– А почему бы вам не поговорить со здешними стариками, теми, кто родился и вырос в Мостолесе? Они наверняка смогут навести вас на след ваших героев, если, конечно, они отсюда.

– Тех, кто пережил войну, наверняка осталось немного.

Женщина понимающе улыбнулась.

– Хотя в это сложно поверить, еще тридцать лет назад Мостолес был крошечным городком, а в таких местах история всегда передается из уст в уста. Возможно, вы не найдете прямых свидетелей, но их дети и даже внуки слышали истории о войне от своих предков. Это единственное, что я могу вам посоветовать.

– Я не знаком ни с кем из местных жителей, родившихся в Мостолесе, я вообще никого здесь не знаю. И не понимаю, с чего начать.

Архивариус сплела пальцы, пристально глядя мне в глаза, оценивая, словно какой-нибудь исторический документ, прежде чем каталогизировать его и занести в архив. Затем взяла бумажку, написала на ней имя и телефон и протянула ее мне.

– Это телефон человека, который сможет вам помочь. Он врач в здешней поликлинике. Его отец и дед тоже всю жизнь проработали в этом городе врачами, причем единственными на весь город. Вот его имя и телефон. Позвоните ему и скажите, что вы от меня. Уверена, он с радостью поговорит с вами.

Я распрощался с архивариусом, поблагодарив ее за уделенное мне время, вышел, достал мобильный телефон и набрал написанный на бумажке номер. Мне ответил сильный и уверенный голос.

– Карлос Годино?

– Да, слушаю.

Я представился, сказал, от кого звоню, и попытался коротко объяснить ему, в чем мой интерес.

– Я мало что могу рассказать вам, почти что ничего. Мои родители умерли несколько лет назад, а из дедушек и бабушек жива только бабушка по отцовской линии, но она в войну была не в Мостолесе. Бедняжке уже очень много лет, и она начинает впадать в старческий маразм.

Я молчал, не зная, настаивать ли на встрече. Мой собеседник, должно быть, почувствовал это и великодушно сказал:

– Я освобожусь через полчаса. Если хотите, можем выпить кофе и поговорить.

Я согласился, хотя надежда разузнать еще хоть что-то была невелика. Взял такси до оговоренного места, поликлиники «Дос-де-Майо». На стойке информации попросил сообщить доктору Годино, что приехал. Подождал десять минут. К моей собеседнице-администратору подошел какой-то мужчина, та показала на меня, и он стремительным шагом направился в мою сторону. Приблизившись, он широко улыбнулся и протянул руку.

– Это вы мне звонили?

– Да. Меня зовут Эрнесто Сантамария.

Меня впечатлила сила его рукопожатия и вообще его внешний вид: высокий красавец, одетый в спортивного кроя куртку, белую рубашку, фирменные джинсы, обутый в безукоризненно начищенные туфли. Мы с ним были примерно ровесниками, но его волосы, в отличие от моих, и не думали редеть и седеть.

– Кофе?

Мы вышли на улицу, беседуя ни о чем. Зашли в красивую просторную кофейню. Он предложил сесть за столиком в глубине, рядом с окном.

– Вы сказали, что вы писатель.

– Да. Не то чтобы состоявшийся, но ежедневно стремящийся им стать.

– Вас уже печатали?

Проклятый вопрос. Как я ни сопротивлялся, он снова выбил меня из колеи. Путаясь в словах, краснея, опуская к полу глаза, в общем, всем своим видом демонстрируя неуверенность, я рассказал ему о своем единственном опубликованном романе. Его озадаченное лицо, со всей очевидностью показывавшее, что он никогда о нем не слышал, в очередной раз продемонстрировало всю ничтожность моего творчества.

– Так что именно вы хотели узнать? Вряд ли я смогу рассказать вам что-то, чего не смогла открыть Кармен. Все свои знания я черпаю у нее.

Совладав со своим приступом малодушия, я достал фотографию Андреса и Мерседес. Он взял ее и внимательно изучил.

– Это фонтан «Рыбы». Он находится на площади Прадильо, рядом с мэрией.

– Я знаю, я уже там был. Но меня интересует не фонтан, а люди на фотографии.

– Это ваши родственники?

Я отрицательно покачал головой. Этот человек был слишком резким, слишком стремительным, его энергия сбивала меня с толку, мешая сформулировать мысль.

– Мне известны только их имена: Андрес Абад Родригес и Мерседес Манрике Санчес. Кроме того, я знаю, что они жили на улице Иглесиа, скорее всего, были женаты, на фотографии четко видно, что она беременна, – я показал пальцем на живот. – Наконец, я знаю, что у Андреса был брат по имени Клементе и что фотография была сделана 19 июля 1936 года.

Пока я говорил, он рассматривал фотографию со все большим интересом.

– Я хотел бы выяснить, что произошло с этой парой в годы войны и после нее, если им удалось выжить.

– Где вы взяли эту фотографию?

– Это так важно?

В первый раз за всю нашу встречу он почувствовал себя неловко. Выдавив улыбку, он с извиняющимся видом вернул мне снимок.

– Нет, конечно. Но я не знаю, чем могу вам помочь. Здесь много людей по фамилии Абад и Родригес…

– Архивариус так мне и сказала. Но еще она сказала, что вы сын и внук врачей, которые всю жизнь проработали в этом городе с тех пор, когда он был еще совсем крошечным.

– Сын, внук и правнук, – ответил он с гордостью. – Мои отец, дедушка и прадедушка лечили жителей Мостолеса еще в те времена, когда на все село был только один врач. Теперь им на смену пришел я, но работаю уже не в одиночку. Все мои предки по материнской и по отцовской линии родились здесь, и мои дети тоже уроженцы этого города. Только мы с женой выбиваемся из общей картины: оба родом из Мадрида, – он отхлебнул кофе, поставленный на стол официанткой. – Как я уже сказал вам по телефону, единственной, кто остался в живых на сегодняшний день, является моя бабушка по материнской линии, – он задумчиво щелкнул языком, – но не знаю, будет ли вам от нее польза. Порой она не в состоянии вспомнить даже моего имени.

– Архивариус предположила, что вы могли слышать от местных старожилов какие-то байки, истории, рассказы о том, что происходило здесь в то время.

Он покачал головой, давая мне понять, что ничего не знает.

– Я, конечно, много чего слышу. Старики на приемах говорят о прошлом, потому что помнят его лучше настоящего, но, будем откровенны, я не особо их слушаю. Стоит проявить чуть больше внимания, и они никогда не уйдут, хуже того, они будут являться к вам на прием каждый день. Делать им нечего, все время принадлежит им, и, если врач или директор отделения банка, где они держат свои сбережения, покажут, что готовы их слушать, они так и будут сидеть и говорить о своей жизни.

Я опустошил свою чашку с кофе чуть ли не одним глотком. Мне захотелось уйти. Я был разочарован. После того как я поговорил по телефону с архивариусом, я пообещал себе не питать иллюзий, и все же размечтался о том, что нащупаю какой-то, пусть крошечный, след, чтобы пролить свет на судьбу Мерседес и Андреса.

– Что ж, Карлос, я больше не буду отнимать у вас время. Большое спасибо, что так любезно согласились встретиться.

Я убрал фотографию в папку.

– Подождите, запишите мне их имена и фамилии. Я поспрашиваю у местных стариков, вдруг они что-нибудь знают, но обещать ничего не буду. Из тех, кто прошел войну и до сих пор жив, остались или те, кто был еще ребенком и почти ничего не помнит, или те, кто совсем выжил из ума. Годы никого не щадят.

Я записал ему имена своих героев, собственное имя и номер мобильного телефона.

– Если вам удастся что-нибудь выяснить, все, что угодно, сразу же звоните. Меня действительно очень интересует эта пара.

Поспорив для приличия, кто будет платить по скромному счету, мы распрощались в дверях кафе. Когда я вернулся домой, Роса уже ушла, так что я был совсем один. И это меня обрадовало. Я направился прямо к письменному столу. Закрыл дверь, поставил Баха и устроился в кресле с «Графом Монте-Кристо» в руках. У меня не было сил садиться за компьютер. Прежде чем углубиться в книгу, я посмотрел через стекло на окна квартиры напротив. За кружевным тюлем горел свет, но новых соседок видно не было.

Увлеченный зловеще-хитроумными замыслами Эдмона Дантеса, я не сразу понял, что переменилось в комнате. Оторвавшись от книги, я с трудом осознал, что это гудит мобильный телефон. Я поднялся и бросился к своей куртке, висевшей на спинке стула, чтобы достать его. Посмотрел на номер, высветившийся на экране, – он был незнакомый.

– Да?

Слушая, как человек по ту сторону телефона представляется, я чисто механически взглянул в окно напротив. Мне показалось, что там что-то мелькнуло, но я тут же отвлекся, потому что звонившим оказался Карлос Годино.

– Эрнесто, у меня для вас хорошие новости. Я показал имена ваших героев своей бабушке Хеновеве. Я уже упоминал, что с головой у нее все очень плохо, но, когда речь идет о далеком прошлом, у стариков, как я и говорил сегодня утром за кофе, с памятью все в порядке. Для них все это было словно вчера. Когда она услышала их имена, то изменилась в лице. Думаю, вам будет интересно послушать то, что она расскажет.

Опасаясь напугать Карлоса чрезмерной радостью, я сдержал себя, широко улыбнувшись и сжав в кулак ладонь свободной руки.

– Она их помнит? Знает что-нибудь о них?

– Оказывается, они были соседями, жили дверь в дверь. На момент начала войны моей бабушке было десять лет. Но лучше будет, если она сама вам все расскажет.

Вся неприязнь к этому, как мне сначала показалось, высокомерному человеку исчезла, меня переполняли теплые слова благодарности.

– А ее это не слишком утомит? – спросил я, натужно изображая озабоченность.

– Да нет, она будет очень рада. И вы окажете большую услугу и ей, и бедняжке Дорис, которая за ней ухаживает. Ведь единственное развлечение моей бабушки – сидеть и смотреть на улицу в окно. Телевизор ей надоел. Ей пойдет на пользу поговорить с тем, кто готов ее выслушать.

Мы договорились встретиться на следующий день в пять часов вечера у фонтана «Рыбы». Дом его бабушки стоял неподалеку, и Карлос пообещал отвести меня к ней. Я несколько раз поблагодарил его за участие. Повесив трубку, я почувствовал себя немного не в своей тарелке: я не мог поверить, что нашел первую ниточку того клубка, в который сплелась жизнь людей на портрете. Я еще раз посмотрел на фотографию, прислоненную к монитору. Сел на стул, чтобы оказаться поближе, положил руку на стол и оперся подбородком о кулак.

– Андрес и Мерседес, – пробормотал я радостно, – если вы поведаете мне вашу историю, я напишу ее и клянусь, что это будет лучшим из всего, что я когда-либо писал.

Глава 4

Часы в гостиной пробили пять. Тереса зевнула и сладко потянулась.

– Веди себя прилично, – сделала ей замечание мать. – Не забывай, что ты девушка из высшего общества.

Проигнорировав нотацию, Тереса встала и выглянула на балкон. Уже рассвело. Хотя все указывало на то, что день будет жарким, воздух был еще приятен и свеж и струился легким ветерком в кильватере уходящей ночи. Она глубоко вдохнула, чтобы стряхнуть тяжесть недосыпа. И в тот же самый момент услышала далекий гул пушечного выстрела и сразу же за ним грохот перестрелки.

– Что это? – раздался за ее спиной голос матери.

– Не знаю, кажется, в центре.

Донья Брихида, на протяжении нескольких часов то и дело принимавшаяся молиться шепотом, разразилась сбивчивой скороговоркой из вереницы молитв. Тереса провела всю ночь вместе с матерью в гостиной, часы медленно утекали, но телефон и дверной звонок молчали, новостей о Марио не было. В полночь они позвонили родителям Фиделя и Альберто и узнали, что те тоже так и не вернулись домой. Становилось ясно, что с ними произошло что-то плохое. Близнецы сходили в Главное управление безопасности, чтобы заявить об исчезновении трех друзей, но им ответили, что, скорее всего, те где-нибудь загуляли и сегодня-завтра вернутся. Семья обзвонила все больницы и комиссариаты. Но никто ничего не знал ни о них самих, ни о машине, на которой они уехали. Оставалось только ждать.