Этот опыт оказался для него бесценным. С той поры все его политические и социальные идеалы строились на понимании того, что общество, в котором он внезапно оказался в привилегированном положении лишь потому, что имел доступ к культуре, требует глубинных перемен. В июне Артуро окончил учебу и стал адвокатом. За несколько дней до описываемых событий он побывал на собеседовании в престижной адвокатской конторе дона Нисето Санчеса Ломо. Разговор дал обнадеживающие результаты: первого сентября он должен был начать стажировку с возможностью впоследствии (если ему удастся подтвердить свою полезность) работать в этой конторе адвокатом: бюро не справлялось с растущим потоком новых дел. Но, несмотря на то, что теперь перед Артуро открывалось хорошее профессиональное будущее и перспектива в скором времени зарабатывать большие деньги, Тереса понимала, что это шло вразрез с его истинной страстью, лишало его возможности писать, отодвигая это занятие на второй план. В тот день, разговаривая в парке Ретиро, они подсчитали, что смогут пожениться через три года, когда Тереса станет совершеннолетней. Дело в том, что помимо средств к существованию на пути к их совместному будущему были и другие препятствия: еще несколько месяцев назад, когда Тереса поведала матери о своих планах, стало очевидно, что ее родители против такого союза. Мать знала Артуро: он часто бывал у них в гостях вместе с другими друзьями Марио и участвовал в посиделках и спорах (порою жарких, а иногда и чересчур жарких) о том, как перестроить этот мир. Когда донья Брихида поняла, о ком идет речь, то устроила скандал и категорически запретила и думать о свадьбе с этим человеком, с этим безродным голодранцем, жившим в крошечном пансионе в центре города, учившимся на стипендию и наверняка позарившимся не на саму Тересу, а на ее положение в обществе и ее имущество. Все возражения Тересы были отметены, и тогда она, чувствуя себя загнанной в угол, бросила матери в лицо то, о чем дома никогда не говорили, сказав, что ее отец тоже был самого простого происхождения. Дело в том, что прежде, чем обзавестись благородной приставкой «Дон» и стать известным врачом, дон Эусебио Сифуэнтес Барриос тоже был безродным голодранцем, по крайней мере, если следовать классификации доньи Брихиды, называвшей так всех, кто не дотягивал до определенного социального статуса. У него не было состояния, за время учебы он сменил бесчисленное множество ночных работ, а после получения диплома практиковал в самых бедных районах Куатро-Каминос, Бельяс-Вистас и в приюте Ла-Палома, зарабатывая сущие гроши по сравнению с жалованием, назначенным ему в больнице Принсеса, куда, кстати, он попал, как язвительно напомнила Тереса матери, не за собственные заслуги, а по протекции тестя (проработавшего врачом в этой больнице много лет до самой смерти). Слова дочери вызвали у доньи Брихиды тщательно срежиссированное возмущение, она изобразила обморок, а потом два дня пролежала у себя в спальне, симулируя недомогание. Разумеется, всю вину за то, что славная женщина оказалась совершенно разбита и прикована к постели, возложили на Тересу, хотя все, что она сказала, было абсолютной правдой. По ней прошлись все, даже соплячка Чарито, никогда не упускавшая возможность подпустить сестре шпильку. В результате Тересе запретили выходить из дома, пока она не одумается и не забудет, как страшный сон, саму мысль о помолвке с ее Артуро. Перестав злиться и смирившись с положением дел, Тереса придумала план, как обойти запрет и вернуть доверие матери. В первую очередь, притворившись ужасно расстроенной, она дала ей понять, что, тщательно все обдумав, осознала, что родители правы и что этот юноша ей не подходит. Мать почувствовала себя победительницей и умерила бдительность. Спустя несколько недель, на протяжении которых Тереса виделась с Артуро только украдкой, девушка выбрала удачный момент и сказала, что хочет учиться шитью и слышала о престижной школе на улице Орталеса, куда можно записаться на занятия. Донья Брихида, довольная тем, что ей удалось сломать бунтарку-дочь, дала свое согласие. И вот уже на протяжении восьми месяцев Тереса каждый вечер приходила на улицу Орталеса, но не для того, чтобы учиться шитью, а чтобы увидеться с Артуро.

Союзу Тересы и Артуро мешало не только низкое социальное происхождение жениха, но и его политические и религиозные воззрения. Артуро был из левых (чего не переносили дома у Тересы), в открытую заявлял о своих республиканских и либеральных взглядах и не скрывал, что не верит в Бога. Соответственно, о венчании в церкви и речи быть не могло. Он считал, что религия в целом и церковь в частности тормозят социальную эволюцию, пытаясь определять человеческую жизнь с колыбели, задавая ей направление через исповедь и молитву. Тересу не слишком манил гражданский брак, она всегда мечтала о другом (шелковое платье с длинным шлейфом, вуаль на лице, цветы, торжественный вход в храм, место перед алтарем, колокольный звон, извещающий о свадьбе на весь Мадрид), но была готова пожениться и в холодном пункте регистрации, лишь бы покинуть свой дом. Тереса чувствовала, что задыхается в родной квартире на улице Хенераль-Мартинес-Кампос, в этом огромном помещении с высокими потолками, стены которого были завешаны потемневшими от старости картинами и заставлены пыльными древностями, касаться которых было запрещено. Девушке все труднее было сносить постоянные выходки матери, ее заносчивость, истерики и паранойю, тем более, что все это выпадало именно на долю Тересы, поскольку никто более ни дома, ни за его пределами не обращал на донью Брихиду ни малейшего внимания. Тереса твердо решила, что не хочет закончить как мать: стать вечно подавленной, разочарованной, без друзей, без собственной жизни. Донья Брихида не видела ничего кроме беспросветной скуки и существовала, словно муха в янтаре. Муж ни во что ее не ставил и, поднявшись в обществе за ее счет, загнал жену в яму серого быта. Тереса хотела вырваться из дома любой ценой, и свадьба с Артуро открывала такую возможность. Она решилась пойти на этот шаг и была намерена выйти замуж независимо от родительского благословения, как только станет совершеннолетней.

Прогрохотавшая в непосредственной близости от трамвая отрывистая пулеметная очередь вырвала девушку из тяжелых раздумий. Трамвай резко остановился, люди растерянно, вжимая голову в плечи, начали подниматься. Боясь попасть под случайную пулю, они ругались себе под нос и озирались по сторонам, пытаясь определить направление стрельбы. На подъездах к площади Бильбао расположилась группа вооруженных мужчин, некоторые из них время от времени стреляли очередями в воздух, смеясь и крича: «Да здравствует революция!», «Смерть фашистам!» Пассажиры испуганно выходили из трамвая, понимая, что тот представляет собой слишком удобную мишень для разгоряченных и никем не контролируемых вооруженных молодчиков. Тереса сначала засомневалась, но тоже решила сойти. До пансиона оставалось совсем немного, и она, наклонив голову и стараясь держаться подальше от возможных опасностей, пошла вперед. Перейдя площадь и поравнявшись с кафе «Комерсьяль», она увидела, как перед двумя спешившими куда-то мужчинами резко затормозила машина. У того, что помоложе, был в руках чемоданчик. Когда их окружили, он уронил его на землю и поднял руки, показывая пустые ладони. Тересе, проходившей по противоположной стороне улицы, было хорошо видно, каким ужасом охвачены лица задержанных, оказавшихся в плотном кольце вооруженных людей в синих комбинезонах, с черными и красными повязками на шеях. У мужчин в самой грубой форме потребовали документы и приказали объяснить, куда и зачем они направляются. Не решившись остановиться, она, умирая от страха, продолжила путь.

Один из ополченцев открыл чемодан.

– У него здесь Библия! – закричал он, словно обнаружив бомбу. – И сутана!

Краем глаза Тереса увидела, как из чемодана достали сутану и торжествующе подняли вверх. И тут же, без лишних слов, почти одновременно прогремело два выстрела. Двое мужчин, сначала пожилой, а затем и молодой, рухнули на землю. Тереса окаменела, зажав рот рукой и с трудом сдерживая рвавшийся из горла крик. В первое мгновение она просто не знала, как реагировать на это жестокое, непонятное и хладнокровное убийство. Это было настолько немыслимо, что она замерла от ужаса, точно мраморная статуя. Сердце отчаянно колотилось, было тяжело дышать, но она не могла оторвать глаз от страшной картины, развернувшейся всего в нескольких метрах от нее.

Один из ополченцев посмотрел на нее и крикнул:

– Эй ты, чего уставилась?

Тереса молча повернулась и, вжав голову в плечи, пошла дальше по улице. Ее трясло, вся спина была мокрая, капли пота текли по вискам. Она ни разу не обернулась. Шла быстро, вздрагивая с каждым пушечным выстрелом и вспышками ружейного огня в центре, которые становились все ближе, и вот наконец девушка дошла до дома номер один по улице Орталеса. Взглянув вверх, она увидела на балконе знакомый плакат: «ПАНСИОН “ПОЧТЕННЫЙ ДОМ”. ВТОРОЙ ЭТАЖ, ЛЕВАЯ СТОРОНА. ДОМАШНИЙ УЮТ, ЧИСТОТА И ХОРОШЕЕ ОБХОЖДЕНИЕ». Тереса быстро зашла в подъезд и только здесь остановилась и настороженно замерла. Наконец, убедившись, что она снова в безопасности, оперлась спиной о стену и в голос разрыдалась, не сдерживая себя, – плач шел от самого сердца.

На шум выглянула консьержка.

– У тебя все в порядке, девочка?

Тереса, не ответив, бросилась вверх по лестнице и не останавливалась, пока не оказалась на втором этаже. Позвонила в звонок. Слезы душили ее, мешали дышать.

Ей открыла Кандида.

– Сеньорита Тереса, да что с вами?

– Артуро… дома? – спросила она прерывистым всхлипывающим голосом.

– Да, конечно. Да проходите, ради бога, проходите. Сеньорито Артуро! – позвала она негромко, чтобы не перебудить всех постояльцев. – Сеньорито Артуро! – повторила она, закрывая дверь. – Проходите, проходите, он в гостиной с доньей Матильдой. Они почти не спали ночью, такое творится…

Здесь служанка умолкла, потому что в коридоре показался Артуро, и Тереса молнией бросилась к нему. За Артуро двигалась хозяйка пансиона донья Матильда, перепуганная криками служанки.

– Что с тобой? Тебя кто-то обидел?

Он посмотрел ей в лицо, погладил по волосам, по голове, по плечам, оглядел сверху донизу, чтобы удостовериться, что она цела и невредима. Тереса, икая и плача, пыталась сказать ему, что она в порядке и не ранена. Только убедившись, что девушка не пострадала, он нежно обнял ее и дал рассказать все, что накопилось у нее внутри.

Кандида и донья Матильда с тревогой наблюдали за этой сценой. Их не удивило состояние пришедшей. Они хорошо понимали, насколько плохи дела на улицах, и знали, что творилось с самого утра в казармах Монтанья. Сами они проснулись в пять утра от шума выстрелов и снарядных разрывов. Из окон гостиной была видна улица Гран-Виа, по которой часами тянулись набранные в ополчение толпы мужчин и женщин (молодых и взрослых) с древними револьверами, ружьями, карабинами и даже палками и ножами в руках. Они шли в сторону улицы Байлен, исполненные решимости вступить в битву, которая вряд ли была им по плечу. Проехал танк, разломав недавно положенную брусчатку, за ним гротескно протарахтел грузовик с пивом, тянувший за собой пушку. Все это действо сопровождалось криками и призывами освободить казармы Монтанья.

Когда Тереса немного успокоилась, Артуро обнял ее за плечи и увел в гостиную.

– Кандидита, – скомандовала донья Матильда служанке, – разогрей-ка нам шоколада, оставшегося от вчерашнего ужина. Я думаю, он никому не повредит. И принеси тосты.

Кандида скорчила недовольную гримасу, ей очень хотелось узнать, что же произошло. Ей было около тридцати, она помогала в работе по пансиону: стирала белье, гладила, готовила и мыла уборные. За чистоту каждой из комнат отвечали сами жильцы. За свою работу Кандида получала от доньи Матильды двести песет в месяц, койку и еду. Она была с доньей Матильдой с того момента, когда та открыла пансион, и любила хозяйку за хорошее отношение, видя в ней мать, которой у нее никогда не было.

Тереса и Артуро уселись в кресла. Дом то и дело подпрыгивал от близких разрывов снарядов и бомб.

– Рассказывай, что стряслось?

– Прямо на моих глазах убили двух мужчин. Их застрелили, убили только за то, что у них в чемодане лежали Библия и сутана… Они ничего не сделали, а их застрелили, не удостоив даже словом… Застрелили посреди улицы… И никто ничего не сделал… Никто ничего не сделал…

Ее слова снова утонули в плаче.

Артуро и донья Матильда озабоченно переглянулись.

– Ох, не знаю, к чему все это приведет, – тихо пробормотала донья Матильда, удрученно вздохнув.

– Успокойся, все хорошо, все уже позади, успокойся.

Кандида очень торопилась выполнить распоряжение хозяйки. Начала разогревать шоколад, поставила на поднос чашки, положила ложки, добавила тостов и кувшин с водой.

Приготовив все необходимое, она выскочила с кухни и поспешила в гостиную.

– Артуро, мы ничего не знаем о Марио со вчерашнего дня. Утром он уехал в бассейн в Эль-Пардо с Фиделем и Альберто.

Артуро улыбнулся, пытаясь скрыть беспокойство.

– Наверняка они загуляли, ты же их знаешь.

Тереса покачала головой.

– Не думаю. Марио часто теряет голову в компании, но с учетом всего того, что происходит в Мадриде, он бы обязательно позвонил. С ними что-то случилось.

Артуро понимал, что страхи Тересы не беспочвенны. Все вокруг летело в тартарары. И все же постарался успокоить девушку.

– Так значит, они поехали в бассейн в Эль-Пардо? На машине или на автобусе?

– На машине.

– Попробую съездить туда, может, удастся что-то выяснить.

– Правда?

– Конечно, не волнуйся, они вернутся, сама увидишь.

В этот момент в комнату вошла Мануэла, двенадцатилетняя девочка, последние два месяца жившая в пансионе со своей бабушкой, и молча уселась в кресло напротив Тересы.

– Тоже не спится, да, малышка? – спросила ее донья Матильда, пока служанка разносила гостям шоколад. – Кандида, принеси еще одну чашку для девочки.

Кандида, проклиная про себя все на свете, опрометью бросилась искать злополучную чашку.

– Что с тобой? – спросила девочка, видя, насколько подавлена Тереса.

Та выдавила из себя улыбку и едва слышным голосом ответила, что все в порядке. Она знала девочку и часто видела ее в пансионе. Артуро говорил, что та немного странная и задает вопросы не по возрасту, но ему она нравилась, и они часто говорили на самые разные темы. Тересе тоже была симпатична эта большеглазая девчонка с нежной кожей и удивительно спокойным лицом.

– Почему ты плачешь? – продолжила настаивать Мануэла.

– Она не знает, где ее брат, – ответил Артуро, – и волнуется за него.