У камина, в креслах друг напротив друга, сыто потягивали трубки мастер Крюгер и его старый товарищ, изредка захаживающий в гости – почетный судья Артариус. При появлении ученика мужчины прервали разговор, судья приветственно приподнял бокал с вином. На нем была дорогая полумаска из толстой красной кожи, на длинных седых усах мерцали бордовые капли.

– Господин судья, – юноша вытянулся, коротко кивнул, приветствуя гостя.

Тот чуть кивнул.

Максимилиан повернулся к Крюгеру.

– Господин учитель, я вернулся. Будут ли для меня какие-то указания?

– Да, будут, – сухо ответил ментор. – К нам пожаловали мой друг со своей юной подопечной. Пока у нас тут беседа, займи чем-нибудь нашу гостью.

И добавил, словно улавливая желание ученика:

– Поешь потом.

Максимилиан машинально ответил:

– Хорошо, господин учитель.

А сам посмотрел по сторонам, пытаясь понять, о ком именно говорил Крюгер.

– Лотти! – громко позвал судья, перегибаясь через ручку кресла. – Где ты? Подойди, девочка моя!

За спиной Максимилиана раздался тихий шорох, будто ветер перевернул страницу книги. Мальчик повернулся на звук и больше не смог отвести взгляд, застигнутый врасплох восхищением.

Девочка казалась самым прекрасным существом, что он видел за последнее время. Тонкая, хрупкая, в длинном платье цвета топленого молока, с поясом из голубой ленты и бантом позади. Воистину солнечные волосы цвета спелой пшеницы завивались в ниспадающие на худые плечи кудри. Лицо закрывала тонкая шифоновая вуаль золотистого цвета, удерживаемая двумя маленькими серебристыми заколками и тонким серебристым кольцом вокруг шеи.

Девочка сделала небольшой книксен Максимилиану и, оставив легкий цветочный аромат, подошла к судье. Замерла, сложив руки за спиной и покорно опустив голову.

Солнечный зайчик в темном лесу! Яркая певчая птица среди ворон!

Максимилиан вдруг почувствовал себя неподобающе одетым, неопрятным, неухоженным. Он смутился, щеки его зарделись. Порадовался, что на нем маска.

– Моя Лотти, – довольно оскалился Артариус. – Услада для глаз, не правда ли?

Максимилиан машинально кивнул, поздно сообразив, что вопрос предназначался не ему.

– Отрадно, что у вас такие хорошие прачки, – по-своему отреагировал Крюгер. – Я неделями в одном хожу, лишь бы не отдавать вещи этим белоручкам из вистарок. Они не то что пятна застирать, дыру заштопать не умеют!

– Вашими молитвами, дорогой Август, – принял похвалу судья. – Только моя племянница не только одеждами видна. Лотти для своих пятнадцати годков необычайно умна и эстетически развита. Она прекрасно музицирует, поет и рисует.

– Вы меня, право, смущаете, дяденька, – голос у девочки оказался мягким и нежным. – Мои таланты весьма посредственны.

– Вся в мать, – довольно крякнул судья. – Та тоже образец скромности и почтения.

– А это вот Рэкис, – вяло махнул пальцами Крюгер, не поднимая головы. – Мой, так сказать, подопечный… Впрочем, ты его знаешь.

Максимилиан царапнул пренебрежительный тон учителя, но не подал виду, приосанившись и коротко кивнул.

– Рэкис, покажи юной госпоже сад, – предложил Крюгер. – Или вид из окна…

Судья вежливо рассмеялся, взглянул на Максимилиана:

– Ступайте, юные души. Мы тут пока с господином главным экзорцистом партейку-другую раскидаем.

Максимилиан вновь кивнул, повернулся к девочке, сделал приглашающий жест. Девочка согласно кивнула и пошла к выходу из зала.

Они не проронили ни звука до самого сада, расположенного на заднем дворе дома. Лотти шла неторопливо, позволяя Максимилиану открывать перед ней двери и указывать путь. А мальчик попросту не знал, с чего начать разговор. В его недолгой жизни было всего несколько девчонок, с которыми он общался – двоюродные сестры-близняшки с несносным характером и писклявыми голосами, угрюмая дочка поварихи в Стоунгарде и совсем мелкая немая пигалица, попрошайничающая возле библиотеки и смешно радующаяся, когда Максимилиан приносил ей объедки с обеденного стола.

Лотти была другой, и в ее присутствии Максимилиан испытывал странное, непреодолимое смущение. Он отчего-то боялся произвести плохое впечатление, ляпнуть какую-нибудь глупость или чем-то обидеть девочку.

Он видел ее впервые, но уже боялся не понравиться. Как такое возможно? Почему?

Они вышли на улицу, на небольшой островок зелени, зажатый глухими стенами домов и внутренней стеной храма Ордена Фурадор. Несколько яблонь, на которых уже начинали желтеть листья, несколько розовых кустов, закольцованная песчаная дорожка и маленькая беседка с лавочками – вот и весь сад. Максимилиан не видел в нем ничего интересного, поэтому даже не знал, что тут можно показывать.

– Это наш сад, – глухо пробубнил он, застывая в мысленном смятении.

Что делать дальше?

Лотти прошла вперед, подметая подолом опавшую листву. Осмотрелась, будто стояла в центре какого-то громадного зала, подняла руку и тронула пальцами свисающую ветку дерева. Произнесла вдохновенно:

– Как красиво.

Максимилиан удивленно окинул взглядом сад, будто мог что-то не заметить. Неопределенно пожал плечами.

– Я беру уроки изящных искусств у госпожи Мариэллы, – продолжила Лотти. – Она учит, что прекрасное есть во всем, нужно только увидеть.

Максимилиан чуть было не сказал, что самое прекрасное в этом саду – это Лотти, но вовремя прикусил язык, покраснел от собственных мыслей, ответил невпопад:

– Мне нравится беседка.

Девочка отпустила ветку, повернулась к нему. Максимилиан отвел взгляд.

– У вас интересное имя, – сказала Лотти. – Что оно означает?

Максимилиан не был готов, что речь зайдет о нем. Замешкался, ответил:

– Рэкис? Ну, это на языке нагов. Означает «рок, судьба».

Девочка удивилась:

– Вот так? Любопытно. Очень звучное и странное имя – Рэкис. Будто раскаты далекого грома.

Мальчик зачем-то пояснил:

– Это не настоящее имя…

– Конечно, ненастоящее! Использовать настоящее имя с незнакомцами очень легкомысленно! – уверенно произнесла девочка.

– А что означает имя Лотти? – решил поддержать беседу Максимилиан.

– Шарлотта, – девочка сделала шутовской реверанс. – Лотти – это сокращение.

– Тоже ненастоящее? – на всякий случай спросил Максимилиан.

– Конечно! – девочка рассмеялась.

Рассмеялся и юноша. Ему вдруг стало легко и весело.

– А вы действительно учитесь на экзорциста? – Лотти пошагала по тропинке.

– Да, – Максимилиан зашагал рядом. – Учусь.

– И скоро станете самым настоящим охотником на призраков?

– Ну, не скоро… И охотой на призраков занимаются гостальеры, а экзорцисты изгоняют паразитов из одержимых людей и предметов.

– Любопытно. А я помогаю Обществу Светлых Дев вышивать для наших воинов платки и знамена.

– Общество Светлых Дев? – переспросил Максимилиан.

Он о таком никогда не слышал.

– Да, в Калинтине. Это далеко, на юге.

Насколько Максимилиан помнил, Калинтина была соседней со Стоунгардом провинцией, вотчиной «хмельных» домов, живущих виноделием. С наступлением Последних дней виноградники начали хиреть, плоды больше не наполнялись солнечным соком, становились невыносимо кислыми.

– Бывали там, Рэкис? – спросила Лотти.

– Нет, но я жил в Стоунгарде вместе с семьей.

– Любопытно. Чем ваша семья занимается?

– Занималась. Отец служил в Ордо Радиус^[16], мать вела хозяйство. Они, и брат, погибли несколько лет назад.

Девочка охнула, прижала тыльную сторону ладони к лицу.

– О, простите меня великодушно! Я не знала!

Она потянулась к Максимилиану и тронула его за запястье.

– Мне так вас жаль, бедный Рэкис.

Максимилиан благодарно качнул головой, но решил сменить тему, не желая бередить болезненные воспоминания.

– А как вы оказались в Ноиранте? – спросил он. – Это довольно далеко от Калинтины.

Вуаль хоть и скрывала лицо девочки, но сквозь нее был виден изгиб губ и движение ресниц. И как сумел понять Максимилиан, вопрос почему-то опечалил ее.

Впрочем, голосом Лотти себя не выдала:

– Семейные обстоятельства, – как ни в чем не бывало ответила она.

И тоже сменила тему:

– Дядя сказал, что вы бывали в Пустошах. Расскажите, это страшно любопытно! Правда, что там живут птицы, что летают наоборот?

Они гуляли по саду почти до вечернего колокола, болтая обо всем на свете. Шарлотта так много знала, так по-взрослому рассуждала, что Максимилиан порой ловил себя на мысли о собственной незрелости. Девочка даже позволила себе несколько нравоучений, к примеру, указав на то, что на улице похолодало, и что он, как истинный рыцарь, мог бы предложить ей свою куртку или что-нибудь из дома.

Максимилиан тут же принялся грызть себя за нерасторопность, но воспринял слова новой знакомой с благодарностью, принимая их как совет, а не укор.

Время пролетело незаметно, он даже ни разу не вспомнил о собственном голоде. Он впервые за долгое время мог говорить с кем-то на том языке, к которому привык в Стоунгарде. Будто бы и не было грубости и скабрезности, заполнивших его нынешнюю жизнь, а была лишь смешливая и светлая девочка, разговоры о книгах, картинах, путешествиях и высоких порывах.

Когда Лотти позвали, Максимилиан вдруг понял, что отчаянно не хочет, чтобы она уходила. Испугался, что как только ее светящаяся фигура исчезнет за порогом, он ее больше никогда не увидит. Подался вперед, ведомый отчаянием и надеждой, позволил себе коснуться локтя девочки.

Она обернулась. Улыбнулась.

– Давайте дружить, – выдохнул Максимилиан.

– Давайте, – просто ответила девочка и скрылась вслед за пьяно покачивающимся судьей Артариусом.

А Максимилиан остался, глупо улыбаясь. И даже новые нападки бабы Абы, нудные понукания ментора, вернувшаяся боль и отвратительная горечь «бессонных» трав не смогли в тот день отнять у него поселившееся в душе пушистое и теплое счастье.

4

Максимилиан уже давно не видел снов. Во снах обитали чудовища, неумолимые охотники, вылезающие из самых глубоких и темных миров. Во снах душа попадала в их владения, и горе было тому, чье истинное имя они знали, чье лицо видели.

Максимилиан уже бывал во власти чудовищ. Они знали его имя, видели лицо.

Когда-то, в Пустошах, ему вшили под лопатку самоцветный оберег, ловушку для паразитов. Без него Максимилиан не смог бы пересечь мертвые земли. Камень сражался до последнего, скрепляя плоть и душу тончайшими ростками, всё сильнее и сильнее подвергаясь темному вторжению. Хороший камень, подаренный капитаном Равсом. Только его не успели вовремя извлечь, и он треснул от переполнивших его паразитов, начал отравлять своего юного хозяина. Уже после его вырезал светочей Дамас, и Максимилиан очень долго приходил в себя, балансируя на грани жизни и смерти. Но, должно быть, вычистили не всё, раз до сих пор не прошли боли, не исчезли странные видения.

Максимилиан свыкся, научился терпеть и глушить боль в особенно тяжелые дни. С пугающим удивлением осознал, что порой может видеть темных сущностей, скрытых от чужих глаз. Понял, что приобрел некий иммунитет к пытающимся захватить его тело призракам.

Но сны – в них душа путешествовала обнаженной, без амулетов и оберегов. Там не было никакой защиты от вьющихся тварей, и если спящий не озаботился дополнительными мерами безопасности, то очередной кошмар мог запросто закончиться безумием или одержимостью.

Поэтому Максимилиан, как и прочие освободившиеся от власти темных сущностей, вынужден был постоянно пить горький «бессонный» отвар, разбивая ночи на череду беспамятства и пробуждений. Всё ради того, чтобы не видеть сны.