Девочка пристально уставилась на Тересу, так что гостье сделалось не по себе.

– Твой брат жив, но ему плохо.

Все окаменели. Вошла Кандида с чашкой шоколада в руках. Она сразу заметила, что после слов Мануэлы в гостиной воцарилась мертвая тишина.

– Прислушайтесь к ней, я всегда говорила, у этой девочки – дар!

– Перестань, Кандида, – оборвала ее донья Матильда. – Это не игрушки, дело серьезное.

Кандида замолчала, и в этот самый момент вошла Маура, бабушка Мануэлы. Присутствующие тепло поздоровались с ней и принялись обсуждать, как мало им удалось поспать и как все озабочены положением дел.

Кандида смотрела на них с надеждой услышать что-нибудь интересненькое, что даст ей пищу для пересудов на весь день, но донья Матильда снова жестом отправила ее на кухню еще за одной чашкой шоколада.

Маура села рядом с внучкой и ласково обняла ее. Затем посмотрела на Тересу.

– Что с тобой, дочка? Ты плачешь?

Голос у нее был мягкий и нежный, как и лицо, казался таким же морщинистым и хрупким, как она сама.

– Она переживает за брата, – ответила внучка, – но я уже сказала, что он жив, хотя ему и плохо.

Маура погладила темные волосы девочки, убрала прядь со лба и довольно улыбнулась.

– Ты это видела?

Девочка посмотрела на бабушку и кивнула.

– У нее в глазах, – пояснила Мануэла, показав на Тересу.

И снова вошла Кандида с чашкой.

– Я им уже сказала, сеньора Маура, чтобы они послушали девочку. Но они мне не верят.

Служанка замолкла под гневным взглядом доньи Матильды, отошла от центрального столика и села на стул в уголке.

Маура посмотрела на Тересу, сидевшую с заплаканным лицом, опустив голову, комкая в руках носовой платок.

– Как ты думаешь, что с ним могло случиться?

– Не знаю, сеньора Маура. Он ушел из дома вчера утром с двумя друзьями, и с тех пор мы о них ничего не слышали.

– Он еще долго не придет домой, – уверенно сказала девочка. – Но вернется живым.

Тяжелая тишина тенью накрыла комнату. Донья Матильда замерла с чашкой у губ, глядя поверх нее на Мануэлу и краем глаза на Тересу, ожидая ее реакции. Она знала, что у девочки действительно есть дар, как и говорила Кандида. Та не единожды угадывала вещи, которые невозможно знать заранее. За ужином накануне вечером она предсказала, что утром Мадрид проснется от взрывов. Когда в пять часов утра прогремел первый выстрел, донья Матильда сразу вспомнила ее слова.

Тереса продолжала комкать платок. Артуро смотрел на нее, внимательно слушая пророчества девочки.

– Верь ей, – спокойно и с улыбкой сказала Маура. – Если моя внучка говорит, что твой брат жив, так оно и есть.

– Я сама хочу так думать, потому что, если с ним что-то случилось… Я…

Ее слова снова потонули в безутешных всхлипах и плаче. Артуро обнял Тересу.

Девочка смотрела на них своими бездонными, синими, как море, глазищами. Ее бабушка говорила, что они у нее такие, потому что первым, что она увидела после рождения, было море, и образ бескрайнего океана отпечатался в ее взгляде навсегда.

– Он скоро вернется, – утешал Тересу Артуро. – Марио – парень крепкий, сама знаешь.

Скрипнула входная дверь, и в коридоре послышались шаркающие шаги. Сидевшая у выхода Кандида удивленно высунула голову в дверной проем и спросила:

– Кто здесь?

– Я.

– Дон Иполито, как же это вы дома и так рано?

В гостиную вошел растрепанный и взмокший от пота дон Иполито со шляпой в руках.

– Да вот, дочка, в редакции нам сказали отправляться домой. Приказ правительства, судя по всему.

Он устало прошел через комнату и мешком рухнул в кресло.

Дон Иполито Моранте был еще одним из постоянных жильцов пансиона. Он работал в типографии ежедневной газеты Ya^[10] вот уже десять лет. В его обязанности входило собирать газеты в пачки и перевязывать бечевкой для дальнейшей транспортировки – монотонное и омерзительно скучное занятие. Ему было около сорока лет, вдовец, без детей. Помыкавшись по съемным комнатушкам, семь лет назад дон Иполито решил обосноваться в последнем по коридору номере «Почтенного дома». Зарплата у него была небольшая, как раз хватало, чтобы выжить. В день получки дон Иполито первым делом платил за месяц донье Матильде, а взамен получал койку, трехразовое горячее питание и стакан кофе с тремя печеньками на полдник. Дон Иполито никогда не пропускал приемов пищи, потому что после уплаты арендной платы на весь месяц у него оставалось не больше пяти дуро^[11]. Он был человек прижимистый, даже, можно сказать, жадный. Носил штопаную-перештопанную одежду, которую ему за пару песет чинила Кандида. Когда в его ботинках протирались дыры, он подкладывал внутрь картон и начинал копить деньги, чтобы попасть к башмачнику. Единственным удовольствием, от которого он был не готов отказаться, несмотря на любые невзгоды, оставался табак. В начале каждого месяца дон Иполито покупал пачку сигарет без фильтра «Идеалес». Табак из окурков он тщательно собирал и ссыпал в мешочек. Когда пачка заканчивалась, он делал себе самокрутки. Будучи в обыкновенной жизни человеком воспитанным, печатник забывал обо всяких приличиях, когда речь заходила о политике, был нетерпим и высокомерен по отношению ко всем, кто думал иначе. Сам себя он характеризовал как верующего, монархиста и человека правых убеждений. Дон Иполито тщательно отстаивал свои права пользования общими для всех постояльцев благами, в первую очередь – уборной, заявляя, что ему для отправления естественных потребностей нужно больше времени, чем прочим, из-за постоянных запоров, требующих спокойной и вдумчивой обстановки для опорожнения кишечника. Однако, поскольку туалет в пансионе был один на всех, за исключением личной уборной доньи Матильды, всегда крепко запертой на замок, слушать его бесконечные словесные излияния, способные вывести из себя самого терпеливого человека, желающих не было. Каждый день в одно и то же время, сразу после завтрака, дон Иполито Моранте с важным видом отправлялся в сторону клозета, прихватив с собой свежий выпуск АВС доньи Матильды, и запирался там, игнорируя настойчивые призывы освободить помещение со стороны других жильцов. Ситуация эта выводила хозяйку из себя, и каждый день, когда дон Иполито, наконец, снисходил до того, чтобы освободить уборную, начинался скандал. В августе дон Иполито всегда уезжал в отпуск в родную деревню под Кордовой, но тем летом он решил, что с учетом обстоятельств лучше подождать, пока все успокоится, и остаться в Мадриде, чтобы посмотреть, как пойдут дела.

– Что именно произошло? – нетерпеливо спросила донья Матильда.

Дон Иполито поднял потухшие глаза и обвел взглядом собравшихся. Пожал плечами и с глубокой тоской в голосе медленно и хрипло, словно из последних сил, ответил:

– Рассказывать особо нечего. Я пришел на работу, как всегда, вовремя. А вскорости в типографию прислали вестового с приказом остановить станки и отправляться домой. Судя по всему, правительство арестовало все газеты. По крайней мере, так нам сказали. В дверях я столкнулся еще с одним вестовым с пистолетом на ремне. Вместе со мной типографию покинули все остальные работники, руководство, редакторы – все.

Артуро беспокойно взглянул на Тересу, пытаясь понять, о чем она думает. Встретившись с ней глазами, он легко улыбнулся.

– Тебе лучше пойти домой, а я попробую отыскать Марио.

– Да, мне лучше вернуться. Я ушла, когда мать, не выдержав усталости, наконец заснула. Она вся на нервах. Боюсь вообразить, что будет, если она увидит, что и меня нет дома.

– Я провожу тебя до трамвая.

Попрощавшись с остальными, они вышли из пансиона.

Улица кишела людьми, и все же этот понедельник не был похож на другие. Люди шли по своим делам быстро, взвинченно, думая только о том, что происходит в непосредственной близости от кажущейся нормальности, хотя пушечная канонада и выстрелы затихли уже довольно давно.

– Ты веришь Мануэле?

– Кандида верит каждому ее слову, она у нее вместо личного оракула, предсказывающего будущее. Донья Матильда тоже призналась мне, что, насколько ей известно, все предсказания девочки сбываются.

– Как она это делает?

– Ей достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы понять, что с тобой происходит и что случится дальше.

– Я в это не верю.

– Она сказала тебе, что он жив. Нет ничего плохого в том, чтобы поддерживать надежду.

– Да, но при этом добавила, что ему плохо… Что бы это значило, как думаешь?

Прежде чем Артуро успел что-то ответить, над ними пролетел самолет. Прохожие на мгновение задрали головы к небу, затем продолжили свой путь. В этот самый момент перед Артуро и Тересой оказались двое подростков неполных пятнадцати лет, у одного из них в руках был пистолет. Они спорили между собой, кто должен нести оружие.

– Ребята! – окликнул их Артуро. – Вы разве не знаете, что это опасная игрушка?

Парни прервали разговор и с вызовом посмотрели на Артуро и Тересу.

– Это мой пистолет, и я знаю, как им пользоваться, – ответил тот, что нес оружие в руке.

– Где вы его взяли?

– В казармах Монтанья.

– Штурм кончился?

– Да, теперь там полно дохлых фашистов. А остальные сдались, как крысы.

Мальчишки дерзко расхохотались. Казалось, насилие и запах пороха опьянили их, заставив позабыть о жестокости происходившего.

Артуро и Тереса озабоченно переглянулись. Подростки пошли своей дорогой и снова заспорили, кто понесет пистолет. Тут Артуро заметил группу радостных ополченцев.

– Товарищи, – крикнул Артуро, не обращая внимания на предупреждающий жест Тересы, – вон у тех ребят пистолет, это может быть опасно.

Один из ополченцев повернулся к остальным и, указав на двух бойцов, скомандовал:

– Кануто, Форха, догнать и изъять.

Затем повернулся обратно к Артуро и Тересе и сказал:

– Спасибо, товарищ! Это оружие пригодится нам для борьбы. После того как мы покончили с фашистскими свиньями в казармах Монтанья, там была небольшая неразбериха, но теперь все под контролем.

Тереса почувствовала себя уязвленной. Она не понимала, зачем говорить так о военных, почему нужно их оскорблять, но еще больше ее задели слова Артуро, который в знак поддержки положил ополченцу руку на плечо.

– Отлично, товарищ! Надеюсь, что скоро все это закончится и мы вернемся к нормальной жизни.

– Мы боремся, товарищ, но у мятежников больше оружия, да и большинство офицеров оказалось на их стороне. Революции нужна любая помощь. Ты, наверное, уже записался в ополчение? Нам нужны сильные и смелые люди, чтобы покончить с мятежом.

– Я обязательно это сделаю, товарищ, будь уверен, но сначала провожу свою девушку домой.

Ополченец посмотрел на Тересу и решил, что она вся заплакана из-за того, что ее жених решил пойти добровольцем.

– Не волнуйся, товарищ, мы раздавим это отродье, как крыс!

Тереса заметила, что Артуро хочет побыстрее закончить разговор. Но ополченец не отставал.

– Ты тоже можешь вступить в наши ряды. Перед лицом революции мужчины и женщины равны, равны мы будем и перед лицом победы. А сейчас каждый должен подставить другу плечо, чтобы одолеть тех, кто хочет украсть нашу свободу.

Тереса промолчала. Она боялась открыть рот, не сдержать своего раздражения и выпалить в лицо этому одетому в выцветший синий комбинезон и обутому в альпаргаты недоумку с красно-черным платком на шее и ружьем на плече, что она думает о его революции.

– Так она и сделает, – ответил Артуро, потянув Тересу за плечо, чтобы ретироваться, – точно говорю, товарищ. Нам пора. Спасибо за все! Бывай!

– Бывай, товарищ!

Удалившись на достаточное расстояние, Тереса посмотрела на Артуро, но не смогла поймать ответный взгляд.

– Ты же не собираешься записываться в ополчение?

Артуро не ответил. Молча глядя вперед и крепко держа Тересу за руку, он продолжал вести ее к остановке трамвая.