– Ничего, завтра выпустят, – сообщила подруга и с довольным видом сунула мне очередной сверток.

В этот раз с малиной. Пахла она изумительно, но у меня так сильно пульсировало внутри, что одна мысль о еде вызывала отвращение.

– Тэмми так сказала? – Во мне встрепенулась надежда.

– Ты что! – выразительно фыркнула Эльза. – Будет она со мной говорить да новостями делиться! Это я парней городских повстречала, когда на реку ходила белье стирать. Вот они мне и поведали, что ту бабку безумную и ее сына Холлс велел скинуть с Красного утеса.

Это был приговор.

Красный утес похож на длинный острый язык, нагло выдающийся навстречу Седому морю. О его подножье, в тщетных попытках сокрушить, неустанно бились лютые волны. Брызги и пена столбами взлетали на десяток метров и со злым шипением падали обратно. Там было высоко. Настолько, что если подойти к самому краю, то непременно закружится голова и станет плохо.

– Преступники пойманы, Мина! И наказаны! Так что хватит тут прохлаждаться, – нарочито сердито проворчала Эль. – Марш обратно! В свою комнату! А то и поговорить не с кем.

– С радостью, – рассмеялась я.

Но смех вышел нервным и каким-то неправильным. Словно кто-то гвоздями по стене царапал.

Эльза ничего не заметила. За домом как раз раздались приглушенные голоса, поэтому она коротко попрощалась, и через миг под окном уже никого не было.

Я осталась одна. С надеждой и кульком малины, а страшную книжку решила больше не читать. Не в себе была эта Анетта! Очень сильно не в себе.

Когда начало смеркаться, мне принесли ужин – немного каши в глиняной тарелке, кружку вчерашнего молока и не слишком свежий хлеб. Пожилая нянька Сара не скрывала своего недовольства тем, что ей приходится носить подносы с едой.

– Ноги, руки есть. Не больная! Сама бы могла прийти.

– Да я с радостью, но не выпускают, – вздохнула я.

Она будто не услышала моих слов и продолжила ворчать:

– Кругом кобыл полно, молодых да сильных, а она меня заставляет! У меня возраст уже почтенный! Почему я должна соплячкам всяким прислуживать?

Это уже был камень в огород Тэмми.

– Вы позовите Матушку, – взмолилась я, – скажите, что мне срочно надо с ней увидеться! Если она придет, я попрошу ее, чтобы она освободила вас от таких несправедливых обязанностей.

В этот раз она меня услышала:

– А вот и позову! Прямо сейчас! – подбоченилась. – А то где это видано, чтобы мы как прислужницы в трактире тарелки разносили!

– Полностью с вами согласна, – смиренно произнесла я, – не по статусу вам это.

Желание вырваться из этой комнаты было так велико, что я готова была сказать что угодно.

– И то верно. Жди. Сейчас позову.

Матушка долго не шла. За окном уже сгустились сумерки, а я все слонялась из угла в угол и ждала.

Чтобы не привлечь лишнего внимания к странной книге, я засунула ее под подушку. Хотя кому нужно это старье? Судя по слою пыли, она годы стояла на полке и ни разу никому не потребовалась.

Когда стало совсем темно, на пороге появилась очень недовольная Матушка Тэмми. Она уже переоделась в простое ночное платье, распустила волосы, обычно стянутые в тугую косу или в крендель на макушке, и сменила туфли с металлическими набойками на мягкие тапки из овечьей шерсти. В руках у нее чадила масляная лампа, и в желтоватом дрожащем свете тени казались особенно густыми и страшными.

– В чем дело? – строго спросила Матушка, стоя на пороге. – Времени уже много. Я собиралась спать, а ко мне ворвалась ошалевшая Сара и сказала, что ты требуешь меня к себе.

Как неудобно получилось.

– Простите, вам неправильно передали. Я просила пригласить вас. Не требовала. – Тэмми вскинула узкие ярко-подведенные сурьмой брови, и я поспешила добавить: – Мне очень нужно с вами поговорить.

– Это не могло подождать до утра?

– Никак нет. – Я отчаянно затрясла головой.

– Ну хорошо. – Матушка подошла немного ближе. Из-за того, что рост у нее внушительный, она всегда смотрела сверху вниз, и от этого было немного не по себе. Сегодня это чувство многократно усилилось. – Чего ты хотела?

Испытывая внезапное волнение, я затараторила:

– Можно мне завтра вернуться в свою комнату? Перед людьми неудобно. Я тут прохлаждаюсь, изнываю без дела, а им приходится приносить мне еду, убирать грязную посуду. Неправильно это. Тем более опасность уже миновала…

– С чего ты это взяла?

– Так ведь сбросили их с Красного утеса.

– И кто тебе такую глупость сказал? – удивилась Матушка.

Я уже открыла было рот, чтобы сказать про Эльзу, но перед глазами полыхнуло.

Никогда не верь Тэмми!

– Я слышала, как за углом дома шушукались ребята. Мне отсюда не видно ничего, – махнула на окно. Обзор из него действительно не очень – прокатанная колея и сразу за ней стена низких берез. Слева и справа весь вид закрывали пожухлые кусты сирени. – Но я точно слышала, что они об этом говорили.

– Интересно, – прохладно улыбнулась наставница, – откуда нашим обалдуям известны такие подробности?

– Так им городские рассказали.

– Понятно, – протянула она и прошла мимо меня к окну. Приподняв лампу, посмотрела в одну сторону, в другую, но на улице уже было так темно, что вряд ли ей удалось что-то разобрать. – Очередные сплетни, не имеющие под собой никакой почвы.

– Но они же сказали…

– Мина, ты вроде умная девушка. Серьезная. А веришь всем подряд. Одни балбесы услышали что-то и, толком не разобравшись, поспешили рассказать другим, а те, в свою очередь, стали сплетни распускать и приукрашивать. – Матушка задумчиво подергала прутья на окне, словно пытаясь убедиться, что они надежно закреплены и не вывалятся, если вдруг кто-то попытается их сломать.

Она не выпустит тебя…

От волнения вспотели руки, и я, страшась ответа, спросила:

– Как же обстоят дела?

– А так, что Перрин все еще на свободе. И последний раз его видели не в городе и не в лесах, а на подходе к нашему приюту. Благо спугнули. Понимаешь, что это значит? Он все еще не оставил надежды до тебя добраться, а ты хочешь, чтобы я тебя выпустила?

Никогда не верь Тэмми!

В голове звенело.

– Очень хочу. Я здесь будто в тюрьме. Словно преступница

Взгляд Матушки был суровым. В неровном огне лампы черты ее лица заострились и приобрели устрашающий вид.

– Вот, значит, как, – хмыкнула она, – в тюрьме ее, бедную, держат. Ты не преступница, милая, ты просто неблагодарная нахалка. Тебе напомнить, что было бы, не вызови я подмогу? Напомнить, чем мог закончится для тебя тот вечер?

Я и так прекрасно помнила. И безумную Магду, и перекошенное от хмельной ярости лицо Перрина, и занесенный над моей головой топор.

– Спасибо вам, что не оставили меня в беде, но можно мне…

– Нет, – обрубила Тэмми, – Нельзя. Я не для того билась и спасала тебя, чтобы потом позволить бездарно погибнуть из-за каких-то капризов!

– Но…

– Все. Разговор закрыт. – Она направилась к выходу, но на пороге остановилась. – И не вызывай меня больше по пустякам. Я разрешу тебе выйти, только когда буду уверена, что опасность миновала.

Живой тебе уже не выйти…

– Спокойной ночи, Мина. И подумай о своем поведении.

– Спокойной ночи, Матушка, – прошептала я.

Но она меня уже не услышала. И дверь снова заперла.

Едва держась на ногах, я подошла к продавленной лежанке и опустилась на жесткий край. В груди болело. Казалось, что равнодушные стены все ближе. Сжимаются, выдавливая из комнаты остатки воздуха. Еще немного – и расплющат меня.

Как в тумане я скользнула ладонью под подушку и достала книжечку, поселившую тревогу в моей душе. Неужели все, о чем говорила Анетта, правда?

Кажется, я ей поверила. Стало так жутко, что я забралась под одеяло с головой, будто оно могло меня защитить от зловещих теней, наползавших со всех сторон.

Глава 3

В ту ночь я почти не сомкнула глаз. Стоило только ненадолго провалиться в сон, как я снова оказывалась на Поклон-горе, надо мной стоял Перрин с топором, а рядом с ним вместо полоумной Магды ласково улыбалась матушка Тэмми. Каждый раз я просыпалась, рывком подскакивая на кровати, по спине струился холодный пот, уши закладывало от грохота и собственное дыхание больше походило на стоны раненого зверя.

Я все еще пыталась убедить себя в том, что все это совпадение, что наставница действительно озабочена моей безопасностью и именно по этой причине держит меня в заточении.

Не получалось. Я проигрывала самой себе. Приводила десятки доводов «за», а сердце упрямо твердило «против».

Под утро Анетта окончательно победила: я больше не верила Тэмми.

Мне едва хватило сил дождаться зари. И как только первые лучи солнца пробились в комнату сквозь зарешеченные окна, снова раскрыла книгу. Но сколько ни листала, не могла больше найти ни единой подсказки. Стало обидно. Будто кто-то близкий обманул, пообещал помощь и в последний момент отвернулся.

На всякий случай я пролистала две другие книги, но не нашла там ни одной пометки, и снова вернулась к родовому перечню. Должно было быть что-то еще. Что-то, на что я не обратила внимания. Какая-то мелочь.

До полудня я была занята тем, что изучала каждую страницу. Забыв обо всем на свете, я перечитывала то, что осталось от выцветшей печати, и то, что написала Анетта. Каждую букву. Не помогло. Подсказок больше не было. И лишь уверенность в том, что эта история не может так бесславно оборваться, не позволяла мне опустить руки.

Я попыталась вспомнить эту Анетту. В памяти остался только образ рыжеволосой девушки с задорной улыбкой. Она была гораздо старше меня и уже интересовалась парнями, в то время как моей главной заботой было утащить зеленые яблоки из сада так, чтобы никто из нянек не заметил и не отходил поперек спины крапивным веником.

Какой Анетта была? Не знаю. Работала как все, секретничала с подругами и тайком ворчала на Матушку Тэмми. Как и мы с подругами, порой сбегала ночью на реку, чтобы поплавать под луной, а с рассветом возвращалась в приют, стараясь проскользнуть к себе прежде, чем хватятся взрослые. Она жила по правилам приюта и была обычной. Такой же, как и я.

Как бы на ее месте поступила я? Как бы спрятала весточку, чтобы та не попала в чужие руки? На ум приходил только наш привычный способ – нацарапать что-то палочкой. На первый взгляд ничего не видно, но стоило заштриховать это место грифелем, как проступало все написанное.

К счастью, в этой тюрьме нашелся огрызок карандаша. Совсем крохотный, обгрызенный с одной стороны. Кто знает, может, именно им когда-то несчастная Анетта писала эти послания?

Хотя от волнения я совершенно не испытывала голода, мне пришлось прерваться на обед. Под негодующим взглядом Сары я поспешно вычерпала содержимое тарелки, залпом осушила стакан кислого компота из недозрелой черноплодки и отдала грязную посуду. Как только дверь за нянькой закрылась, я снова бросилась на поиск подсказок.

В этот раз странички я исследовала на ощупь. Как только находила хоть малейшую неровность, сразу принималась черкать карандашом и, не обнаружив нового послания, все больше расстраивалась. Только когда до конца книги осталось меньше десятка листов, и я без особой надежды начала штриховать очередную неровность, и передо мной начали проступать слова.

Нашла!

Не веря в свою удачу, я принялась водить грифелем еще быстрее, с жадностью выхватывая каждую букву. Текст был коротким. И странным.

Ты знаешь, где искать продолжение.

Я понятия не имела, где искать продолжение.

Хотя… Если со штриховкой угадала, то почему бы не предположить, что и в остальном Анетта поступала так же, как и мы с девчонками, когда хотели спрятать свои секретики.