Максимилиан подхватил тощую сумку, пошагал на выход. С приятным удивлением отметил, что на душе стало чуть легче. Подействовали ли так слова смотрителя, или просто сработала неспособность долго предаваться унынию, было уже не важно. Пока семья не отомщена, рано закапывать себя в могилу. Просто нужно собраться, привести в порядок мысли. А там, глядишь, что-нибудь и придумается.

Еще недавно ноирантский рынок занимал целый квартал города, выплескивался за ворота и вытягивался вдоль дороги. Сейчас он превратился в пир общипанных ворон на костях падшего великана – еще оставшиеся крупные торговцы предпочитали вести дела из своих домов, заручившись охраной и колдовской защитой, а остальные, в большинстве своем меняющие вещи на еду жители, теснились на Цитадельной площади, поближе к городской страже. Максимилиан, который был на посылках у Крюгера и частенько наведывался на базар, успел примелькаться, обзавестись знакомыми. Слух о том, что он – ученик Скобеля, как тут называли господина главного экзорциста, разнесся быстро, прибавив благожелательности в отношениях. Каждый понимал, что в любой день может стать предметом заботы старого люминарха, а то и его юного послушника.

Впрочем, времена были такие, что радушие и участие заканчивались на расстоянии вытянутой для оплаты руки. Никто не ручался, что отошедшего в сторону покупателя не убьют или не ограбят за кривую монету или за гнилую брюкву, в подворотнях хватало бандитов и просто отчаянных, и отчаявшихся голов. Поэтому, несмотря на день и верный кастет под рукой, Максимилиан выбрал долгий, но безопасный путь домой.

На котором, словно бы случайно, ему повстречался Цапля.

Высокий и худой юноша с несуразно длинными руками и ногами, выскочил из переулка и чуть не упал поперек дороги, подскользнувшись в грязи.

– Эй! – предостерегающе вскрикнул Максимилиан. – Осторожнее!

Цапля устоял, суетливо поправил задрипанный мешок с прорезями, заменявший ему личину, радостно воззрился на мальчика.

– Рэкис! – всплеснул тонкими грязными пальцами. – Вот так встреча!

Из переулка донесся злой заливистый свист, застучали по мостовой каблуки.

– Давай-ка поспешим, – Цапля участливо подхватил под локоть Максимилиана, нервно зыркая в сторону проема между домами. – А то что-то неспокойно мне.

Они легкой трусцой перебежали дорогу и укрылись за кривым палисадником пустого коровника. Вовремя.

На дорогу выскочила троица беспризорников с палками. Закрутили головами, высматривая ускользнувшую добычу. Очень вовремя со стороны спрятавшихся друзей выехал конный разъезд, и троица побежала в противоположную сторону, опасаясь получить по спине плеткой или тупым концом копья.

– Ты домой? – как ни в чем не бывало осведомился Цапля, когда преследователи скрылись за углом. – Так пойдем, чего стоять-то.

Они дружили давно, еще со времен церковного интерната. Цапля был на пару лет старше, в какой-то момент взял под опеку осиротевшего и хворого Авигниса, не дал в обиду местным мальчишкам. А потом, когда Максимилиан попал к Крюгеру, а Цаплю, по достижении пятнадцати лет, выставили на вольные хлеба, уже Максимилиан начал помогать товарищу, благо возможности были. Впрочем, чаще всего та помощь оборачивалась мутной авантюрой, к которым у Цапли был настоящий талант.

– Зачем ты опять к Козодоям ходил? – укоризненно спросил Максимилиан. – Предупреждали же – голову проломят.

– Ой, да ладно, – легкомысленно отмахнулся Цапля. – Это я так, считай, случайно. Пока время было, решил тут рядышком кой-куда наведаться.

– Так уж и случайно?

– Вот тебе Свет Единый, случайно! – Цапля без смущения осенил себя кругом. – Абсолютно случайно вспомнил, что тут днями одна прачка старенькая от малокровия померла. Тихоня, который из гробовой команды, шепнул, что дерюгу у нее чистую видел. А чего хорошей вещи пропадать? А людям польза – я ее в госпиталий отдам, на повязки.

– И чего, нашел дерюгу?

Вместо ответа Цапля задрал рубаху, демонстрируя обмотанное вокруг тощего тела полотно застиранной, но вполне чистой ткани.

– Всё равно, пробитой головы оно не стоит.

– Это голова сейчас ничего не стоит, – философски ответил Цапля, заправляясь. – А тряпку не за монету, так за харчи отдать можно.

Хваткий, но безродный Цапля официально бродягой не считался, работал кем подвернется и жил в рыбацком доме, днями напролет вычищая потроха из улова. Туго приходилось, когда сети оказывались пусты или когда кончался сезон и на озере поднималась высокая волна. Тогда Цапля шел к углежогам или красильщикам, выполняя грязную и рутинную работу. В своей судьбе парень не видел ничего трагичного, принимая трудности как данность и радуясь любым приятным мелочам. Впрочем, по течению он не плыл, стараясь всеми силами улучшить свое благосостояние. Тому потворствовали неусидчивый характер Цапли, лихость, граничащая с безрассудством, и просто-таки кошачье везение.

Впрочем, некоторые его истории на самом деле дурно пахли. Грабить или душегубить Цапля не стал бы, но вот попытаться обчистить один из «мертвяцких» домов, в которых померли все хозяева, – это завсегда. И опасность здесь заключалась уже не только в промышляющих подобным бандитах и шайках беспризорников, но и в причинах, от которых умерли жильцы. А то были и гнилые, ужасные болезни, и кое-что похуже, поселившееся в остывших стенах.

– Слыхал, в лесу, что за клеверным лугом, два пастуха сгинули? – продолжил разговор Цапля.

– Это в каком лесу? – попытался сообразить Максимилиан. – На юге, где ферма Меро?

– Ага, тама! Поначалу овец недосчитались, решили, волки утащили. Пошли искать – и сами пропали. Меро с сыновьями да дядьями на поиски подались, да вглубь не решились идти. Говорят, там какие-то твари поселились, доселе неведомые. Ждут теперь, когда из Башни отряд пришлют.

– Плохо, – отозвался Максимилиан. – Тот лес был из немногих еще светлых. Нам оттуда ягоды привозят, и листья для чая.

– Так Пустоши наступают, – пожал плечами Цапля. – Скоро нигде светло не будет. О, кстати! Ноздря нашелся. Его где только не искали, а он за стеной, в канаве лежал. Говорят, какая-то новая зараза одолела.

Ноздря был еще одним выходцем из интерната и еще одним, не дожившим до шестнадцати. Максимилиан ни с кем из них дружбу не водил, но печальные новости находили его сами. Насколько он знал, из полутора десятков ребят, с кем он когда-то делил один обеденный стол, не стало уже семерых.

Они прошли мимо городского арсенала, где в темной деревянной будке у ворот скучал копейщик. Свернули за угол и чуть не столкнулись с мрачной процессией, тянущейся по улице.

Первым выступал пегий жеребец с попоной в виде светлого диска с расходящимися лучами. Сверху, подбоченясь, восседал примечательный всадник в старом пехотном панцире, обвешанном длинными белыми лентами, с белыми кругами на наплечниках, с ворохом амулетов на шее и руках. На поясе, рядом с мечом в простых деревянных ножнах, болтался скрученный кольцом хлыст с символом Света Единого на темляке. Лицо мужчины закрывало снятое с рыцарского шлема забрало, закрепленное на голове кожаными ремнями, в стороны торчали редкие островки седых волос.

Всадник свысока поглядывал на жмущихся по сторонам прохожих, ехал важно и неторопливо, наслаждаясь произведенным впечатлением.

За ним топал послушный мул, запряженный в низкую телегу. На козлах, за спиной сгорбленного возничего, сидели две, с виду одинаковых, девочки в светлых платьях, в пушистых овечьих плащах и в покрытых мелом деревянных совиных масках. У их ног шевелилось человеческое тело, туго замотанное в ловчие сети.

Судя по хрипам и жалобным завываниям, пленник выбился из сил и теперь лишь покорно реагировал на удары и тычки идущих рядом с повозкой мужиков. Мужики – числом пятеро, как один квадратные, плечистые, в стеганых куртках с нашитыми белыми лентами и в деревянных масках из дубовой коры, размахивали над головой трещотками и дубинками, потрясали рогатинами. И друг за другом орали, отвешивая тумаков пленному:

– Темный тут! Темного поймали! Именем Света!

Мальчики пропустили процессию мимо, пропустили шагающих следом зевак. Максимилиан ощутил на себе долгий взгляд девочек-сов, цепкий и колючий. Стало неуютно, он даже отвернулся, словно мог оборвать эту неприятную связь.

– Ох, не повезло кому-то, – прокомментировал Цапля, кивая в сторону повозки. – Белый Грокк с сестричками Дилан доведут дело до конца.

Он вытянулся и задергался, показывая, как бедолага корчится на костре.

Максимилиан ткнул его в плечо, призывая оставить дурацкие шутки, ответил:

– Они парня на прошлой неделе зарубили, помнишь? Сами потом сказали, что ошиблись.

– А чего он яблоки закапывал? Мало того, что харчей и без того мало, так еще и яблоки – символ Единого! Так только темные делают!

– Яблоня соками с Пустошей напиталась, – парировал Максимилиан. – То уже не харчи были, а смертельный яд.

– Откуда знаешь? – живо поинтересовался Цапля.

– Светочей Дамас сказал, он потом ходил в ту часть сада, смотрел, проверял. Негоже, когда такие, как Грокк, занимаются чужой работой. Только всё портят. А невиновные страдают.

Цапля с сомнением замычал, протянул:

– Ну, не знаю. Коль он за одного невиновного двух темных поймает, так уже польза.

– Я посмотрю, как запоешь, когда он тебя схватит.

Цапля аж подпрыгнул, возмущенно развел руками:

– А меня за что? Я в Свет Единый верую, все каноны исполняю. За меня кто хочешь поручиться, хоть тот же Дамас. Или ты.

Максимилиан промолчал, не желая объяснять товарищу, что до поручителей дело может и не дойти. Впрочем, Цапля и так это знал, просто ему было удобнее не думать о подобном.

На перекрестке Дровяной и Сливной в нос привычно ударила густая вонь гнилых овощей, дешевой браги и нечистот. Здесь располагался прокопченный кабак с широкой массивной дверью и заколоченными окнами. Здесь горожане с ночи до утра пропивали последнее и заливали тяжелую долю горькой настойкой. Сейчас заведение еще не работало, и мальчишка-полотер выметал на улицу грязь и очистки. А за углом уже терпеливо дожидались поникшие головами гуляки на неверных ногах.

– Тут мужики говорили, что мятежники Лопас захватили, – вдруг вспомнил Цапля. – Слышал чего?

Максимилиан слышал: о наступлении с юга армии мятежников говорили уже давно. Чуть больше года назад два барона земель Ксарит, вроде как из числа дальних императорских родов, отказались принимать власть Тригмагистрата, заявив, что «сборище напыщенных стариков» им не указ. Сначала отказались платить налоги и давать людей для легионов, потом выгнали всех стоунгардских чиновников, а по слухам, кого-то и повесили. Заявили свои права на сопредельные земли и разбили небольшой имперский гарнизон, отказавшийся перейти на сторону мятежников.

Это восстание поставило Ноирант в очень сложное положение. Провинция оказалась отрезана от остального Серпа, зажатая между Лунными Пустошами и жаждущими крови и золота соседями. От перспектив быстрого завоевания пока что спасали сложный рельеф местности, мешающий полномасштабному вторжению, небольшое, но закаленное в пограничных сражениях войско и сам город-крепость, способный создать немало проблем для штурмующей стороны. До недавнего времени ксаритские мятежники ограничивались грабежами ближайших деревень да разбойничьими рейдами вдоль торговых дорог. Но поскольку Тригмагистрат не спешил с походом возмездия, осмелевшие ренегаты приступили-таки к захвату ноирантских земель. Как скоро они дойдут до стен самого города, оставалось вопросом времени. И будет ли кому оборонять Ноирант, коль прежде защитников скосят голод, болезни или твари из Пустошей?

– Ничего страшного. Скоро легионы окружат Ксарит с юга и запада, – со всей убежденностью сказал Максимилиан. – Разобьют армию мятежников как гнилой орех. Недолго ждать осталось.