На такие темы говорить с няньками было не принято, поэтому покраснела я вполне натурально.

– Ох, ты бедовая, – проскрипела старуха, выставляя облезший поднос с едой, – ешь пока. Я сейчас принесу…

– Мне бы в помывочную, – взмолилась я, складывая ладони домиком, – пожалуйста!

– Ох, бедовая, – повторила Сара и ушла, не забыв запереть за собой дверь. И пока она ходила, я умяла все, что было на подносе. Неизвестно, когда еще получится наесться досыта. По возвращении Сара только руками всплеснула: – Да что за проглотка такая!

Я только виновато улыбалась и бубнила, что в такие дни мне всегда хочется есть, а нянька, забрав поднос с пустой посудой, повела меня в помывочную.

Я боялась, что Сара останется со мной и будет, как обычно, стоять за перегородкой и кряхтеть о своей тяжелой жизни, но она затолкала меня внутрь и строго произнесла:

– Воды много не лей. Я за тобой приду через десять минут. Поняла?

Привычно раздался звук поворачиваемого в замке ключа. В тот же момент я бросилась к окну, дробно стукнула по стеклу и, не дожидаясь ответа, принялась искать нужные половицы. Как и говорила Эльза, третья и четвертая были не закреплены. Я сдвинула их в сторону и без раздумий сползла в открывшуюся дыру. Там было душно и сумрачно. Свет пробивался узкими полосками в щели между досок, и в этих полосах клубилась пыль.

Прежде, чем продолжить путь, я аккуратно вернула на место половицы – это ненадолго задержит преследователей, когда они меня хватятся – и поползла направо. Вскоре обнаружила нить, о которой говорила подруга, и двинулась вдоль нее, только успевая зажимать нос, чтобы не чихнуть.

А потом раздались крики. Я узнала истошный голос Эль:

– Он отравился! Помогите! Кто-нибудь!

Грохот, топот, много шума и суеты прямо над моей головой. Не знаю, что они с Марком придумали, но внимание к себе точно привлекли.

Я поползла быстрее и вскоре добралась до неплотно приставленного деревянного щита. Немного отодвинув его в сторону, протиснулась в образовавшуюся дыру и оказалась аккурат возле мусорной ямы. На жаре вонь стояла дикая, поэтому кто-то из работников попытался прикрыть ее ветошью, но лучше не стало. Зато все окна с этой стороны были наглухо закрыты.

Ожидая, что сейчас раздастся крик «держи ее!», я бросилась к малиннику. Влетела в него разъяренной осой и, не замечая, как ветки хлещут по лицу, а крапива жалит ноги, понеслась дальше.

Однако никто ничего не кричал мне вслед, никто не бросился в погоню. Мне удалось без происшествий добраться до нашего тайного места в лесу – поваленного дерева, в вывороченных корнях которого темнел лаз. Юркнув туда, я в потемках нащупала небольшой мешок и, закинув его на плечо, понеслась дальше.

Передо мной стояла сложная задача: миновав город, добраться до пристани и при этом никому не попасться на глаза. Пришлось делать большой крюк. Бежать по подлеску, потом барахтаться в наполовину высохшей запруде. Воды там не осталось, зато вязкой жижи было по щиколотку, и я выбралась из нее, унося на каждой ноги по пуду грязи. Затем был выматывающий забег вдоль неровного берега обмелевшей реки. Я скользила, цеплялась платьем за коряги, падала, обдирая ладони до крови, но зато к пристани выбралась совсем с другой стороны, обогнув город по широкой дуге.

И здесь Эльза оказалась права – один-единственный корабль возле причала готовился к отплытию. Притаившись за побелевшими от морской соли столбиками, я наблюдала за моряками, пытаясь подгадать удобный момент. И когда на палубе не осталось ни одной живой души, со всех ног бросилась вперед. Мне повезло. Когда я взлетела по деревянному траппу, вся команда собралась в главной каюте, и никто не заметил тень, провалившуюся в грузовой люк.

Я оказалась на нижней палубе, где пахло табаком и немытыми мужскими телами, а потом скатилась еще ниже – в трюм, заставленный тюками, бочками и деревянными ящиками. Воняло здесь еще хуже – соленой рыбой, прогорклыми специями и лежалой шерстью, а еще – закисшим вином. Мне пришлось пробираться в самый дальний конец, прежде чем удалось найти удобное место – два ящика стояли под углом друг к другу, а сверху навалены тюки с соломой. Я протиснулась в узкий лаз и оказалась на крохотном свободном пятачке. Ноги здесь не выпрямить, во весь рост не встать – только сидеть, привалившись спиной к стене, или лежать, свернувшись комочком.

Пользуясь тем, что в трюме никого не было, я попыталась устроиться поудобнее. Надергала из прорехи в тюке прелой соломы и услала им пол в своем убежище, чтобы не лежать на грубых досках, потом распотрошила содержимое мешка.

Эль приготовила мне смену белья, перочинный ножик, теплый платок и огниво. Из еды – хлеб и сверток с сушеными овощами, две фляги с водой и маленький кулек красницы, прекрасно утоляющей голод и приглушающей жажду. Еще я нашла холщовый мешочек, в котором болталось десять монет – целое сокровище для обитателей приюта.

– Ох, Эль, – простонала я, смахивая с ресниц непрошенные слезы, – спасибо тебе.

Я не знала, как дальше сложится жизнь и что ждет меня впереди, но поклялась себе, что вернусь за подругой и заберу ее из проклятого Брейви-Бэй.

Обед в приюте оказался весьма кстати – я была сыта, поэтому позволила себе лишь немного помочить губы и сделать только один глоток из фляги. Вода была теплой и неприятной на вкус, но главное, что была. Нож я сунула в карман, остальные вещи сложила в просвет между ящиками, прикрыла сверху соломой и затаилась, страшась того, что должно произойти дальше.

Ждать пришлось недолго. Наверху раздались голоса и топот тяжелых сапог. Кто-то спускался на нижнюю палубу, ругаясь настолько заковыристо и пошло, что у меня закалило щеки от стыда.

Потом корабль задрожал. Качнулся из стороны в сторону и пришел в движение, покидая пристань Брейви-Бэй.

Я уплывала с острова, на котором провела всю жизнь, и даже представить не могла, как дальше сложится моя судьба.

Глава 5

Путешествие оказалось не из легких. Практически все время я проводила в закутке между ящиками. Запах рыбы намертво въелся в мою кожу и волосы, мышцы задеревенели и отказывались слушаться, а солома насквозь исколола бока. Та же тюрьма, что и в приюте, только еще меньше. И страшнее.

Я слышала, как мужчины переговаривались над моей головой, как ругались, а вечерами распевали неприличные песни. Слышала разговоры, которые молодым девушкам слышать не стоило, и внутренне содрогалась от одной мысли, что меня могут обнаружить.

В камере лазарета мне казалось, что главное – вырваться с Брейви-Бэй, а дальше все наладится само собой. Но теперь я болталась посреди Седого моря на старом корабле в окружении команды, состоящей далеко не из аристократов, и моя уверенность стремительно угасала. Я выглядывала из своей норки, как мышка, и молилась, чтобы меня никто не нашел.

Судя по обрывкам разговоров, которые до меня доносились, при попутном ветре путь от острова до Большой земли должен занять неделю. Чтобы продержаться это время, я разделила свои скудные запасы на семь небольших кучек и не позволяла себе брать ни кусочка больше, хотя постоянно хотела есть. То же самое с питьем – приходилось экономить и считать глотки, в противном случае я могла остаться без питья еще до того, как корабль пришвартуется в порту, и тогда придется покидать укрытие в поисках воды.

Впрочем, один раз в день, когда вся команда понималась наверх и на палубе гремели приказы капитана, я выбиралась из своей норы, чтобы сделать несколько шагов, размяться и освежиться.

Ориентируясь на свет, пробивавшийся через люк, я считала дни и ножичком делала зарубки на ящике. Первый день, второй, третий… Время тянулось удручающе медленно. Я будто вязла в грязной вате, иногда проваливаясь в полусон, иногда зажимая себе рот рукой, чтобы не завыть в голос. Стены давили на меня, жара душила, а постоянное покачивание кружило голову.

Я мечтала лишь о одном: сбежать из вонючего трюма и почувствовать под ногами твердую землю. А еще хотелось воздуха. Так, чтобы вдохнуть полной грудью, наслаждаясь свежим запахом скошенной травы.

Увы, это казалось несбыточной мечтой, потому что на четвертый день случилась беда. Поднялся сильный ветер, и море разволновалось. Смоленый корпус скрипел от натуги, едва справляясь с буйством стихии, когда корабль кидало на волнах, словно утлую щепку.

В один из кренов ящики пришли в движение. Я едва успела выбраться наружу, как они с треском наехали друг на друга. А вот вещам моим не повезло – мешок исчез где-то в глубине завала, но что самое страшное – с надрывным шипением треснула фляга.

Я осталась без воды и без привычного уже укрытия.

Внутренности трюма смялись и перемешались. Ящики, тюки, бочки катались от борта до борта и сталкивались между собой. Иногда они не выдерживали, и тогда их содержимое разлеталось во все стороны. Так треснула одна из бочек с соленой рыбой, щедро вплеснувшейся на пол.

Я ухватилась за распорку, обняла ее, прижимаясь всем телом, и молилась о том, чтобы меня не раздавило и не размазало по стенам.

Море ярилось. Бросалось на одинокое судно с неудержимой яростью, пытаясь сломить сопротивление и утащить в темную пучину, но корабль держался. Сквозь грохот и рев волн прорезался жесткий, как сталь, голос капитана, стоявшего у штурвала и хладнокровно отдававшего приказы.

Он победил. Спустя несколько часов, которые показались мне вечностью, швырять стало меньше, а потом и вовсе наступил штиль. Только облегчения это не принесло, потому что сверху донеслось грозное:

– Привести трюм в порядок!

Ну вот и приплыли…

Я с трудом отлипла от переборки, сделала пару шагов, неуклюже размахивая руками, и чуть не повалилась навзничь, поскользнувшись на рыбьем хвосте. Внутри меня еще штормило, и скудный завтрак просился наружу, а у меня даже не было времени прийти в себя, потому что на лестнице уже раздавались неровные шаги и усталые голоса.

Спотыкаясь и падая, я ринулась через разбросанное добро в самый темный конец трюма. Нашла какую-то свалку – завязанные тюки вперемешку с добром из тех, которые не выдержали и разъехались по швам – и нырнула в эту кучу, стараясь забиться как можно дальше. И уже плевать было и на вонь, и на неудобства, и на бунтующий желудок.

Только бы не нашли.

По узкой скрипучей лестнице в трюм спустились пятеро. Сквозь узкий просвет между барахлом я наблюдала, как они стоят, потирая макушки:

– Руки поотрывать тому, кто крепил товар.

– А его кто-то крепил? – спросил здоровяк с голым торсом и смачно сплюнул на загаженный пол, – на этих островах такая духотень, что башка не варит. Побросали, поди, как придется и ушли.

– Вот кто бросал, тот пусть идет и разгребает эти завалы.

– Так иди и скажи это капитану, – осклабился самый щуплый. Голос у него был шепелявый и с присвистом.

– Чтобы он меня за борт отправил? Нет уж.

Моряки принялись за уборку. Раскатывали по сторонам бочки, выставляя их ровными рядами, со скрипом сдвигали ящики, которые еще недавно летали по трюму так, будто ничего не весили, собирали передавленную рыбу.

А потом случилось то, чего я боялась больше всего.

– Здесь посторонний, – прогремело как гром посреди ясного неба. Один из матросов нашел мой смятый рюкзак и раздавленную флягу. – Слышите, парни? У нас крыса на корабле.

Я затихла. А когда они начали методично обыскивать трюм, и вовсе перестала дышать. Страшно до одури, но деваться некуда. Я снова оказалась в ловушке, и на этот раз выхода не было.

С каждым шагом они все ближе и ближе подбирались к моему укрытию. Еще немного, и меня выдаст грохот собственного сердца, неистово бьющегося о ребра.

Между мной и ближайшим матросом остались всего несколько бочек. Он нетерпеливо сдергивал крышку с каждой, заглядывал внутрь, а потом отодвигал в сторону, тут же принимаясь за следующую.