Братья Макфероны сидели высоко и наблюдали со своих мест. Им пришлось ждать конца дня – только тогда стали продавать их годовалых волов. Около трех часов дня Рэймонд спустился в забегаловку, принес два картонных стаканчика с кофе, а позже перед ними уселся Оскар Стрелоу, повернулся к ним на сиденье и начал болтать, рассказывать про свой скот, который как-то раз продавался так плохо, что он после уехал и напился, а когда вернулся домой в этом жалком состоянии, жена так злилась, что не стала с ним даже разговаривать, а наутро поехала прямиком в город и купила новехонькую стиральную машину «Мэйтэг», выписав на месте чек на всю сумму, и Оскар не решился ничего сказать жене ни тогда, ни до сих пор.

Продажа скота продолжалась. Младший помощник на площадке следил за покупателями, и те смотрели прямо на него, кивали или поднимали руку, а он кричал:

– Да! – переводя взгляд с одного покупателя на другого. – Да!

А когда последний покупатель сдавался и отворачивался, аукционист со своей платформы кричал:

– Продано за сто шестнадцать долларов номеру восемьдесят восемь!

И юный помощник отпускал скот с площадки. А старший работник в синей рубашке и с большим тугим животом, свисавшим над ремнем с пряжкой, выпускал следующих животных через стальную дверь слева и принимался кричать:

– Парни, вот отличная пара волов! Отдам обоих за девяносто пять долларов!

– Парни! Эта телочка прибыла издалека. Похоже, молочная корова. Семьдесят четыре доллара!

– Единственный ее недостаток – короткий хвост, а это глупо!

– Парни, у нее небольшой узел на челюсти. За исключением этого все отлично.

– Отличная нетель!

– Итак. Семьдесят семь долларов! Не будем ходить вокруг да около.

Аукцион скота продолжался. Один лот был крупным, в восемьдесят голов, его помощники прогнали по пятнадцать и двадцать за раз, пока не впустили последнюю группу, которую и оставили на ринге представлять все стадо, и все это время старший работник кричал:

– Парни, они в отличной форме! Присмотритесь к ним, вы их больше не увидите! Они отлично откормлены, парни! Восемьдесят коров! Восемьдесят долларов! Ну же!

В какой-то момент Гарольд, сидевший высоко над площадкой, принялся торговаться за коров на убой. После того как он предложил сумму второй раз, Рэймонд обернулся к нему.

– Это был ты? Он подумал, что ты торгуешься.

– Так и было.

– Какого черта ты делаешь?

– Ничего особенного. Просто немного развлекся.

– Нам не нужен лишний скот. Мы пытаемся продать свой сегодня.

– Я ничего не куплю. Просто немного поднял цену для других.

– А если на тебе остановятся?

– Не остановятся.

– Да? А вдруг?

– Тогда, видимо, тебе придется достать чековую книжку и заплатить за них.

Рэймонд отвернулся.

– Знаешь что, – проговорил он. – Ты с годами немного тупеешь, ты не заметил?

– Что ж, нужно ведь нам развлекаться? Виктории с нами больше нет.

– Но нам не нужен лишний скот!

– Ты это уже говорил.

– Я повторяю, чтобы ты услышал.

– Я тебя слышу. Но я настаиваю, что нам нужна радость в жизни.

– Это я знаю. Насчет этого я не спорю.

Наконец аукционист добрался до годовалых волов блэкболди, которых привезли Макфероны. Волы вышли на площадку, пригнув головы, кружили, пытаясь вернуться в загон и спрятаться.

Работник закричал:

– Парни, вот скот прямо с пастбища! Сделает все, что вам нужно. Хорошие, активные волы. Им всего год, парни. Они отличные!

– Девяносто долларов!

Аукционист начал говорить нараспев:

– Что ж, отлично. Вам они понравятся. Пятнадцать волов, средний вес восемьсот восемь фунтов. Отлично откормлены, парни. Приступим. Итак, есть предложение девяносто долларов, девяносто и четвертак, полтинник, полтинник, семьдесят пять, девяносто один, еще четвертак, еще полтинник, ставка девяносто один пятьдесят, теперь девяносто один пятьдесят, теперь семьдесят пять.

Макфероны наблюдали, как пятнадцать волов кружат по площадке, испуганные и не понимающие этой суеты и шума, закатив глаза, один взревел в пыльный воздух, другой подхватил. Мужчины и женщины с мест на трибунах смотрели на площадку сквозь железные ограждения, а братья следили за ними сверху, глядели на собственный скот со странным чувством: ведь они привезли волов на продажу, но знали отлично, сколько усилий вложили в них, сколько трудностей преодолели за прошлый год, с кем из волов были проблемы, а о четырех или пяти волах помнили даже, от каких коров они родились. Но по лицам братьев понять этого было нельзя. Они выглядели бесстрастными, продавая своих пятнадцать волов, будто бы наблюдали событие не большей значимости, чем легкий порыв сухого ветра.

– Все предложили свою цену? – кричал аукционист. – Мы закончили? Девяносто один семьдесят пять, девяносто два? Девяносто два? Девяносто два?

Он стукнул молотком, держа его за ручку, ударил громко по деревяшке на столе и пропел в микрофон:

– Продано за девяносто один доллар семьдесят пять центов…

Взглянул на покупателя напротив в пятом ряду, толстяка в соломенной шляпе, берущего их на откорм, который дважды показал четыре пальца:

– Номеру сорок четыре!

Сидевшая рядом с аукционистом секретарь записала это в журнал, а работник прогнал волов с площадки и запустил следующий лот.

– Что ж, – сказал Гарольд, глядя прямо перед собой. – Сойдет.

– Нормально, – согласился Рэймонд, но выглядело это так, будто он тоже ни к кому не обращается и обсуждает новости даже не вчерашние, а недельной, а то и месячной давности.

Они остались на трибунах, досмотрели, как продают этот лот, потом следующий, потом поднялись и медленно спустились по ступенькам и вышли из зала. Работники в загонах и во дворе уладили формальности, и братья получили в кассе чек – за вычетом комиссии на продажу и осмотр, кормежки, ветеринара, страховки и пошлины в мясной совет. Кассирша передала чек Рэймонду и поздравила их обоих. Рэймонд быстро взглянул на чек, сложил его пополам, сунул в кожаный бумажник и закрыл его, убрал во внутренний карман холщовой рабочей куртки. Затем сказал:

– Что ж, было неплохо, пожалуй. По крайней мере, мы не потеряли в деньгах.

– Не в этот раз, – согласился Гарольд.

Они пожали кассирше руку и отправились домой.

Дома на закате они навестили конюшню, коровьи пастбища и навес для коров, проверили, как там обстоят дела, – со скотом и лошадьми все было нормально, так что братья вернулись по гравийной дорожке к дому. Но восторг их поугас. Они выдохлись и устали. Подогрели на плите суп из банки, съели его за кухонным столом, а после поставили тарелки отмокать и перешли в гостиную читать газету. В десять вечера включили старый телевизор, чтобы узнать какие-нибудь новости в остальном мире, а потом поднялись по лестнице и улеглись, уставшие, в свои постели, каждый в своей комнате через коридор друг от друга – утешенные или нет, унылые или нет, каждый в своих затертых воспоминаниях и мыслях.

5

Спустившись по дощатым ступенькам, они вышли из передвижного дома под яркое солнце в разгар утра, свернули за угол на утоптанную землю, где стояла ржавая магазинная тележка, ожидавшая их терпеливо и верно в зарослях сухого костреца и щирицы. Они с грохотом покатили ее прочь от дома по Детройт-стрит в центр города, толкая перед собой: Лютер, пыхтя, толкал, а Бетти молча шла рядом. Они проходили вместе под деревьями, и переднее колесико тележки постоянно выскакивало, попадая в трещины на асфальте или наталкиваясь на камень любого размера. Так они миновали перекресток, перейдя дорогу перед машиной, остановившейся под знаком «Стоп», прошли еще квартал и снова перешли дорогу, и зашли в последний магазин на углу Второй и Мэйн-стрит.

Продуктовый располагался в длинном узком здании с кирпичной облицовкой, выходившем фасадом в переулок, внутри были деревянные полы из старых, потемневших мореных шпунтованных дубовых досок; в магазине приятно пахло, несмотря на пыль и полумрак в тесных узких проходах между полками с едой.

Лютер толкал тележку мимо коробок с яблоками и апельсинами, с кочанами капусты и листового салата у стенки, а жена шла за ним в своем просторном платье. В следующем отделе, после холодильника со свежим мясом, за высокими стеклянными дверцами лежала замороженная еда. Лютер остановился и начал передавать холодные коробки Бетти, которая складывала их в тележку, и они двигались вперед, а он все набирал и набирал. Замороженные спагетти, холодная пицца, коробки с буррито и мясными пирогами, вафлями, ягодными пирогами, шоколадными пирогами, лазаньей. Солсберийские котлеты с коричневой подливой. Макароны с сыром. Все замороженное, в ярких плотных картонных коробках.

Он толкал тележку дальше, и жена перешла с ним к следующему отделу, где они остановились, задумавшись над газировкой в банках. Лютер повернулся к Бетти:

– Хочешь сегодня че-то из этого? Или купим клубничную, как обычно?

– Не могу определиться.

– Может, немного этой, вишневой?

– Ты меня сбиваешь.

– Может, и ту и эту?

– Да, – согласилась она, – че бы не взять обе.

Он взял два ящика с газировкой с полки, наклонился, чтобы просунуть их в нижнее отделение тележки, – его широкие ягодицы показались над серыми трениками – и выпрямился, запыхавшись, с покрасневшим лицом, одергивая рубашку.

– Все хорошо, милый?

– Да. Просто они тяжелые, когда приходится с ними наклоняться.

– Смотри мне, не заработай сердечный приступ.

– Нет, мэм. Не здесь. И не сегодня.

Они продолжили толкать тележку. За углом возле бумажных салфеток и стирального порошка полная женщина перегородила проход, выбирая моющее средство для посуды.

– О, простите, – проговорила она, оглянулась и увидела, кто это.

Больше она ничего не сказала, разве что слегка подвинула с дороги тележку.

– Все хорошо, миссус, – успокоил ее Лютер. – Я проеду.

Он протолкнул тележку, и Бетти повернулась боком, чтобы протиснуться тоже. Женщина смотрела им вслед, пока они не скрылись за краем ряда, стояла, обмахиваясь рукой перед носом.

В следующем проходе они какое-то время выбирали хлопья. Мимо проходил один из работников, мальчик в зеленом фартуке, Лютер остановил его.

– Приятель, а че случилось с теми хлопьями с изюмом? Там было много изюма.

– А их тут нет?

– Мы все обыскали.

Мальчик поискал на полках, нижних и верхних.

– Возможно, остались на складе, – произнес он наконец.

– Мы тя подождем, – ответил Лютер. – Сходи.

Мальчик посмотрел на них, толкнул створчатую дверь в кладовую. Тут позади них оказалась та полная женщина с тележкой.

Лютер подвинул свою тележку в сторону.

– Он пошел поискать хлопья, – объявил он.

– Что? – спросила она. – Вы со мной разговариваете?

– Он пошел на склад за нашими хлопьями. Мы его ждем.

Она уставилась на него, обернулась посмотреть на Бетти, затем быстро прошла мимо.

– Их не осталось на полке! – крикнул ей Лютер вдогонку.

Мальчик вернулся и сообщил, что не смог найти хлопья, которые им хотелось.

– А ты везде хорошенько посмотрел? – уточнил Лютер.

– Да, я смотрел. Будь они у нас, мы бы поставили их на полку.

– Но их тут нет. Это мы уже знаем. Должны быть на складе.

– Нет. Я проверил. Видимо, все продали.

Лютер повернулся к Бетти.

– Говорит, у них ниче нет, дорогая. Говорит, закончились.

– Я слышала.

– Че будем делать?

– Я надеялась, мы купим домой коробку хлопьев.

– Знаю. Только он говорит, все проданы.

Мальчик наблюдал за их беседой, поворачивая голову туда-сюда.

– Вы можете купить коробку других хлопьев, – предложил он, – и коробку изюма и добавить в хлопья изюм. Будет почти то же самое.

– Положить изюм в коробку, – повторил за ним Лютер.

– Положить изюм в другие хлопья, – пояснил мальчик.

– Прямо тут?

– Нет. Когда придете домой. Когда купите их и принесете домой.

– Хм.

Лютер огляделся.

– Хочешь так, милая?

– Сам решай.