Гарольд вышел из кухни и взял трубку, а Рэймонд вернулся и принялся за посуду. Гарольд и Виктория снова поговорили о погоде и ее лекциях, он спросил, почему она не веселится в субботний вечер, должна ведь она как-то наслаждаться жизнью по субботам, а она ответила, что ей не хочется, может, сходит куда-нибудь на следующих выходных, а он спросил, нет ли в колледже симпатичных мальчишек, и она ответила, что, может, и есть, но ей это не интересно, а он сказал: «Ну, лучше держи глаза открытыми, вдруг увидишь кого-то, кто понравится», а она ответила: «Что ж, сомневаюсь» – и добавила:

– Но я слыхала, вы хорошо сходили на аукцион на прошлой неделе.

– Неплохо, – ответил Гарольд.

– Слышала, получили почти девяносто два. Это ведь очень здорово?

– Не буду жаловаться. Нет, мэм.

– Знаю, как для вас это важно.

– Ну, – сказал он. – А у тебя какие еще новости? Тебе не нужны еще деньги?

– Нет. Я ведь не из-за этого звоню.

– Знаю. Но обязательно скажи, если нужно. Мне кажется, ты бы никому не сказала, если бы нуждалась.

– У меня все хорошо с деньгами, – ответила она. – Просто хотела вас услышать. Видимо, немного скучаю по дому.

– О, – произнес он. – Что ж.

И поскольку Рэймонд грохотал посудой и не слышал, что говорил Гарольд по телефону, он рассказал Виктории, как его брат тосковал по ней и как говорил о ней каждый день, гадал, чем она занята в Форт-Коллинзе, задавался вопросами, как там малышка, и он продолжал так в том же духе, и девушке стало ясно, что он в той же мере говорит и о себе, а не только о брате, и она была очень тронута этим и боялась расплакаться.

После того как они попрощались, Гарольд вернулся на кухню, где Рэймонд как раз освобождал лоханку для мытья посуды и выливал воду в раковину. Чистые тарелки сушились рядом.

– Ну как она, на твой взгляд? – спросил Рэймонд.

– Мне показалось, – сказал Гарольд, – что ей одиноко.

– Я так и думал. Она была какой-то другой.

– Да, сэр, она разговаривала не как обычно, – подтвердил Гарольд. – Думаю, нам нужно послать ей денег.

– Она об этом попросила?

– Нет. Но она бы и не стала, верно же?

– Это было бы на нее не похоже, – согласился Рэймонд. – Она никогда не говорила о том, что ей хочется, даже когда жила здесь.

– Разве что насчет малышки. Она могла попросить что-то иногда для нее.

– Только для Кэти. Но дело ведь не только в деньгах?

– Дело вообще не в деньгах, – сказал Гарольд.

– Ее голос. Как он звучал.

– Нет, это не из-за денег он у нее такой. Дело в остальном.

– Что ж, думаю, ей одиноко, – повторил Рэймонд. – Я бы сказал, она скучает по дому.

– Думаю, что так, – согласился Гарольд.

И следующие полчаса они стояли на кухне, опершись о деревянные столешницы шкафов, пили кофе и рассуждали, как Виктория Рубидо живет в ста двадцати пяти милях от дома, как сама заботится о дочери и еще ходит каждый день на занятия, а у них в деревне в округе Холт, в семнадцати милях к югу от города, все идет по-старому и гораздо меньше хлопот, пока ее нет дома, а на улице поднимался и начинал завывать ветер.

8

Осенним будним вечером, когда Роуз Тайлер вышла из кухни к входной двери, небо над деревьями было наглухо затянуто тучами и в воздухе пахло дождем, а на пороге дома, под желтой лампой на крыльце стояла Бетти Уоллес с двумя детьми, и во дворе в тени дерева топтался Лютер Уоллес – большая неуклюжая темная фигура.

– Бетти, – сказала Роуз. – Что-то случилось?

– Не хотела беспокоить тебя в поздний час, – ответила Бетти. – Но это срочно. Не могла бы ты подвезти меня с детьми к дому моей тети?

Она взглянула на Лютера во дворе:

– Он меня обижает.

– Не хотите войти?

– Хотим. Но его не пускай. Я на него зла.

– Может, ему тоже стоит войти, чтобы мы вместе все обсудили?

– Что ж, тада пусть будет паинькой.

Роуз позвала Лютера, он подошел к крыльцу. Выглядел он грустным и расстроенным. Даже в вечерней прохладе он потел, его большое широкое лицо было красным как мак.

– Я ниче ей не сделал, – объявил он.

– Ты сейчас не дома, – огрызнулась Бетти. – У Роуз лучше будь паинькой.

– Что ж, а тебе лучше заткнуться и не врать людям!

– Я не вру! Я только правду говорю!

– Я тоже кой-че могу рассказать!

– Тебе нечего про меня рассказывать!

– Вообще-то есть!

– Так, – прервала их Роуз. – Будем вести себя культурно. Или оба возвращайтесь домой.

– Слыхал? – спросила Бетти. – Лучше слушайся Роуз.

– Ну, она не ко мне обращалась.

– Тихо! – сказала Роуз.

Они вошли в переднюю, затем в гостиную, и Джой-Рэй с братишкой Ричи оглядывались по сторонам в изумлении и восторге, рассматривали мебельный гарнитур и висящие на стенах картины будто на выставке в городском музее. Они тихо и скромно сели с матерью на диван в цветочек – только глазами вокруг стреляли. Лютер хотел усесться в кресло-качалку, но оно оказалось чересчур мало для него, и Роуз принесла ему из кухни стул. Он аккуратно сел, проверив под собой сиденье рукой.

– Бетти, давай ты начнешь, – предложила Роуз. – Ты сказала, что хочешь поехать к тете. В чем дело?

– Дело в том, что он меня обижает, – ответила Бетти. – Он ударил меня ни за что. Я ниче ему не сделала.

– Никада я ее не бил, – откликнулся Лютер.

– О, теперь он врет!

– Я только слегка ее толкнул. Потому что она тоже кой-че мне сделала. Ну, она сказала, что я много ем.

– Когда это было? – спросила Роуз.

– С час назад, – ответила Бетти. – Джой-Рэй не съела свой ужин, и он давил на нее: «Ешь давай…»

– Я сказал: «Ешь давай, если хочешь быть сильной».

– Нет. Он сказал: «Ешь давай, или я все съем за тебя». Джой-Рэй сказала, что не хочет. Сказала, что устала от одинаковой еды. Так что он взял макароны с сыром с ее тарелки и съел все, глядя на нее. «В другой раз съешь», – сказал он. «А мне плевать», – ответила она. «Ты научишься не плеваться», – ответил он, и тут я встряла между ними, и он сказал: «Берегись!» – а я такая: «Нет, это ты берегись».

– А потом что было? – уточнила Роуз.

– А потом ниче не было, – сказал Лютер.

– А потом он меня ударил, – заявила Бетти.

– Вранье. Я только немного ее толкнул.

– Ты ударил меня по лицу. Я до сих пор это чувствую. Вот здесь.

Бетти поднесла руку к лицу и погладила щеку, а Лютер смотрел на нее, прищурясь.

Дети сидели на диване, и, казалось, их совершенно не интересовал разговор, будто их вовсе не касались эти вопросы, а если и касались, они никак не могли повлиять на исход дел. Сидели рядышком, разглядывая мебель и картины на стенах, почти не замечая троих взрослых.

Роуз встала, прошла на кухню и вернулась с тарелкой шоколадной помадки, протянула ее детям, прежде чем предложить Бетти и Лютеру. Снова села.

– Думаю, нам всем нужно остыть.

– Я просто хочу поехать к тете, – объявила Бетти. – Могу остывать там.

– А она хочет, чтобы вы приехали?

– Мы у нее уже бывали.

– Она будет вам рада сейчас?

– Думаю, да.

– Вы ей не звонили?

– Нет. Наш телефон не работает.

– Что с ним случилось?

– У него нет гудка.

Роуз взглянула на нее. Бетти сгорбилась рядом с детьми, прямые волосы падали на ее рябое лицо, глаза покраснели. Роуз повернулась к Лютеру.

– А ты что об этом думаешь, Лютер?

– Думаю, она должна вернуться домой, как положено.

– Но она говорит, что не хочет сейчас там находиться.

– Я ей муж. Библия говорит, что муж – хозяин в своей крепости. Он строит дом свой на камне^[4]. Она должна слушать, что я говорю.

– Я ведь не должна его слушать, правда, Роуз?

– Нет. Думаю, Лютер тут ошибается.

– Я хочу поехать к тете, – повторила Бетти.

Когда они сдавали назад с подъездной дорожки, Лютер стоял растерянно в свете фар, лучи скользили по нему, пока он смотрел им вслед, засунув руки в карманы. В небе над Холтом, похоже, собирался дождь. Бетти сидела на переднем сиденье с Роуз, дети сзади смотрели в окна на дома и перекрестки, на высокие деревья. Во всех домах горел свет, пробивался сквозь жалюзи, кусты обрамляли узкие тротуары, которые вели в темные переулки. Фонари на углах отбрасывали голубой свет, деревья росли через равные интервалы вдоль дорожек. Роуз везла их по тихим улицам, потом на шоссе свернула на восток.

Когда они подъехали к продуктовому на шоссе 34, Бетти сказала:

– Ой, я забыла свои прокладки!

– О чем ты? – спросила Роуз.

– Сейчас те самые дни. У меня нет прокладок. Мне нужно их менять.

– Хочешь остановиться и купить?

– Если можно. Так лучше.

Они подъехали и припарковались среди машин у дверей магазина. Магазин за стеклянными окнами был ярко освещен, у кассы в очереди стояли женщины.

– Иди, – сказала Роуз.

Бетти смотрела в сторону магазина, но не выходила.

– Что теперь?

– У меня денег нет. Я не взяла свою книжку. Не могла бы ты одолжить мне чуток? Я отдам в начале месяца.

Роуз дала ей несколько купюр, и Бетти пошла в магазин. Когда она исчезла среди рядов, Роуз повернулась на сиденье, чтобы взглянуть на детей.

– Как вы там, ребята?

– Она нам будет не рада, – сказала Джой-Рэй.

– Кто?

– Мамина тетя.

– Почему ты так думаешь?

– В прошлый раз она сказала больше не приезжать. Не понимаю, почему мы должны туда ехать.

– Может, вы останетесь ненадолго. Пока ваши родители не остынут.

– И когда это случится?

– Скоро, надеюсь.

– Я тоже туда не хочу, – отозвался Ричи.

– О? – удивилась Роуз.

– Мне там не нравится.

– Потому что в последний раз ты описался в постели и тетя разозлилась, – сказала Джой-Рэй. – Он писается.

– Ты тоже!

– Уже нет.

Бетти вернулась с бумажным пакетом, и Роуз поехала на восток от города по шоссе, на ровную, открытую, голую равнину, затем повернула на север и проехала милю к маленькому темному дому. Свет зажегся над входной дверью, когда машина остановилась.

– Итак, – сказала Роуз. – Приехали.

Бетти взглянула на дом, вышла, поднялась на крыльцо и постучала. Скоро дверь открыла женщина в красном кимоно. Ее волосы были примяты с одного боку, будто она уже легла в постель. Она курила и смотрела мимо Бетти на машину.

– Ну, – проговорила она. – Чего ты теперь хочешь?

– Можно мы с детьми сегодня переночуем у тебя?

– О боже, что на этот раз стряслось?

– Лютер меня ударил. Он снова меня обижает.

– Я тебе уже говорила, что не пущу вас снова. Говорила же?

– Да.

– Не знаю, почему вы вообще вместе!

– Он мой муж, – сказала Бетти.

– Это не значит, что вы должны жить с ним. Верно?

– Не знаю.

– А я знаю. Мне завтра рано вставать на работу. Я не могу катать вас по городу.

– Но он меня обижает. Я не хочу оставаться с ним сегодня.

Бетти оглянулась на машину. Роуз заглушила двигатель.

И тут вдруг начался ливень. Он падал косыми яркими каплями в свете дворового фонаря над гаражом, сыпал блестящими брызгами под желтой лампой на крыльце. Бетти быстро промокла.

– Ой, ладно, – проговорила тетя. – Ты ведь сама знаешь, что просто вернешься к нему. Ты всегда возвращаешься. Но говорю тебе: это только на одну ночь. Я не разрешу остаться насовсем.

– Мы не создадим проблем, – сказала Бетти.

– Уже создали.

Бетти отвернулась и приложила руку к лицу, закрываясь от дождя.

– Что ж, скажи им заходить, – разрешила тетя. – Не собираюсь стоять тут всю ночь.

Бетти помахала, чтобы дети вышли из машины.

– Думаю, вам лучше пойти, – подбодрила их Роуз. – Похоже, все хорошо.

Джой-Рэй взяла сумку с переднего сиденья, они с братцем вышли и поспешили под дождем к крыльцу, прошли с матерью внутрь. Тетя снова взглянула на машину. Бросила сигарету на мокрый гравий и закрыла за собой дверь.