Эта встреча, точнее, этот односторонний, как представлялось на тот момент, интерес – позже выяснится, разумеется, что это было далеко не так – довольно долго оставалась без последствий. Альма порой встречала в студии этого вечно торопившегося, вечно занятого, ни на кого не обращавшего внимания молодого человека, но они не заговаривали друг с другом, не общались, не обменивались новостями, как это было принято среди сотрудников студии, даже если они работали в разных отделах.

А затем наступил момент, когда американская компания Famous Players Lasky решила сворачивать свое участие в британском кинопроизводстве – в те времена нерентабельном, рискованном бизнесе. Сперва они сдали Ислингтонскую студию другим кинокомпаниям, а потом и вовсе продали ее новооснованной киностудии «Гейнсборо». Наступила новая эпоха. В том числе и для Альмы. Она потеряла работу, осталась буквально на улице.

И вот, когда она уже начала впадать в отчаяние, через несколько месяцев без работы и без всяких перспектив – хотя Альма, как всегда сдержанная и замкнутая, разумеется, не подавала вида, как ей страшно – в один прекрасный день у нее зазвонил телефон. Сняв трубку, Альма впервые услышала на том конце провода его голос.

Она прекрасно знала, как выглядит обладатель голоса. Это был тот самый молодой человек, который ее все время старательно не замечал, смотрел холодно и подчеркнуто незаинтересованно. Целых два года.

– Мисс Ревиль? – спросил скованный, смущенный голос в трубке. – Это Альфред Хичкок. – Ах вот как, он наконец-то собрался представиться. Альма, конечно, давно знала, как зовут ее неприветливого коллегу. А он продолжал:

– Я буду помощником режиссера в новом фильме и хотел бы узнать, не согласитесь ли вы на должность монтажера.

С этого все и началось.

Альфред
Лондон
1899–1923

«Так мы поступаем с непослушными мальчиками».

Альфред Хичкок

Режиссер Альфред Хичкок (в шляпе) на съемках фильма «Жена фермера» (The Farmer’s Wife), 1928

© Wikimedia Commons

Альфред Хичкок, 1939

© Wikimedia Commons

13 августа 1899 года выпало на воскресенье. Конечно, иначе и быть не могло. Ведь этот день войдет в семейную хронику простой британской семьи как день рождения их третьего ребенка, мальчика, которого ждала всемирная слава. Это было единственное воскресенье за всю ее жизнь, как рассказывал Альфред Хичкок много лет спустя, когда его мать не пошла в церковь. Вся родня помнила: в тот день Эмма, мать семейства, не смогла пойти в церковь, и больше никто и ничто никогда и ни при каких обстоятельствах не смогло удержать ее от исполнения этого важнейшего долга. Воскресное утро в церкви было железным правилом, но маленький Альфред начал жизнь с того, что добился исключения.

Когда у лондонского зеленщика Уильяма Хичкока и его супруги Эммы родился сын, век доживал свои последние месяцы. На его исходе, в то самое исключительное воскресенье 13 августа 1899 года в деревне Лейтонстоун к северо-востоку от Лондона, в старинном графстве Эссекс появился на свет Альфред Джозеф Хичкок. Сегодня Лейтонстоун находится в одном из тридцати двух районов Лондона, лондонском боро^[5] Уолтем-Форест. Роды проходили по тогдашнему обычаю дома, в жилых комнатах над лавкой, в доме 517 по Хай-роуд.

Новорожденный, третье прибавление в семье Хичкоков, стал их последним ребенком, младших братьев или сестер у него не было. Он рос тихим и молчаливым.

Всего днем позже на севере Англии, в Ноттингеме, родилась небезызвестная Альма Люси Ревиль – и все долгие годы совместной жизни они будут охотно, с лукавой улыбкой, а Альма еще и со своим характерным задорным смешком, упоминать о том, что родились с разницей всего в несколько часов.

Уильям Хичкок и Эмма Джейн Уилан поженились за тринадцать лет до этого события, в 1886 году; ему было тогда двадцать четыре года, ей всего на год меньше – они принадлежали к одному поколению. Оба были родом из Вест-Хэма, тогда, как и Лейтонстоун, относившегося к историческому графству Эссекс, а не к созданному лишь в 1965 году административному округу Большой Лондон. Молодые венчались в церкви Св. Антония Падуанского в Аптоне по католическому обряду, и лишь в результате этого брака супруги Хичкок вернулись в лоно католической церкви.

Прадед Хичкока Чарльз был простым рыбаком из Стратфорда в Вест-Хэме, его сын Джозеф женился в 1851 году на безработной домашней прислуге Энн Махони, дочери поденного рабочего из Ирландии Сильвестра Махони. Однако брак между Джозефом Хичкоком и католичкой Энн Махони был заключен не в католической, а в англиканской церкви. Так полагалось согласно общественным условностям того времени. Следовательно, изначально Хичкоки были англиканами, а не католиками, как любил в поздние годы рассказывать Альфред Хичкок: «Я из католической семьи, это в Англии уже само по себе экзотика».

У зеленщика Джозефа Хичкока и его Анны родилось девять детей, в том числе отец Альфреда Хичкока Уильям, появившийся на свет 4 сентября 1862 года в Стратфорде. В 1880 году преемником отца в зеленной лавке в Форест-Гейте, в округе Вест-Хэм графства Эссекс стал Джозеф.

Там же, в Вест-Хэме, прошло детство Эммы Джейн Уилан, дочери ирландских иммигрантов-католиков. Отец Эммы Джон Уилан был не только ирландцем и католиком, но еще и полицейским. Это обстоятельство не прибавляло ему популярности среди соседей. Ведь кокни, рабочий класс Ист-Энда, не просто не уважали полицию, а относились к ней с глубоким презрением и насмешкой.

Новобрачные поселились в Стратфорде, где Уильям Хичкок открыл собственную лавку; вскоре у них родился первый ребенок. Это была крайне благочестивая католическая семья, при том что католиков в тогдашней Англии было меньшинство. Супруги Хичкок гордились своим католицизмом и осознанно подчиняли свою повседневную жизнь религии. Каждое воскресенье семья отправлялась к мессе в приходскую церковь Св. Франциска в Стратфорде, даже когда они уже много лет там не жили. Все это наложило на Альфреда Хичкока неизгладимый отпечаток.

С 1896 года семейство Хичкок жило в Лейтонстоуне, в скромном кирпичном домике номер 517 по Хай-роуд; до этого они уже дважды переезжали. Отец, как правило, отсутствовал – зато мать всегда была на месте: «Моего отца никогда не было дома».

Уильям Хичкок был строгим, авторитарным отцом – «он был вспыльчивый человек» – и отвергал любые проявления чувств. Он бдительно следил за тем, чтобы дети росли «как полагается». Все его время было посвящено работе, с раннего утра до поздней ночи он трудился в лавке, на рынке или в парниках за домом.

В доме Хичкоков царила строгость, главным словом здесь было «труд». Труд и вера.

Мать, Эмма Хичкок – человек долга и порядка – всегда была дома, заботилась и беспокоилась о семье. Неудивительно, что Альфред с детства был зациклен на матери. Она его воспитала и решающим образом повлияла на становление его характера. Вся жизнь маленького Альфреда была подчинена матери.

Много лет спустя, в июне 1972 года, в программе The Dick Cavett Show Хич заявит ведушему Каветту на камеру перед полным залом: «Я думаю, что мать напугала меня, когда мне было три месяца. Она сказала мне: „Фу!“ На меня напала икота. И это ей, судя по всему, очень понравилось. Знаете, матери, они все такие. Поэтому в каждом из нас живет страх».

Самое важное тут – последняя фраза, несмотря на то, что с матерью Хичкок был намного ближе, чем с отцом. В большей части его пятидесяти трех фильмов прослеживается этот мотив, это убеждение.

* * *

Маленький Альфред был типичным интровертом. Даже с братом Уильямом, бывшим на девять лет его старше, и со старшей на семь лет сестрой Эллен Катлин, по-домашнему Нелли, он общался нечасто. Маленький Фред, как его звали дома, не был особенно близок ни с тем, ни с другой, ведь они уже ходили в школу, а позже стали жить отдельно от родителей. Так что Альфред рос сам по себе. У него рано возникло ощущение одиночества, непонятости. Он с детства знал, каково чувствовать себя чужим.

«Я был, мягко говоря, необщительным. Я всегда был один». Это самоощущение осталось с ним на всю жизнь, легло в основу его личности. Альфред не играл с другими мальчишками, он стремился к уединению и жил в своем собственном мире. Его строгий благочестивый отец Уильям называл младшего сына «своим маленьким непорочным агнцем» (1-е послание Петра, глава 1, стих 19).

«Я был, что называется, ”хорошим мальчиком”. На семейных встречах сидел в углу и помалкивал, глядел вокруг и наблюдал. Я был таким с самого начала и остался таким и по сей день. Не могу припомнить, чтобы я играл с кем-то из детей. Я занимал себя сам и выдумывал собственные игры».

Альфред замкнулся в собственном универсуме. С самого детства он не склонен был открываться другим людям, для него были характерны недоверчивость и стоическая молчаливая настороженность. Он пронес эти черты характера через детство, юность и в конце концов через всю жизнь. Во взрослой жизни он будет безоговорочно доверять лишь одному человеку – своей жене Альме Ревиль.

О доверии – или скорее все же о недоверии – идет речь и в той легендарной истории, которая, по словам Хичкока, приключилась, когда ему было лет пять. В этом возрасте он обожал кататься по Лондону на общественном транспорте – автобусах, которые были тогда новинкой. Он мог часами изучать расписания автобусов, конок, появившихся в 1906 году электрических трамваев, а также карты городов и даже судоходных линий. Когда в 1939 году он с женой Альмой и дочкой Патрицией соберется в Америку и прибудет в Нью-Йорк, окажется, что он с юности помнил план мегаполиса наизусть.

И вот однажды, во время такого катания на автобусах в 1905 году, он вдруг обнаружил – видимо, дело уже шло к вечеру, чем и объясняется все последующее, – что у него нет с собой денег на обратный проезд. Он пустился в обратный путь пешком и добрался до дому только к девяти часам вечера. Дверь ему открыл отец, всегда такой вспыльчивый. Но тут он не устроил сцены, не отругал мальчика, не пригрозил наказанием. Уильям Хичкок спокойно попросил сына, несмотря на поздний час, сходить в полицейский участок совсем рядом с домом и передать записку некоему мистеру Уотсону. Участковый прочитал записку, которую передал ему ничего не подозревающий Альфред, взял мальчика за руку, отвел в зарешеченную камеру и закрыл там одного на 5 или 10 минут. Ребенок слышал, как захлопнулась тяжелая дверь. Напоследок шеф полиции сказал малышу: «Так мы поступаем с непослушными мальчиками».

Эту легенду о своем тюремном заточении Альфред Хичкок будет рассказывать всю жизнь, почти маниакально, при любой возможности. При этом она всякий раз обрастает новыми подробностями. Некоторые детали варьировались, в том числе продолжительность его пребывания в закрытой камере. Рассказывая об этой детской травме, Хичкок с едва заметной ухмылкой испытующе смотрел на почтительно внимавшего собеседника. Ему явно нравилось участвовать в создании своей легенды.

Даже во время своего предпоследнего публичного выступления, на вручении престижной премии «За выдающиеся достижения» (Life Achievement Award) Американского Института Киноискусства 7 марта 1979 года в Беверли Хиллз Хитч, накачанный лекарствами, с трудом державшийся на ногах, в последний раз рассказал на публику свою любимую историю о полицейском участке.

Быль это или выдумка, точнее, в какой пропорции смешаны в этой легенде поэзия и правда, знал только сам Хичкок. Какое-то реальное зерно в ней должно было быть, ведь он всю жизнь панически боялся полиции, а в его фильмах постоянно появляются полицейские – чаще всего как объекты насмешки – и тюремные камеры, с грохотом захлопывающиеся тюремные двери. К тому же Нелли, старшая сестра Хичкока, на старости лет с непоколебимой уверенностью заверяла всех, что все было именно так, как Альфред рассказывал.