У меня было два лица, два имени, один населенный пункт и скудные по своему содержанию письма: Андрес из раза в раз писал, что с ним все в порядке (меж строк я чувствовал, что он пытается скрыть от Мерседес действительное неприглядное положение дел), что она не должна тревожиться о нем и что ей следует беречь себя. С ним вместе, по всей видимости, был его брат по имени Клементе, которого он неоднократно упоминал, чтобы успокоить родню. Он уверял, что скоро они снова встретятся и все вернется в норму, говорил, что мечтает увидеть лицо их мальчика или девочки, если все вышло так, как мечтала Мерседес. Обычные письма для того времени: святая простота, лаконичные, чем-то напоминающие школьные сочинения. И все же Андресу не удалось скрыть выпавших на его долю невзгод, которыми сочилась буквально каждая буква. Написанные нетвердой рукой слова отражали сумятицу чувств. По датам, проставленным в начале каждого письма (все воскресенья сентября и октября 1936 года, первое – 6 сентября, а последнее – 25 октября), я предположил, что, скорее всего, он оказался на фронте вдали от жены и от дома.

Я откинулся на стуле. В моей голове рождалась необычная история этой пары, удивительная история, которая ляжет в основу моего великого романа. И хотя реальность указывала мне на то, что рассказывать здесь почти нечего, в их лицах, в их черно-белых взглядах было что-то такое, что толкало меня узнать больше об Андресе и Мерседес, запечатленных на семидесятичетырехлетней фотографии в некогда крошечном селе Мостолес в нескольких километрах от Мадрида.

«Все равно что искать иголку в стоге сена», – подумал я обреченно.

ИСПАНЦЫ, чрезвычайная критическая ситуация, в которой оказалась Испания, анархия, в которую погрузились города и села, и несомненная угроза нашей Родине со стороны внешнего врага не позволяют терять ни минуты и требуют, чтобы армия во имя спасения нации взяла на себя управление страной, дабы впоследствии, когда мир и порядок будут восстановлены, передать его подготовленному для этой цели гражданскому населению. В свете этого и в качестве руководителя подчиненной мне Дивизии,

ПОСТАНОВЛЯЮ И ПРИКАЗЫВАЮ

Первое: объявить военное положение на всей территории, подконтрольной моей дивизии.

Второе: окончательно отменить право на забастовку. С завтрашнего дня руководители профсоюзов, члены которых выйдут на забастовку или не прекратят таковую и не выйдут на работу, будут переданы военному суду и расстреляны.

Третье: в течение четырех часов все огнестрельное оружие должно быть сдано в ближайшее отделение Гражданской гвардии. По прошествии этого времени лица, уличенные в ношении или хранении огнестрельного оружия, также будут переданы военному суду и расстреляны.

Четвертое: поджигатели и лица, любым иным образом ведущие подрывную деятельность в отношении дорожной сети, средств связи, жизни и имущества граждан, а также все лица, нарушающие общественный порядок на территории данного образования, будут переданы военному суду и расстреляны.

Пятое: в незамедлительном порядке в ряды подразделений настоящего образования включаются солдаты XVII призывного округа, срочники призыва 1931–1935 годов включительно и все добровольцы, желающие служить Родине.

Шестое: с девяти часов вечера и далее запрещается перемещение лиц и транспортных средств по делам, отличным от служебных.

Я надеюсь, что патриотизм всех испанцев избавит меня от необходимости принятия перечисленных мер во благо Родины и Республики.

Глава 1

Андрес Абад Родригес мчался домой к Мерседес, чтобы сказать, что в город приехал фотограф и сейчас работает у фонтана «Рыбы». Ворвавшись, подобно буре, в дом, Андрес столкнулся со своей тещей, сеньорой Николасой.

– Где Мерседес?

Женщина недоуменно посмотрела на него.

– Что-то случилось?

– Фотограф приехал. Наконец-то можно сфотографироваться.

– Она у вас в спальне, заправляет кровать.

Андрес вбежал в спальню: жена поправляла шерстяной матрас. Схватил ее за талию, развернул к себе и оказался с ней лицом к лицу.

– На площади работает фотограф. Пойдем сфотографируемся.

– Прямо сейчас? Мне нужно привести себя в порядок.

– Ты и так прекрасна.

– Не глупи. Разве можно фотографироваться в таком виде?

– Он надолго не задержится. Сказал, что хочет попасть в Навалькарнеро до наступления темноты.

– Хорошо, но я должна одеться и причесаться. А ты надень белую рубашку и свадебный галстук. И причеши свою шевелюру.

Андрес посмотрел на свое отражение в зеркальной створке шкафа, снял грязную рубашку, взял другую, которую протягивала ему Мерседес, надел ее и застегнул пуговицы. Пригладил волосы. Потом завязал галстук и надел пиджак. Дернул непривычными к такой одежде плечами.

– Я уже все.

Мерседес осмотрела его сверху вниз и кивнула головой.

– Жди меня на площади. Я сейчас подойду.

– Не тяни. Я буду у фонтана.

Когда Андрес вышел, Мерседес продолжила заправлять кровать, но только быстрее, чем раньше. Затем открыла дверцу шкафа. Достала из него платье в красный цветочек, которое сшила ей мать, и бросила на кровать. Сняла домашний халат в горошек, плеснула немного воды в рукомойник и намылила ладони, руки и шею. Тщательно обсушив себя полотенцем, встала перед зеркалом, посмотрела на себя в фас и профиль, погладив заметно округлившийся животик, и радостно улыбнулась. Заколола волосы гребнем, ущипнула себя за кожу на скулах и, удостоверившись, что все в порядке, натянула платье. Бросила последний взгляд на свое отражение, покрутившись из стороны в сторону, и вышла из комнаты, столкнувшись лицом к лицу с матерью.

– Дай-ка я на тебя посмотрю.

Мать довольно улыбнулась, и Мерседес покрутилась вокруг своей оси.

– Хороша?

– Великолепна, доченька. Ладно, беги, пока муж не устроил тебе взбучку, ты же знаешь, какой он нетерпеливый.

Сеньора Николаса проводила дочь до дверей дома и осталась на пороге. Опершись о дверной косяк и сложив руки на груди, она удовлетворенно смотрела, как та удаляется вдоль по улице Иглесиа в сторону площади Прадильо. Мерседес шла быстро, но не бежала, ветер играл ее платьем. В какой-то момент она обернулась и помахала рукой. Мать ответила ей улыбкой и кивком головы. Ей не терпелось увидеть пополнение семейства. Ничто, говорила она, не может сделать меня счастливее, чем внук.

Мерседес Манрике Санчес вышла замуж за Андреса Абада Родригеса 22 декабря 1935 года. Свадьбу сыграли в церкви Пресвятой Девы Марии. Счастливый день, хотя не все сумели дожить до него. Отец Мерседес умер за семь лет до того от осложненного воспаления легких. Дон Онорио, местный врач, сделал все возможное, чтобы спасти его жизнь, но легочная инфекция оказалась сильнее лекарств, и сеньора Николаса похоронила мужа. Но беда никогда не приходит одна: спустя два года умер единственный брат Мерседес – Педрито. Он был слаб с рождения и не справился с лихорадкой. Мать и дочь остались вдвоем и должны были как-то выживать. Сеньора Николаса стала прислуживать в доме дона Онорио, а Мерседес занималась глажкой и уборкой, готовила стол на праздники, а зимой помогала ухаживать сеньоре Энрикете за животными в обмен на яйца и мясо после забоя.

Андрес со своим братом Клементе возделывал земли, доставшиеся им в наследство от отца. Этого хватало на безбедную жизнь. Он знал Мерседес всю жизнь, но из-за обязательного траура по отцу и брату потерял ее из виду до самого дня Пресвятой Девы покровительницы Мостолеса 1933 года. Стоило ему увидеть Мерседес снова, и он тут же влюбился. Сняв траур, мать с дочерью сразу же начали готовить свадьбу. Молодые поселились в большом доме сеньоры Николасы. Здесь было достаточно места и для них троих, и для грядущего пополнения. А когда хозяйки не станет, все отойдет детям.

Завидев большую толпу людей на Прадильо, Мерседес удивилась: мужчины всегда собирались здесь, чтобы обсудить свои дела, но сегодня их оказалось слишком много, и все они были чем-то взволнованы.

– Мерседес, я здесь!

Она поспешила на зов Андреса, махавшего ей рукой от фонтана «Рыбы». Рядом с ним стоял фотограф со своей камерой моментальной печати.

– Что происходит? – спросила Мерседес, подойдя поближе.

Андрес, не отрывая взгляда от толпы, ответил:

– Говорят, что военные в Африке подняли мятеж. В народном доме тоже все на ушах стоят.

– А им-то что до того, что творится в Африке? Это неблизко, к тому же там всегда что-то неладно…

– Дело выглядит скверно, сеньорита, – встрял в разговор фотограф, выставляя камеру. – Бардаку, в котором мы все живем последнее время, вот-вот положат конец, сами увидите. И армия – единственная сила, способная поставить на место правительство, ведущее нас прямиком к катастрофе.

Супруги переглянулись, не слишком убежденные словами фотографа.

– Давайте, фотографируйте уже, – ответил ему Андрес. – И постарайтесь, чтобы мы получились хорошо, это по-настоящему счастливый момент нашей жизни, – Андрес погладил живот Мерседес и обменялся с ней нежным любящим взглядом. – Я хочу сохранить его навсегда.

– Такую красоту никакой фотограф плохо не снимет. Встаньте-ка вот сюда, да поплотнее, вам уже можно, не зря же вы венчались в церкви.

Андрес и Мерседес, следуя указаниям, встали перед камерой, опершись о каменный парапет фонтана. Фотограф спрятался за фотоаппарат и теперь глядел на них поверх него. Это был суетливый человечек в темно-сером костюме и белой рубашке с поношенным воротничком. Личико с крошечными глазами венчала тщательно прилизанная шевелюра, напомаженная так густо, что даже ураган, казалось, не смог бы нарушить его прически.

– Двиньтесь правее, да не от вас правее, а от меня… Вот… Вот так, хорошо.

Вырядившийся, словно на свадьбу, человечек нырнул под закрывавшее заднюю часть камеры покрывало, Андрес и Мерседес напряженно стояли и ждали, пока им скажут, что снимок готов.

– Улыбнитесь хоть чуточку, вы слишком напряжены.

Пара немного расслабилась и улыбнулась.

Фотограф поднял руку.

– Смотрите на мою ладонь, вот так… Не двигайтесь… Хорошо, и…

Небольшая вспышка, и фотограф снова показался перед супругами.

– Снимите ее отдельно, – попросил Андрес, отодвинувшись от Мерседес.

Фотограф снова исчез под покрывалом, чтобы сфокусировать объектив на Мерседес.

– Чуть левее, вот так, не двигайтесь… Улыбнитесь немного, вот… Смотрите на мою руку и замрите. И…

Еще одна вспышка показала супругам, что фотография на подходе.

– Через пятнадцать минут все будет готово.

Пока фотограф выставлял других клиентов для фотографии, Андрес и Мерседес, взявшись за руки, подошли к собравшимся на площади разгоряченным мужчинам.

– Что происходит? – спросил Андрес у одного из них.

– Говорят, война началась.

– Ужас какой! – воскликнула Мерседес недоверчиво и испуганно и прижала руки ко рту.

– И вроде как любой желающий может записаться в народном доме в ополчение.

– Записаться в ополчение? Зачем?

Другой мужчина, которого все знали под кличкой Меринос, потому что у его отца было стадо овец-мериносов, повернулся к Андресу и грубо сказал:

– Что значит «зачем»? Чтобы раз и навсегда покончить с богатыми свиньями, которых все еще слишком много среди нас!

– Тому, кто записался, дают оружие, – вставил первый.

– Меня не интересует оружие.

Андрес повернулся, чтобы уйти, но не успел сделать и шага, как услышал голос Мериноса.

– Ну разумеется, у нашего богатея достаточно земли, чтобы работать на ней и каждый день набивать себе брюхо! На кой ему оружие?