«Проделал я сегодня еще одну штуку – написал Масарику поздравление – и прошение о пособии. Масарик – либерал, но на похороны писателя Аверченко – венок не прислал».

Аркадий Тимофеевич Аверченко венка не получил, однако к Борису Александровичу Лазаревскому президент республики проявил бóльшее внимание. Об этом свидетельствует запись в дневнике от 20 апреля того же года:

«9 часов вечера. Сон или явь? 3000 фр., а не čk от Масарика. <…> Упал на колени и Господа возблагодарил. И как это вышло-то: чуть я ближе к Нему, сейчас и Он ко мне. Это чудо без кавычек. Теперь повезет… <…> 12 ч. ночи. Успокоился. Ночь теплая, не сухая. Много дум. Я счастливец. Это лучше, чем выиграть».

На следующий день писатель говорит о необходимости осознанно расходовать полученные деньги:

«Получив 3000, я две из них спрятал во внутренний карман жилета, а третью начал тратить».

В глубине души писатель осознавал, что три тысячи франков – щедрая, но все же разовая подачка со стороны чужих людей. Его угнетает, что соотечественники проявляют к нему полное равнодушие. Из дневника от 15 мая:

«А русские: Рябушинский грубо отказал, Денисов говорил по-хамски, Коковцов – совал 50 фр. (sic). Все это весьма красноречиво. Дело не обо мне, Борисе Лазаревском, а о писателе русском Борисе Лазаревском…»

И вновь мы видим то самое особое самоощущение «русского писателя» как хранителя и носителя духовного начала. В России Лазаревский издал семитомное собрание сочинений, пытался писать «по-чеховски»: с «деталями» и «психологическим рисунком». Получалось у него это не слишком удачно, большого внимания у читателей книги Бориса Александровича не вызывали, критика также не баловала его своим вниманием. Из объективных достижений Лазаревского: знакомство с Толстым и Чеховым, дружба с Куприным. Но и этого хватило для чувства принадлежности к «избранным».

Центральной организацией, призванной помогать русским писателям, стал Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции. Создан он был еще в 1919 году при деятельном участии русской колонии в США. Константин Оберучев из Америки писал Рувиму Марковичу Бланку о целях будущей организации:

«Дело помощи нуждающимся литераторам и ученым – дело живое и ему нужно отдать максимум энергии: ведь речь идет о спасении русской культуры, которая составляет часть культуры мировой и часть красивую и заметную».

В августе того же года поступают первые средства. Из письма Оберучева Николаю Васильевичу Чайковскому, «дедушке русской революции»:

«Из письма Р. М. Бланка мы узнали, что Вы состоите во главе общества помощи жертвам большевизма. Равным образом из того же письма мы узнали о том, что в Париже, равно как и в других местах, имеются русские писатели и ученые, нуждающиеся в помощи и поддержке. По единогласному решению Исполнительного Комитета “Фонда помощи Нуждающимся Российским литераторам и ученым” постановлено послать в распоряжение Вашего общества одну тысячу долларов. <…> Посылаемые средства могут быть расходуемы, как на выдачу безвозвратных пособий, так равно и выдачу временных беспроцентных ссуд, кому таковые необходимы до приискания работы. Посылая переводной бланк на ТЫСЯЧУ долларов, мы просим Вас уведомить нас в получении таковых, равно как и сообщить в последствии, кому и в каком размере была оказана помощь из этих денег».

Выделенная прописными буквами сумма составляла семь тысяч семьсот франков. Понятно, что на нее трудно было оказать помощь всем создателям «красивой и заметной» части мировой культуры. Но дело сдвинулось. Во многом деятельность Комитета опиралась на опыт дореволюционной работы Литературного фонда. В начале 1921 года утверждается Устав, избирается его руководящий состав. Первый председатель Комитета – Николай Васильевич Чайковский – в свое время боролся с царизмом, затем на севере России с большевиками, а в эмиграции возглавил множество патриотических объединений. Еще в большее количество «русских» организаций Чайковский входил. Вполне возможно, что стремительная деградация подобных структур объяснялась именно тем, что в их руководство внедрялся Николай Васильевич. Когда под его чутким планированием или при его участии очередной проект благополучно умирал, «дедушка» плавно перемещался в новую обреченную организацию. Впрочем, некоторым удавалось выжить. Комитет все-таки занимался реальной работой, и «прогрессивная деятельность» Чайковского не стала для него фатальной.

Первоначально Комитет предполагал оказывать помощь и тем писателям, которые остались в Советской России. Но замысел не был реализован в силу ограниченности средств и ресурсов. За первые два года работы Комитет выдал 238 пособий на общую сумму в 101 334 франка. Средняя сумма помощи нуждающимся писателям составляла чуть более 400 франков. Этого бы хватило на оплату двухмесячной аренды скромной квартиры. Деньги распределялись Комиссией, в которую входили сами писатели и «крупные общественные деятели». К последним относились, например, Виктор Львович Бурцев – знаменитый разоблачитель Азефа, Вера Самойловна Гоц – жена одного из основателей партии эсеров, Илья Исидорович Фондаминский – один из героев нашей книги, Мария Самойловна и Михаил Осипович Цетлины. Писательскую сторону представляли Марк Алданов, Алексей Толстой и Бунин с женой. Не будем забывать, что Вера Николаевна Бунина-Муромцева приходилась племянницей первому председателю Государственной Думы – Сергею Андреевичу Муромцеву, что автоматически делало ее «фигурой» в глазах «прогрессивной» части русской эмиграции. Позже к работе Комитета присоединились Иван Сергеевич Шмелёв, Алексей Михайлович Ремизов, Борис Константинович Зайцев.

Пополнение денежного фонда Комитета определялось третьим пунктом Устава:

«Средства общества:

a) Членские взносы, начиная от 3-х франков в месяц.

b) Пожертвования (деньгами, вещами и т. п.).

c) Предприятия: лекции, концерты, выставки, литературные вечера, постановки пьес, издательская деятельность и т. п.».

Понятно, что 3 франка шли на «канцелярию». Упор делался на пункты «b» и особенно «c».

Из отчета Комитета за 1919–1920 годы:

«В Комитет начали поступать запросы о ссудах не только из Франции, но и из других стран и даже с юга России. Это побудило Комитет заняться в первую очередь приисканием новых средств для удовлетворения все растущей нужды. С этой целью Комитетом, кроме сбора пожертвований был устроен в июне месяце концерт, давший около 20 000 фр.».

Казна комитета пополнялась, как я уже сказал, из трех основных источников: членских взносов, пожертвований, средств, полученных от концертов, новогодних балов, спектаклей, продажи картин.

С 1919 по 1928 год Комитет собрал суммарно 530 023 франка. В том числе от «концертной деятельности» – 364 542 франка. Усредненно на каждый год приходилось чуть более 50 000 франков. Большая часть денег тратились на оказание помощи нуждающимся. Так, в 1926 году Комитет собрал 52 527 франков. На выплату пособий было выделено 41 088 франков – 80 % от собранных средств. Помощь оказана 144 просителям. Средняя сумма выданного – 285 франков. Претендентов на них было более чем достаточно. Комитет засыпали прошениями, ходатайствами, просьбами.

Подчас они составлялись в весьма драматических тонах. В 1922 году Бунин обращается к Чайковскому:

«Дорогой Николай Васильевич,

Ради Бога, пошлите хоть 200 фр. Михаилу Константиновичу Первухину – он очень болеет и умирает с голоду буквально.

Ваш сердечно, любящий

Иван Бунин».

Один из первых подопечных организации – хорошо нам знакомый Евгений Николаевич Чириков – 3 марта 1921 года пишет казначею Комитета Сергею Андреевичу Иванову:

«Многоуважаемый Сергей Андреевич!

Деньги и письмо Ваше от 22 февраля получил. Очень благодарен Комитету за помощь, которая была оказана кстати. Расписку прилагаю.

О 200 фр., посланных Вами в Константинополь, могу сообщить следующее.

13 декабря я с сыном выехал из Константинополя в Софию. Деньги, видимо, пришли после моего отъезда.

15 февраля с. г. я получил письмо от редактора Константинопольской газеты “Press du Jour”, г. Максимова письмо, в котором он, между прочим, упоминал о том, что у издателя газеты, г. Зелюка, имеются какие-то франки, высланные для меня из Парижа.

С тех пор я тщетно добиваюсь получить эти деньги. Ныне узнав, какие это деньги, я послал официальный запрос и требование выслать мне эти деньги.

О результатах сообщу Вам

С совершенным уважением

Евгений Чириков».

Отмечу боевой настрой Евгения Николаевича. Он не просит, не пытается наладить отношение с адресатом, а требует выслать «эти деньги» согласно «официальному запросу». В ноябре 1920 года Чириков покинул Россию весьма драматическим способом, о чем рассказывает в письме дочерям:

«Гога [сын писателя] ехал барином, а я – татарином, в каменноугольном трюме, весь пропитался угольной пылью и вообще хлебнул горя…»

Хотя писатель «хлебнул» горя и «пропитался» пылью, литературная закваска начала века позволила сохранить ему ощущение собственной ценности.

Не забывал о просьбах и Алексей Михайлович Ремизов. 22 февраля 1927 года секретарь Комитета Соломон Владимирович Познер пишет Ивану Николаевичу Ефремову – председателю Комитета с 1926 года:

«Многоуважаемый Иван Николаевич,

Вчера вечером посетила меня С. П. Ремизова, жена Алексея Михайловича, и рассказала, что днем за невзнос денег им закрыли газ. Они теперь крайне нуждаются, так как им сократили пособие в Праге, они получают оттуда всего 375 фр.

А. М. Ремизову у нас дали всего 300 фр., т. е. то же, что мы даем начинающим писателям. Я очень прошу Вас своею властью разрешить выдачу ему 200 фр. (больше боюсь просить, ибо у нас мало денег).

Будьте добры свое решение сообщить мне: я дам А. М. пока из имеющихся у меня, а потом сосчитаюсь с Марией Самойловной».

Через год – 14 марта 1928 года – в Комитет обращается и сам Алексей Михайлович:

«В Комитет помощи писателям и ученым покорнейшая просьба о вспомоществовании в виду моего болезненного расстроенного состояния и медленной работы; буду очень благодарен за вашу отзывчивость.

Алексей Ремизов».

Писатель прожил в таком «болезненном расстроенном состоянии» еще тридцать лет, уйдя из нашего мира в толстовском возрасте. В эмиграции он написал четыре десятка книг, убедительно опровергнув слова о своей «медленной работе».

Некоторые из желающих проявляли «здоровый» аппетит. 20 февраля 1922 года на имя Чайковского поступает прошение от Дона-Аминадо (Аминад Петрович Шполянский) – фельетониста и автора юмористических стихов:

«Глубокоуважаемый Николай Васильевич!

Позвольте обратиться к Вам с покорной просьбой не отказать в добром содействии исходатайствовать от “Комитета Помощи Литераторам” ссуду для меня в размере восьми сот франков единовременно.

Считаю нужным сообщить, что я нахожусь ныне в чрезвычайно трудном материальном положении: на моем иждивении находится моя семья, а заработки мои за последние месяцы сократились и не составляют и половины прожиточного минимума. В Комитет я обращаюсь впервые. Ни в какие другие организации я также не обращался.

Прошу прощения за причиняемые хлопоты. Прошу Вас, глубокоуважаемый Николай Васильевич, верить чувствам искреннего почтения и сердечной преданности».

17 января 1927 Комитет получает письмо от Саши Чёрного:

«В Комитет Помощи русским

Писателям и Ученым во Франции

Литературный мой заработок в настоящее время равняется нескольким стам франков, ни пособия, ни субсидии я ниоткуда не получаю и сверх того должен уплатить совершенно непосильные для меня налоги. Поэтому прошу о выдаче мне ссуды в размере одной тысячи (1000) франков».

Через год – 31 марта 1928 года – поэт вновь обращается за помощью: