кармане револьвер она предпочла умолчать.
Они двигались с небольшими остановками, давая собакам отдышаться, а людям размять ноги. Разговаривали мало и коротко, обмениваясь лишь пустыми дежурными фразами, но вот когда наступил вечер и палатки наконец были установлены, беседа завязалась сама собой.
Жестяная кружка уютно грела руки сквозь варежки, по палатке растекалось приятное тепло от нагретых в костре камней, разложенных по углам. Желудок был полон, голову туманила приятная сонливость, а снаружи доносились потрескивание близкого костра и довольное урчание собак, поедающих свой ужин. Каюры возились с нартами и упряжками, так что в палатке их было только двое.
Вулканолога звали Константин Евсеев, и в Ключи он отправлялся уже не в первый раз.
– Ключевская никак не отпустит, – со смешком ответил мужчина на ее вопрос, а потом вдруг затараторил, словно сдерживал слова весь день: – Вулканы – они, знаете ли, уникальны. Сами по себе, каждый из них! Вы хоть представляете, какая в них таится сила и мощь! Это… это же как на взрывчатке сидеть. И никогда не знаешь, когда она рванет, – глаза его лихорадочно поблескивали, а голос подрагивал от нескрываемого восторга. – Сколько мы их ни изучаем, а точно ничего о вулканах сказать не можем. Когда они засыпают? Когда просыпаются? Почему внезапно изменяют своим привычкам? Почему могут молчать столетиями? Мы, вулканологи, стараемся изучать их циклы и высчитывать, когда может начаться извержение, но иногда привычные схемы ломаются, и вулканы снова удивляют нас. Вы знаете, что в истории существовало несколько катастрофических извержений, из-за которых начинались вулканические зимы?! Температура снижалась, небо заволакивали облака гари или серый туман, не давая солнцу пробиться к земле в течение нескольких лет! Вы представляете? Люди называли это концом света, и сложно их в этом винить. Землю покрывали слои пепла, животные и растения вымирали, а за этим следовали голод и чума. И ничего нельзя было с этим поделать.